Поначалу он не чувствовал усталости, но вскоре мышцы налились свинцом, в глазах поплыли красные круги. Тогда Вася запел. Он был полон энтузиазма и надежды. Пронесет!
— Иннокентий, а не Викентий.
— Прощеньице просим. Вы же доктор. В пятом купе женщина заболела. Совсем плохо бедняжке. Может, глянете.
— О чем говорить, конечно, гляну.
Профессор последовал за проводником.
Немолодая женщина лежала укутавшись одеялом, ее сильно трясло, лицо покрывали капельки пота. Рядом сидела взволнованная девушка.
— Здравствуйте. Я доктор Прянишников. Какие жалобы?
— Вот, доктор, простудилась. Наверное, в окно надуло, — начала докладывать девушка скороговоркой. — Хотя надуть должно было мне, я сидела по ходу поезда.
Профессор пощупал лоб, пульс.
— Температуры нет. Что у вас болит, уважаемая?
— Горло.
И дышать тяжело.
— Какие есть лекарства в поезде? — спросил он у проводника.
— В аптечке стандартный набор. Иод, бинты, аспирин, стрептоцид, анальгин, марганцовка. Больше ничего.
— Не густо.
Доктор приоткрыл одеяло и вздрогнул. На шее и груди женщины были видны язвы, некоторые кровоточили, кожа сильно шелушилась.
— У вас тело не чешется? Зуда не чувствуете?
— Нет.
— Не болит?
— Нет. Я задыхаюсь.
Профессор подошел к окну и открыл его.
— Здесь должен быть свежий воздух. Это не простуда. Возможно отравление или фурункулез. Сколько ехать до станции?
— Километров шестьдесят, — сказал проводник. — Но когда мы до нее доедем, не знаю, уже больше часа стоим. Можем еще пять часов простоять.
— Большая станция?
— Нет. Вряд ли найдем там медикаменты. Воду они нам дадут.
— Где же мы сможем найти лекарства?
— Только в Белом Яре. Это ближайшая крупная станция. А дальше Томск.
— В поезде есть связь?
— У начальника поезда рация.
— Значит, идем к начальнику поезда. Дайте больной воды, сколько есть. А девушке — бинт.
Профессор повернулся к растерянной молодой особе.
— Из бинта сделаете маску в четыре слоя. Сумеете? Болезнь может быть заразной. Вам нельзя болеть, вы должны помогать матери. И не закрывайте окно.
Проводник принес бутылку нарзана из заначки и бинт.
— Мама поправится, доктор?
— Конечно. Но надо отправить ее в больницу. Если это фурункулез, то нужно делать переливание крови. Сейчас я ничего сделать не могу. Аспирином мы ее не вылечим.
Девушка заплакала. Успокаивать родственников профессор не умел, он привык иметь дело с солдатами и немного огрубел на работе.
Прошли по вагонам от восьмого до первого. В каждом профессор разговаривал с проводниками и всем говорил одно и то же:
— Найдите любой повод и пройдитесь по купе. Обратите внимание на больных. Кто-то с насморком, потливый, покраснение глаз, озноб. Составьте списки, на обратном пути я у вас их заберу, а лучше принесите к начальнику поезда. Соберите все. бинты, что есть. Нам нужны маски для здоровых людей.
Начальник поезда спал. Пришлось его разбудить. Это был скуластый, здоровый мужик лет пятидесяти в военном мундире без погон с орденскими планками и без руки.
— Вот так встреча! — воскликнул безрукий. — Не помните меня, доктор? Это вы мне руку оттяпали в 43-м. По живому пилили, без наркоза. Стакан спирта — и поехали. Мне тогда кисть раздробило шрапнелью. Я Лука Лыков.
— Имени не помню, через меня таких тысячи прошло, Лука. Кисть твою помню. Затянули с доставкой, гангрена вверх поползла.
— Так я же под перекрестным огнем сутки в грязи провалялся, пока меня вытащили с поля. Девчонка-санитарка Варюха на своем горбу волокла. Геройская девка!
— Варю Горскую вызвали в особый отдел, и никто ее больше не видел с тех пор. Врачом она была, а не санитаркой. Но собирать раненых с полей я запретить ей не мог.
— Впереди фрицы, за спиной СМЕРШ, от чьей пули больше солдат полегло, сейчас никто не скажет.
— Ладно, Лука, забудем фронт. У нас тут свой фронт начинается. От Томска можно доехать до ближайшей станции на машинах, или только по «железке»?
— Должны быть дороги.
— Вот и я так думаю. Надо радировать в Оренбург, я дам список медикаментов, их должны отправить нам навстречу. В поезд занесли страшную заразу. Если мой диагноз подтвердится, то я бессилен. Нужны сыворотки, а такие есть только в Москве. Не дождемся, болезнь протекает очень быстро, от одного дня до трех — и смерть.