Маруська, укутанная в полотенце, сидела на моей кровати, поджав ноги, голова ее была похожа на шлем инопланетянина, волосы прослоены фольгой, и из них торчало нечто, похожее на спицы.
– И чего вы у меня устроились? – устало спросила я, стягивая льняные брючки.
– А где? – пожала плечами Маня.
– Внизу, в гостиной.
– Ну, не знаю, – протянула девочка, – Зайка тут решила, сейчас Ирка все уберет.
Не успела Маня закрыть рот, как в спальню ворвалась домработница. Я ойкнула, голова ее была выкрашена в цвет взбесившегося баклажана, пряди стояли под углом в девяносто градусов и были какие‑то ребристые, странные, словно изломанные. Ирка из вполне симпатичной особы превратилась в персонаж фильма «Звездные войны».
– Ну как? – радостно воскликнула она. – Впечатляет?
– Просто слов нет, – промямлила я, но оказалось, что основное испытание ждет меня впереди.
В комнату, словно торнадо, влетела Зайка. Я онемела. Ее белокурые прядки, еще сегодня утром красиво подстриженные, прикрывающие маленькие ушки и точеную шею, сейчас приобрели цвет, вернее, оттенок, нет, цвет… Простите, никак не могу подобрать слова. Видели ли вы когда‑нибудь перья павлина? Если да, то можете представить, что творилось у Ольги на башке. Во‑первых, она постриглась самым идиотским образом: на макушке «ежик», по бокам более длинные прядки, на лоб падает асимметричная челка, прикрывающая левый глаз. Но даже эта стрижка была бы вполне приемлема, если бы не колер. Каждая волосинка у корня была нежно‑розовой, потом делалась красной, бордовой, лиловой и темно‑синей.
Я в ужасе повернулась к Мане.
– Ты тоже такой станешь?
– Нет, – бодро воскликнула она, – у меня основной тон зеленый!
– Классно вышло, – удовлетворенно заявила Зайка, щупая свою макушку, – завтра съемочную бригаду столбняк хватит. Пошли ужинать.
В столовой уже сидел Кеша, слава богу, его волосы выглядели привычно.
– Слышь, Зая, – сказал наш адвокат, – ты на ночь свет‑то не выключай.
– Почему? – спросила женушка, кладя себе на тарелку половинку отварной морковки и три зеленые горошинки.
– Кровать у окна стоит, – меланхолично пояснил Аркадий, – луна сейчас ярко светит, проснусь ненароком, увижу тебя и испугаюсь.
– Дурак, – прошипела Зайка.
– Да и не один я за сердце схвачусь, – как ни в чем не бывало вещал Кеша, – любой забьется в припадке!
– А вот и нет! – рявкнула Ольга.
Тут в столовую с двумя бутылками пива в руках вдвинулся Александр Михайлович. Он на секунду замер на пороге, потом уронил «Гинес» и взвизгнул:
– Елки‑палки! Это что такое!
– Говорил же, – ухмыльнулся Кеша.
Дегтярев перекрестился.
– Оля! Бог мой! Ну и прическа!
– Молчи, – процедила Зайка, – ничего не понимаешь!
Но полковник все никак не мог успокоиться.
– Ира! А у тебя! Мама родная! Ты лохмы в вафельницу засовывала?
Домработница скорчила гримаску:
– Ну, Александр Михайлович! Вы же совсем в моде не разбираетесь. Теперь мне осколки собирать! Ну отчего бутылки‑то уронили?
– От восторга, – захихикал Кеша.
Зайка треснула мужа по затылку и ушла. Маня, прихватив пару пирожков, кинулась за ней. Ирка, ворча, подбирала то, что осталось от пивных бутылок. Одна Маргоша преспокойно сидела над полной тарелкой. Я посмотрела на ее ужин и ахнула: четыре котлеты, гора макарон с куском сливочного масла, граммов сто, не меньше, полбатона и тазик с салатом оливье, щедро сдобренным майонезом.
Я схватила всю эту красоту, переставила на буфет и спросила:
– Ты похудеть решила?
– Да, – грустно ответила Маргоша, – только очень уж кушать хочется!
– Терпи, это потом пройдет!
– Не могу, умираю прямо.
– Тебе до голодной смерти с таким весом далеко.
– Ой, тяжело, – заныла она, – силы воли у меня нету, может, закодироваться? Говорят, помогает!
Я встала.
– Ты куда? – спросила Марго.
– За телефонной книжкой, – вздохнула я, – позвоню Соне Балуевой, она от ожирения кодировалась, двадцать кило потеряла. Узнаю адрес, и завтра поедем.
– Ничего, – отрезала я, наблюдая, как два чудовища, одно с розово‑красно‑синей, а другое с зелено‑оранжево‑коричневой головой шагают к гаражу, – ни овощи, ни фрукты, ни кефир, только воду можно пить, без газа, минеральную.
– Фу, – скривилась Маргоша.
– Красота требует жертв, – отчеканила я, – будь готова к двум, заеду за тобой на работу.
– Может, мне не стоит худеть? – безнадежно поинтересовалась подруга.
– Надо, – заявила я железным тоном. – Ты хочешь получить Глеба назад?
– Да, – плаксиво протянула она.
– Тогда забудь про жратву. – Я топнула ногой и понеслась к «Пежо».
Времени мало, мне надо успеть съездить к Нинке и как следует поговорить с ней.
Оказавшись у ее ворот, я стала гудеть. Но Супровкина не спешила высовываться наружу, по телефону она тоже не отвечала. Я поглядела на часы – десять утра, может, спит еще? Хотя, насколько я помню, Нина ярко выраженный жаворонок, она легко вскакивает в шесть, а вот улечься норовит сразу после программы «Время».
– Ну чего бибикаешь? – донеслось с соседнего участка. – Совсем ополоумела?
– Вы не знаете, где Нина?
– Нинка?
– Да.
– Соседка, что ль?
– Она самая.
– Супровкина?
– Да!!!
– Нет, не знаю, – ответил дядька и захлопнул окно.
– Вам Нину? – долетело с других шести соток.
– Да.
– Она уехала.
Я вылезла из машины, навстречу мне из калитки вышла тетка в калошах, с тяпкой в руках.
– Нина в город подалась, – сообщила она, – понесло ее в самую жару. Вон, мне ключи оставила, попросила после обеда полив включить.
– В город? – удивилась я. – Зачем?
Женщина оперлась на тяпку.
– Цветы забрать хотела, в горшках. Около девяти вечера вчера и отбыла.
Я удивилась еще больше:
– Разве автобус до станции ходит в это время?
– А она на машине.
– На какой?
Баба пожала плечами:
– Не разбираюсь я в них, огромная такая, импортная, намного больше вашей. Сказала, подружка за ней приехала.
Я быстро перечислила в уме наших общих знакомых. Может, Соня Балуева? У нее «Лендкрузер».