– Вы обыскивали квартиру Лукашиной? – спросила я.
– Зачем? – поразился Петр Сергеевич. – Дверь слесарь аккуратно вскрыл, замок не повредил. Вошли беспрепятственно, заглянули в комнату, обнаружили хозяйку на диване. Обстановка не криминальная, вещи на месте, следов взлома нет, ниче не побито, не поломано, женщина без следов насилия. Вызвали «Скорую», врачи быстро приехали и увезли вашу Лукашину.
Выйдя из милиции, я села в машину, проехала пару кварталов, нашла клинику и обратилась в справочную.
– Лукашина? – переспросила бабушка в белом халате. – Ступайте на второй этаж, к Родиону Ильичу!
В ординаторской обнаружился только один паренек, весьма юного вида. Я, решив, что это медбрат, спросила:
– Где можно найти Родиона Ильича?
– Слушаю, – ответил мальчишка.
– Мне нужен врач Родион Ильич.
– Я и есть врач Родион Ильич, – без всякого нажима подтвердил юнец.
– Простите, но…
– Вам показать паспорт и диплом?
– Что вы, конечно нет, просто вы очень молодо выглядите, – некорректно высказалась я.
– Это инъекции гормонов обезьян, – не моргнув глазом, заявил доктор. – На самом деле мне восемьдесят пять лет.
– Замечательно. Я пришла узнать о состоянии здоровья Светланы Лукашиной.
Родион потерял улыбку.
– Вы Барсукова? Нина вам дозвонилась?
– Нет, меня зовут Даша Васильева, я коллега Светы, мы обеспокоены ее состоянием и…
– Она скончалась, – перебил меня Родион.
– Когда? – заорала я. – Почему? Кто такая Барсукова?
Парнишка выдвинул ящик стола и подал мне небольшую ламинированную карточку.
– Это было у Лукашиной в кармане платья, – сказал он.
Я быстро прочитала: «Лукашина Светлана Сергеевна, 2 июня 1979 года рождения, прописана по адресу: Бромская, дом 6, кв. 6. Диагноз – эпилепсия. Аллергия на анальгин. В случае смерти сообщить Барсуковой Тельме Генриховне, проживающей по улице Морской, дом 98, корп. 6, кв. 17». Далее шел телефонный номер.
– Эпилепсия, – прошептала я, – вот почему она иногда казалась пьяной.
Родион кивнул.
– Больные часто ощущают приближение припадка, стараются сесть, лечь, но иногда приступ происходит мгновенно. Спровоцировать его, в принципе, может что угодно: громкая речь, моргающий свет, стресс. При всей изученности эпилепсии в ней много непонятного.
– Наверное, Светлана принимала таблетки, – прошептала я.
– Да, естественно, – согласился Родион. – Похоже, у нее был продвинутый врач, вот эта туба тоже лежала в кармане.
Я взяла цилиндр.
– «Спастимигин» [10] .
– Новое, очень дорогое средство, – вздохнул Родион, – у меня мачеха болеет, поэтому я в курсе специальных препаратов. Этот – последнего поколения. Знаете, сколько стоят четыре таблетки?
– Откуда? Конечно, нет.
– Двадцать пять тысяч рублей.
– Ничего себе!
– Говорят, хорошо помогает, – пожал плечами Родион, – но, боюсь, мало найдется больных, способных приобрести эти пилюли. Правда, их хватает надолго. Нужно принимать по одной в неделю, соответственно, тут на месяц.
– А сколько надо выпить, чтобы выздороветь?
Родион искоса посмотрел на меня.
– Вылечиться невозможно, этот препарат помогает, пока вы его пьете, если прекратили – ждите припадка.
Хотя, повторяю, я не специалист в области эпилепсии. Лукашину привезли в больницу, ей была оказана помощь в полном объеме, но она умерла час назад. Мне жаль, но поделать что‑либо было невозможно. Будет вскрытие, но, думаю, ничего нового не выяснится. Хотя вы знаете все обстоятельства?
– Какие? – насторожилась я.
Роман кашлянул.
– После припадка больной может впасть в кому. Это бывает порой с эпилептиками. Обычный человек легко примет такого больного за труп, дыхания почти не слышно, пульс руками не прощупать. В общем, наши бравые менты, войдя в комнату, увидели на диване тело и живо поставили диагноз – смерть. Вместо того чтобы вызвать «Скорую помощь», кликнули перевозку, а там два санитара, не очень трезвые, им какая печаль? Схватили Лукашину, в мешок запаковали – и в морг, хорошо, прозектор сообразил, что женщина жива. Ее тут же к нам на этаж и подняли.
– В милиции мне участковый ни слова об этом не обронил! – возмутилась я.
– Ничего удивительного, – сказал Роман. – Кому охота дураком выглядеть! Хотя, повторяю, немедик может легко ошибиться. Милиция, конечно, нарушила правила, им следовало врача вызвать, а не труповозку. Но какой смысл сейчас воздух сотрясать? Хотя, если б ее раньше привезли, может, и удалось бы спасти.
– В пять часов Света купила пиццу, вернулась домой, потом к ней пришел гость, – вздохнула я, – и вдруг смерть!
– Вы ошибаетесь, – покачал головой Роман, – думаю, припадок у нее случился позапрошлой ночью, а в кому она впала около пяти‑шести утра. В больницу Лукашину доставили поздно вечером, она целый день лежала без помощи.
– Нет, нет, Света ходила в пиццерию! Ее встретила соседка! И Лукашина была бодра и здорова после семнадцати!
– Маловероятно, – стоял на своем Роман, – есть некие физиологические признаки, позволяющие точно определить, что кома наступила рано утром.
Я в растерянности уставилась на врача, а потом прошептала:
– Такая молодая.
Родион вынул пачку сигарет, потом положил назад в карман.
– К сожалению, смерть не всегда приходит за стариками, – сказал он. – Тело можно будет скоро забрать, прозектор не задержит, у нас отличный специалист, выдадим вам все необходимые бумаги. Можете заниматься похоронами. У Риммы, старшей медсестры, есть телефон ритуальной службы, правда, платной, но цена божеская и в конторе у них порядок: один раз отдадите оговоренную сумму и больше никому и ничего не должны. Да, и вещи Лукашиной заберите. Галя! Галя!
В кабинет заглянула отчаянно рыжая девушка, почти подросток.
– Слушаю, Родион Ильич, – почтительно сказала она.
– Отведи… э…
– Дашу, – подсказала я.
– Отведи Дарью на склад и оформи там выдачу, – распорядился врач. – Простите, у меня профессорский обход.
Не успела я моргнуть, как удивительно юный профессор ящерицей выскользнул в коридор.
– Вы родственница Фоменко? – с плохо скрытой жалостью поинтересовалась Галя. – Ой, он такой прикольный был, мы его тут все полюбили.
– Нет, я знакомая Лукашиной.
Галя нахмурилась.
– Кого?
– Женщины, которую вчера привезли. С эпилепсией.
– Ах вот оно что! – протянула Галя. – Пойдемте, склад в другом корпусе.
– Понимаете, я не имею права забирать ее вещи.
– Почему? – удивилась медсестра. – Там ничего особенного: платье и туфли без каблука.
– Вы помните, во что были одеты больные при поступлении? – поразилась я.