– Извините, – проворковала Лиля, – но, так как вы отказались, мы выставили набор в зале.
– И его мгновенно забрали, – подхватила Олеся.
– Ну не идиотка ли я! – чуть не плача, воскликнула Вика. – Такой вещи лишилась!
Постояв у прилавка, постоянная покупательница в глубоком разочаровании ушла.
– Может, надо было ей отдать, – протянула Лиля.
– Ты чего! – воскликнула кассирша. – Сколько бы она отстегнула?
– Ну… долларов сто, – ответила Олеся.
– Во! А так сколько получим?
Продавщицы молча стали протирать витрины. И ежу ясно, что пять тысяч лучше, чем одна сотня.
Но через некоторое время выяснилось, что девушки зря ожидали крупного куша.
Спустя четырнадцать дней кассирша заявила:
– Девчонки, не убивайте меня! Клиентка не придет!
Лиля чуть не заплакала от досады.
– Выставляйте на продажу, – «позволила» кассирша.
Олеся, поджав губы, вытащила коробку и запихнула чашечки под стекло.
– Что же вы не позвонили Вике? – спросила я.
– Да неудобно показалось, – пробормотала Олеся, – сначала сказали, что продали, а потом, вот он, пожалуйста. Глупо выглядеть не хотели.
– А дальше что?
– Ничего. Только последний предмет установили, мужик этот пришел и забрал, никаких чаевых мы не получили. Вот ведь дрянь какая!
– Кто?
– Да Алиска, кассирша, зачем просила придержать сервиз, если клиентка такая? Мы только в случае, когда человек абсолютно надежный, вещи прячем.
– Как звали кассиршу? – медленно спросила я.
– Алиса.
– А фамилия?
– Не знаю.
– Кочеткова, – сказала Лиля, выныривая из служебных помещений, – вот ее домашний телефон.
Я схватилась за прилавок, ощутив легкое головокружение. Алиса Кочеткова, сотрудница НИИ, где изучают яды, она же попросила жадную Майю оформить кредитку. В голове мигом выстроилась линия. Алиса работает в антикварном кассиром, видит, что Вика отказывается от сервиза, и моментально бежит кому‑то звонить.
Кому? Клиентке? Маловероятно! Это какой же расточительной особой надо быть, чтобы давать подобные чаевые! Нет, никакой дамы, отдыхающей в Испании, не было, Алиса звонила «режиссеру» спектакля!
Внезапно Хучик, сидевший на прилавке, начал беспокойно ерзать и скулить, мопсу явно надоело в душном магазине, ему хотелось в Ложкино, на мягкую раскладушку, стоявшую в тени раскидистой ели.
– Ой, наверное, кушать хочет, – забеспокоилась Олеся.
Порывшись в ящике, она добыла карамельку и протянула мопсу.
– На, пупсик!
Хучик шарахнулся в сторону, налетел на стоявшее здесь же блюдечко и уронил его. Легкая фарфоровая вещичка рассыпалась на осколки. Хуч взвизгнул.
– Что с ним? – воскликнули девушки. – Ой, его тошнит? Маленький, бедненький, у него, наверное, солнечный удар.
Причитая, девчонки вытерли прилавок. Я стала осторожно собирать осколки и внезапно поняла, что случилось с несчастным мопсом. Разбитая тарелка!
Вчера Федор, проводя сеанс раскодирования Зайки, зачем‑то в самом конце швырнул о пол керамическое блюдечко. Рароэнтолог не заметил Хуча, попал прямо в него, и… мопс закодировался! С ним произошло то же самое, что и со мной. Федор, наверное, на самом деле обладает каким‑то даром с кривым действием! Его заклинания поражают тех, кто случайно оказывается рядом!
Глава 23
По дороге в Ложкино я притормозила около магазина, где всегда делаю покупки и где кассирша, великолепно зная меня, не требует паспорт.
Следует немедленно искать продукты, которые мы с Хучиком способны съесть!
Притащив пакеты на кухню, я обнаружила, что в доме никого нет. Ирка с Катериной отправились на рынок. Наша кухарка великолепно готовит и любит сама покупать мясо с рыбой. Одна беда, Катерина не умеет водить машину, поэтому, когда приходит пора пополнять запасы, Ирка, весьма бойко управляющаяся со своими «Жигулями», служит у поварихи шофером. Кеша и Зайка, естественно, были на работе, Маня пропадает в Ветеринарной академии, оставалось непонятным, куда подевались Федор и Марго, но мне, в конце концов, наплевать на них, займусь собой и Хучем.
Выгнав остальных собак вкупе с кошками в сад, я притащила мопса на кухню, усадила в кресло у окна и сказала:
– Понимаю, что тебе не слишком хорошо, мне, впрочем, тоже. И потом, не могу же я всю оставшуюся жизнь ходить в вещах, купленных в магазинах для младенцев? Выхода у нас с тобой нет, сейчас обязательно начнет тошнить, но нужно методом тыка выяснить, что мы с тобой, два несчастных зомби, способны проглотить!
Хучик вильнул скрюченным хвостиком.
– Отлично, – кивнула я, – консенсус достигнут. Итак, начинаем.
Вскоре кухонный стол был завален лоточками, принесенными из супермаркета. Я купила по сто граммов всего: велела отрезать от каждого батона колбасы и бруска сыра, прихватила невероятное количество стаканчиков йогурта, консервных банок и готовых салатов.
Начали мы с сыров. Хуч, еще позавчера обожавший «Эдам», сегодня, когда я подносила к его морде ломтики, порывался убежать. Потом обнюханный им и отвергнутый кусочек пыталась слопать я. Спустя десять минут пришлось констатировать – не только «Эдам», но и «Маасдам», «Родамер», «Ольтермани», «Рокфор», «Дор блю» и прочая, прочая вызывают у нас приступы тошноты.
Бедный Хучик свалился в кресле и закрыл от ужаса глаза, он даже не желал видеть сыр.
Решив не сдаваться, я принялась за колбасу. «Докторская», «Любительская», карбонат, ветчина, рулет, грудинка, корейка, сосиски, сырокопченый балык, сервелат, «Брауншвейгская»… Ничто не заставляло мопса даже пошевелиться, а я постоянно сглатывала катающийся в горле комок.
Сами понимаете, что масло, йогурты, булочки, конфеты и содержимое разнообразных консервных банок были подвергнуты остракизму.
С кружащейся головой я свалила продукты в миски Банди, Снапа, Черри и Жюли, потом позвала собак. В мгновение ока харчи были уничтожены без остатка. Я налила себе чаю, бросила туда сразу четыре куска сахара, выдавила пол‑лимона и села в кресло возле Хуча. Ситуация становится опасной. Правда, мой вес упорно продолжает оставаться на прежней отметке: сорок килограммов, самочувствие отличное, бодрость исключительная, нигде ничего не болит, но сколько времени я сумею продержаться на горячей воде с рафинадом? И что делать с Хучиком? Два‑три дня поголодать ему не страшно, только на пользу пойдет. Мопс слишком тучен, и Дениска с Маруськой не раз пытались посадить его на диету. Но инициатива всегда заканчивалась одинаково. Вечером, уставившись в миску, где поплескивала небольшая лужица обезжиренного, страшно полезного кефира «Био‑макс», Хуч начинал рыдать. Никакие уговоры, типа: «Скушай, миленький, это очень вкусно», – на него не действовали. Наблюдая, как Маша и Денис, заливаясь соловьями, подсовывают ему тару с молочно‑кислыми продуктами, Хучик плакал все горше. В конце концов сердца ветеринара и подмастерья сжимались, и мопс получал двойную порцию каши, ни разу нам не удалось лишить его калорий. Так что, может, и неплохо, что он сейчас от всего отворачивает мордочку, только вот возникает вопрос: а как поступить, если Хуч, как и я, вообще больше никогда не захочет принимать пищу? Ставить ему капельницы с глюкозой?
Я осторожно глотнула остывший чай.