Мне стало не по себе.
– Я не знала.
– Ничего, – махнула рукой девочка, – лицо закрыто, а то, что вы говорите по‑французски, не важно. У нас есть такие выпендрежники, они хоть и местные, но считают немодным по‑пхасски говорить.
Я перевела дух.
– Фу! Почему тогда продавец злится? Вроде он сначала толерантно отнесся к рассыпанным мандаринам.
Девочка захихикала.
– Вы рано на улицу в прикиде выползли, обычно народ после восьми вечера наряжается. Встреча с юнукой обещает счастье. И есть примета: надо угостить грызуна его любимым бени, это…
Я кивнула и показала финик.
– Вот. Я взяла еду.
– Бени надо слопать, – продолжала девочка, – на мой вкус, это дрянь, но многим нравится, а юнука от него в полном восторге. Если вы не проглотите бени, в следующем году продавца одни несчастья будут преследовать. Юнука должен лакомиться бени, иначе его побить могут. Ну, в смысле, человека в его костюме.
Я покосилась на финик, краем глаза увидела расстроенное и одновременно злое лицо торговца мандаринами и, мысленно перекрестившись, запихнула в рот угощение. Продавец заулыбался.
– Хола! Хола!
– Надеюсь, он доволен, – пробормотала я, – однако бени отвратительно на вкус, ничего более мерзкого я ранее не ела!
– Хола! Хола! – хлопал в ладоши продавец.
Я на всякий случай помахала ему лохматой лапой и сказала девочке:
– Если он надеется, что я сожру еще одну порцию, то жестоко ошибается.
– Нет, – серьезно ответила девочка, – один человек – один бени, но теперь вам надо помочиться на землю.
Глава 10
Я икнула.
– Что? Прости, не поняла!
– Юнука всегда писает после еды, – пояснила информаторша, – это признак особой радости! Если не побрызгаете на асфальт, вас могут побить.
– Не хочу! – возмутилась я. – И как потом разгуливать в описанном комбинезоне? Ну и правила на вашем карнавале! И хороша привычка лупить несчастного юнуку! А если у него плохо работают почки?
Девочка рассмеялась.
– По‑настоящему никто не писает, – сказала она наконец, – в костюме, под хвостом, есть баллончик с водой. Просто нажмите на кнопочку.
Я попыталась изогнуться, потерпела неудачу и разозлилась.
– Не могу достать хвост!
Девочка опять рассмеялась.
– Пупочка в варежках, пошарьте там.
– У меня под пальцами лишь синтетический мех, – ответила я.
– Не может быть, – упорствовала девочка, – Костюм юнука всегда с емкостью. Ладно, я сейчас!
Пару секунд девочка переговаривалась с пхасцем, потом повернулась ко мне.
– Я сказала ему, что вы придурковатая мина, из тех наших, кто только по‑французски разговаривает и из себя европейцев корчит. А еще я наврала, что у вас вода закончилась. Продавец не станет скандалить, но карнавальные правила надо выполнять.
– Каким образом? – с покорностью жертвенной овцы осведомилась я.
– Поднимите правую ногу и скажите «пин‑пин», – велела девочка.
Я с трудом оторвала от тротуара ступню и, ощущая себя героиней пьесы абсурда, прогундосила:
– Пин‑пин. Пин‑пин. Пин‑пин. Ну что, хватит?
Ответа не последовало, я повернула голову. Девочка исчезла, а продавец, поджав губы, собирал раскатившиеся по земле мандарины. Я медленно пошла в сторону универмага и вскоре очутилась перед крутящейся дверью. Встала на резиновый коврик, схватилась за поручень, дверь медленно повернулась и внезапно замерла.
Встала на резиновый коврик, схватилась за поручень, дверь медленно повернулась и внезапно замерла.
– Барсмен бруду, – сказал мужчина, выходивший из магазина и очутившийся со мной лицом к лицу с противоположной стороны «барабана», – бруду фест. Ахей! Ахей! Ахей!
Повторяя это слово, незнакомец ткнул пальцем влево, я скосила глаза и поняла причину, по которой произошла заминка. Конец моего пышного хвоста застрял между створкой и стеной.
– Ахей! – улыбнулся мужчина и вынул из кармана финик. – Бени ам.
И что мне оставалось делать? Я взяла угощение, с трудом проглотила его и постаралась не икнуть.
– Холи! Холи! – захлопал в ладоши дядька.
Поднимать ногу и голосить «пин‑пин» показалось мне невероятно глупым. Я решила отделаться ответными аплодисментами и забила рукой об руку. Раздалось тихое шипение, под ногами разлилась небольшая лужица, очевидно, контейнер срабатывал от хлопка.
– Юнука! Юнука! – завопили малыши лет пяти, они пролезли из магазина к мужчине и стали совать мне финики. – Бени ам! Бени ам!
Пришлось слопать новую порцию еды грызуна и вновь забить в ладоши. Но на этот раз мои пальцы нащупали какую‑то проволочку, и я случайно за нее потянула. В шкуре вспыхнули лампочки, на голове что‑то заскрипело, хвост резко мотнулся в сторону, освобожденная дверь крутнулась, меня вынесло в центр торгового зала, и я увидела еще одного юнуку.
Мой «братик» производил чудовищное впечатление и здорово напоминал новогоднюю елку. Вся его шуба переливалась гирляндой, остроконечные уши на голове то поднимались, то опускались, морда дергалась, словно несчастного мучил нервный тик, хвост изгибался во все стороны, а из‑под нижних лап били ярко‑синие огни. На всякий случай я протянула коллеге лапу и сказала:
– Холи!
Второй юнука повторил мой жест, я почувствовала, как кто‑то дергает меня за ноги, увидела рядом штук пять маленьких пхасцев, заметила их же около собрата и сообразила: я стою перед огромным зеркалом.
– Бени ам, – кричали дети, протягивая мне финики, – бени ам!..
Безропотно проглотив то ли десятый, то ли двадцатый финик, я поняла, что начинаю получать гастрономическое удовольствие от непонятной еды, вот только меня мучила икота и настораживал странный запах, исходивший от бени. Толпа ребят вокруг меня ширилась, я не успевала брать угощение, и тут один из малышей случайно встал на одну из лап моего костюма.
Раздался щелчок, скрип, повеяло странным кислым запахом. Я стояла лицом к зеркалу, увидела, как из пасти маски вырвалась струя дыма, уши встали торчком, и услышала, как из головы полилась песня.
– Холи бени! Ам‑ам! Пин‑пин! Бам‑бам‑бам!
Костюм был снабжен магнитофоном.
Теперь на меня обратили внимание и взрослые. Взявшись за руки, дети и их родители начали водить хоровод вокруг юнуки. Я поняла, какие ощущения испытывает новогодняя елка, но не могла выйти из роли, потому что хорошо запомнила слова девочки о любви пхасцев колотить иностранцев, которые смеют наряжаться в костюм символа острова Пхасо. Что мне оставалось делать? Я хлопала в ладоши, боролась с изжогой, кашляла от дыма, который вырывался из моей же пасти, и старалась не наступить в большую лужу. Похоже, резервуар с водой в карнавальном прикиде был безразмерным.
– Холи! Холи! – орал людской круг.
– Ам‑ам, пин‑пин, – отвечала я, боясь, что таким образом проведу остаток дня и большую часть ночи.
Через десять минут мне захотелось пить, спустя пятнадцать стало понятно: необходимо срочно посетить дамскую комнату.
– Мама, – закричал по‑французски симпатичный кудрявый малыш, – а когда юнуку сожгут?
– В полночь! – проорала в ответ светлокожая женщина в ярком платье.