Нора не стала спорить с подругой, поняв, что у той на почве материнской любви пропала адекватная оценка реальности. Многие женщины, прижимая к груди бело‑розовое крохотное существо, проходят эту стадию, потом, через какое‑то время, трезвость рассудка возвращается к ним, но Соня сохранила «розовые очки» навсегда.
О сыне она говорила только в превосходной степени: самый умный, красивый, талантливый, воспитанный, душевный, заботливый…
Больше перечислять не стану, потому что не хватит книги, чтобы сообщить о достоинствах Николаши. Уверенность матери в исключительности сына не могло поколебать ничто, и Соня хотела, чтобы все окружающие относились к нему так же, как она.
Когда воспитательница детского сада не дала Коленьке роль в новогоднем спектакле, разгневанная мать явилась выяснять отношения.
– Но у нас музыкальная пьеса, – отбивалась Марья Ивановна, – с пением и танцами.
– И что? – побагровела Соня.
– У Коли нет ни слуха, ни голоса…
Разъяренная Соня кинулась к заведующей, потом в отдел народного образования, затем в горком партии. Она добилась своего. Марью Ивановну уволили, а Коленька стал исполнять во всех постановках главные роли.
– Вот видишь, – удовлетворенно сообщила Соня Норе, – какие дряни попадаются среди тех, кто работает с детьми! Зажимала моего Николашу, зато теперь его справедливо оценили.
Нора всегда говорит людям правду в лицо, поэтому ответила подруге:
– У мальчишки пока талантов не видно, просто в садике боятся твоего вздорного характера.
Соня промолчала. Нора единственный человек, которому позволялось критиковать Коленьку.
В школе словно из рога изобилия посыпались проблемы. Оказалось, что Коленька плохо пишет, не слишком бойко рассказывает стихи и отвратительно решает задачки. Он сменил пять учебных заведений, пока Соня не нашла такое, где преподаватели ставили детям пятерки просто так, не учитывая качества приобретенных ребятами знаний.
В двенадцать лет Соня отправила Николашу учиться живописи. В музыкальную школу его, несмотря на все усилия матери, не приняли, впрочем, в балетное училище тоже. Сначала Соня приуныла. Она‑то видела сына на сцене, среди рукоплещущей толпы, за роялем или со скрипкой в руках, на худой конец исполнителем роли принца в «Лебедином озере», но педагоги, как один, заявляли:
– У ребенка нет данных.
Погоревав пару дней и рассказав Норе, какие омерзительно предвзятые люди занимаются отбором детей для профессиональной сцены, Соня утешилась и обратилась к живописи. Николаша начал ходить в небольшую платную студию, расположенную в подвале одного из домов. И с этого момента Соня просто потеряла разум.
– Гениальный рисовальщик, – нахваливала она всем гостям сына, – вы только посмотрите!
Слабо сопротивляющихся приятелей хватали за руки и вталкивали в гостиную, стены которой были увешаны полотнами в дорогих резных рамах.
– Какая композиция, перспектива, краски… – восхищалась Соня.
Гости смотрели на листы ватмана, где неуверенная детская рука запечатлела елочку, кособокий домик, горбатую корову, и робко произносили:
– Потрясающе!
Вот так они и жили, Соня с Николашей. Паренек получал все, что хотел, у него у первого среди приятелей появился компьютер, музыкальный центр, мобильный телефон. При этом учтите, что зарплата преподавателя вуза, пусть даже и кандидата наук, очень маленькая, и Сонечке приходилось заниматься репетиторством, чтобы удовлетворить потребности избалованного сынули.
– Вот увидишь, – качала головой Нора, собираясь к Николаше на очередной день рождения, – ничего хорошего из принца не получится. Ты знаешь, что он придумал? Составил список и велел матери обзвонить всех гостей со словами: «Николаю лучше подарить деньги».
– А вы как отреагировали? – улыбнулся я.
– Купила копеечный брелок для ключей, – фыркнула Нора, – по‑моему, это отвратительно, так выкручивать людям руки. Знаешь, Николаша захотел купить автомобиль, вот и решил потрясти знакомых матери. Понимает, стервец, что меньше ста долларов люди постыдятся положить в конверт. Ты бы видел, как он поджал губы, увидев брелочек. – Нора звонко рассмеялась и продолжила: – Небось думал, глупая Элеонора, с ее капиталами, тысячу «зеленых» отвалит. Ан нет, он уже в таком возрасте, когда можно и самому зарабатывать. Брелок ему в самый раз.
Я тяжело вздохнул:
– Вы, наверное, еще не преминули сообщить, что он хорошо подойдет к ключам от «Мерседеса».
– Именно так, – хихикнула Нора, – капризных следует учить.
Но урок не пошел впрок, и на Новый год Соня опять позвонила и заявила:
– Николаше лучше деньгами. Ах, он такой рачительный, такой аккуратный! Все тратит только на дело.
Впрочем, не стоит говорить о парне только плохое. Да, он инфантилен, крайне несамостоятелен, беззастенчиво эксплуатирует материнскую любовь и вряд ли добьется в жизни успеха. Но вместе с тем он очень любит Соню. Когда та заболела и оказалась в больнице, сын ни на шаг не отходил от ее постели. Давил сок из гранатов и моркови, носился на рынок за парной телячьей печенкой. Готовил какие‑то экзотические блюда, чтобы возбудить у мамы убитый антибиотиками аппетит. Правда, деньги он насобирал в долг, и Сонечка, едва оправившись после операции, взяла в два раза больше учеников, чтобы расплатиться с кредиторами.
Еще Николаша не гуляка, он не курит, не пьет, девушками не увлекается. Свободное время проводит у компьютера. Он окончил полиграфический и сейчас подвизается в одном небольшом издательстве художником. Оклад его невелик, все тяготы материального обеспечения семьи по‑прежнему лежат на не слишком крепких плечах Сонечки, но она не жалуется. Она готова день‑деньской носиться по городу, только бы ее сокровище получило на ужин бутерброд с черной икрой. Когда‑то в детстве анализ крови показал, что у Николаши низкий гемоглобин, и Соня взяла за правило подавать парню в кровать бутерброд с икрой. Где она добывала сей продукт в годы тотального дефицита и как расплачивалась за него, для меня оставалось загадкой. Но, несмотря ни на какие коллизии, Николаша обязательно получал лакомство.
Понимаете теперь, в какую истерику впала Соня, когда сын сообщил, что хочет жениться!
Чуева принеслась около полуночи к Норе, упала на диван и забилась в рыданиях. Ей было так плохо, что Нора, перепугавшись, вызвала своего домашнего доктора, который вколол Соне успокоительное.
– Нет, ты только послушай, – всхлипывала она, отпихивая дрожащей рукой рюмку с валокордином, которую я услужливо пытался ей подать, – нет, какой ужас!
– Что стряслось? Объясни наконец, – велела Нора.
И Соня наконец рассказала, в чем дело.
Николаша нашел девушку, ужасную особу, настоящую шалаву, без роду и племени. У девчонки есть только одно: редкое имя. Любимую Николаши звали Беата.
– Она сирота, – всхлипывала Соня, – воспитывалась теткой, которая умерла.
– Так это хорошо, – влез я, – у Николаши не будет тещи, огромный плюс!
Но Сонечка не оценила моего здравого замечания.
– Живет сия особа в трущобе, не имеет даже пары сменного белья, зарабатывает копейки, а главное, она старше Николаши, уже была замужем и воспитывает дочь. Ужас! Катастрофа! Я никогда не допущу этого брака!
Через некоторое время выяснилось, что все не так жутко, как казалось вначале.
У Беаты есть собственная квартира, правда, крохотная, однокомнатная, расположенная в одном из самых дешевых районов Москвы – Капотне. Но Соня с Николашей обитают в Бескудникове, в панельном доме улучшенной планировки.