Да и видела Марина Бекки всего несколько раз, семейные застолья у Туровых не были приняты. Коваленко даже не знала, есть ли у любовника еще родственники, кроме матери и дочери. Из случайных оговорок ей показалось, будто у Бекки имеется сестра, но это были именно случайные оговорки. Стоматолог не расспрашивала Турова, а Олег вовсе не горел желанием вести долгие беседы о своем генеалогическом древе. Впрочем, он не интересовался и родными Марины.
Бекки тоже не лезла к любовнице сына с дружбой. Она работала по‑прежнему проводником, а в свободное время бегала по подружкам, тусовалась безостановочно, и не только выглядела молодо, но и вела себя так, словно была одногодкой своей внучки Алисы. Никаких неприятностей мамуля любовника Марине не доставляла, а вот его дочка! Она стала настоящей проблемой.
Алиса появилась на свет в результате скоропалительного студенческого брака Олега. Ни Туров, ни его девушка Ира не собирались расписываться и уж тем более заводить детей. Но глупая Ирина, однокурсница Олега, сообразила, что беременна, чуть ли не накануне родов. Она была полной, любила хорошо поесть и растущий живот просто не замечала.
Пришлось ставить штамп в паспорте. Неизвестно, как бы сложилась жизнь пары, но Ира из роддома не вернулась – у беззаботной толстушки обнаружился порок сердца, ей нельзя было ни беременеть, ни рожать.
Как врач, Марина Семеновна понимала, что из Алисы не могло вырасти ничего хорошего, с генетикой не поспоришь, а у дочери любовника наследственность была подпорчена со всех сторон – ее бабушка Бекки, отвязная дама непонятного происхождения, отец Олег рожден невесть от кого, мать Ирина, безголовая особа, не думавшая ни о чем, кроме собственного удовольствия. Ну какой цветок мог вырасти на подобной клумбе? Вот и получился репейник.
Алиса существовала сама по себе. Бекки моталась по городам, Олег учился, девочку воспитывали любовницы отца. Результат не замедлил сказаться: в дневнике дочери были одни двойки и замечания. Десятилетку Алиса не закончила, пошла в медучилище, и там, по непонятной причине, оказалась вдруг на хорошем счету.
Марине Семеновне Алиса нравилась еще меньше, чем Бекки. Девочка слишком ярко красилась, курила, смело вступала в разговоры со старшими и постоянно тиранила отца просьбами о деньгах. Подруги у нее были соответствующие, из общего ряда выбивалась лишь Наташа Фомина.
Марина Семеновна была удивлена, когда узнала, что ее постоянная пациентка, дочь Виктора и Ксении, дружит с Алисой. Кстати, именно благодаря Наташе Марина и познакомилась с Олегом. Один раз девушка пришла в неурочный час и привела к стоматологу Алису – у той раздувался флюс.
– Помогите, пожалуйста, – попросила Ната, – это моя подруга.
Марина Семеновна провела нужные манипуляции, а потом выяснилось, что у нежданной клиентки нет с собой денег.
– Ой! – воскликнула Ната, когда Коваленко протянула Алисе квитанцию. – Черт! Чем платить будешь?
– Сейчас папе позвоню, – простонала Алиса.
Через полчаса примчался Олег и расчитался за дочь. Потом Туров сам пришел на прием… Дальнейшее понятно. По идее, Коваленко должна была испытывать благодарность к Фоминой и Алисе (не приди они к дантисту, не видать бы последней личного счастья), но Марина испытывала лишь глубочайшее недоумение. Наташа Фомина, девочка из хорошей семьи, умненькая, ухоженная, начитанная, что ее может связывать с оторвой Алисой?
– И что? – в нетерпении перебила я стоматолога.
Коваленко взяла со стола лист бумаги и начала складывать его.
– У вас есть дети? – вдруг спросила она.
– Двое, мальчик и девочка, – решив не вдаваться в подробности, ответила я.
Дантист отложила бумажку.
– Кое‑кто из моих подруг, видя, как я балую сына Диму, предостерегал меня: «Вот привыкнет парень и охамеет».
Только я до сих пор уверена: любовью испортить нельзя. Если вы, конечно, любите ребенка, а не откупаетесь от него. Закрученные гайки хуже открытого крана, рано или поздно давление возрастет и сорвет все преграды. Вот так получилось с Фоминой.
Виктор Сергеевич скользнул по дочери взглядом и не узнал ее. Ничего удивительного: утром ректор проводил на занятия гладко причесанную первокурсницу в строгом, элегантном брючном костюме и белой блузке, никаких следов макияжа на юном личике не было (Ксения строго следила за тем, чтобы дочь не употребляла косметику), а в забегаловку вошла растрепанная девчонка в рваных джинсах и застиранной майке, руки обнажены, грудь наружу, на щеках румяна, на губах помада, ресницы слиплись от туши, в зубах сигарета. Впрочем, окажись строгий ректор внимательнее, он бы мог распознать в оторве‑девчонке родную дочь. Но Виктор Сергеевич был очень занят – угощал симпатичную третьекурсницу молочным коктейлем, специально зашел в дешевое, не подобающее ни его возрасту, ни статусу заведение, чтобы не нарваться на знакомых. Зато столкнулся с Натой, которая, конечно, мигом узнала папу, но вида не подала.
Марина Семеновна собрала обрывки, швырнула их в корзинку и сложила руки на груди.
– У Димы, моего сына, начался роман с Натой. Он не сообщал мне подробностей, но было видно: мальчик влюблен.