Машину я поставила рядом со своим «Фольксвагеном» и, открыв дверь, занялась поисками таблеток Иннокентия Павловича от изжоги. Они были то ли в «бардачке», то ли в карманах чехлов, то ли у черта на куличках. Я немного нервничала, так как ночные события не шли у меня из головы.
– Привет, детка! – услышала я совсем рядом и обернулась, чтобы взглянуть, какому придурку взбрело в голову сказать мне такое.
Придурок оказался широким коротышкой (он‑то наверняка считал себя рослым), мордастым, с тремя золотыми зубами на переднем плане, бритый наголо и очень нахальный. Одет в шорты цвета хаки и пеструю рубашку навыпуск. На ногах сандалии. Я посмотрела на него, начав с ног и закончив физиономией. Он стоял, сунув руки в карманы, и продолжал скалить зубы.
– Привет, сынок, – ласково ответила я, не спеша вылезла из машины и расправила плечи.
– Мама моя! – ахнул он, отступил на шаг, присвистнул и добавил:
– Вот это да!
– Что – да? – по‑прежнему ласково осведомилась я. Ясно выразить свою мысль он не мог и, судя по всему, не сможет еще какое‑то время. Я потрепала его по плечу и сказала:
– Дышите глубже, – и, хлопнув дверью машины, пошла к дому. Парень проводил меня взглядом и еще раз сказал:
– Мама моя…
В кухне сидела Мышильда, с томлением глядя в окно.
– У нас появились соседи, – заявила она. – В одиннадцатый дом народу понаехало. На красной «Тойоте». Трое. По виду – форменные бандиты и уже выспрашивали о нас.
– Откуда сведения?
– Евгений бегал за бутылкой к завтраку.
– Ясненько. Что обо всем этом думаешь?
– Думаю, ты права. Ребятки приехали по нашу душу, а троюродный гад им без надобности. Хотя черт их знает… Это все мумия… Боцман до сих пор в розыске, и, кроме нас, никто не в курсе, что он умер. Улавливаешь? Дружки интересуются, зачем он нам понадобился.
– На это есть ответ: интересовались домом, случайно заинтересовались Боцманом.
– Ага, ты этих типов не знаешь, – Мышильда с тоской посмотрела в угол и заметила:
– Никакого покоя… Теперь не покопаешь.
– Как бы не так, – рассердилась я. – Вот сейчас позавтракаем и пойдем. Кстати, с одним из соседей я, должно быть, сейчас познакомилась. А каким образом они нашими соседями оказались? Неужто какая бабка решилась их на постой пустить с такими‑то лицами?
– Не бабка, – ответила Мышильда. – Бабка умерла, уже довольно давно, а дом внуку оставила. Он хотел его продать и, как видно, продал… а может, и нет, – задумчиво заключила сестрица.
– Ладно, кончай голову ломать, – решила я. – Завтракаем – и за работу.
Однако сразу после завтрака к работе нам приступить не удалось. Жара с утра поднялась до тридцати градусов. Мы отправились на речку, но она в этом месте выглядела такой грязной, с желтой пеной и огромным количеством разного мусора, не спеша плывшего мимо нас, что освежаться в ней разом расхотелось. Мы вернулись домой совершенно несчастными. Евгений, видя наше горе, посоветовал нам не падать духом, принес два ведра воды с колонки, и мы в саду под яблоней стали неторопливо обливаться из ковша. Сестрица охала и постанывала. Вскоре, кроме ее постанываний, до меня донеслись еще чьи‑то. Некто, очень эмоциональный, дважды сказал:
– Е‑мое. – Потом крякнул, потом взвизгнул, потом охнул:
– Убиться можно… – и все это на два голоса.
Я решительно направилась к забору, забыв надеть футболку (бюстгальтер я не ношу принципиально).
За забором послышался шорох, затем возня, кто‑то нецензурно пожелал кому‑то утопиться, а я, опершись на забор, заглянула в чужой сад.
За забором послышался шорох, затем возня, кто‑то нецензурно пожелал кому‑то утопиться, а я, опершись на забор, заглянула в чужой сад. По ту сторону на зеленой травке сидели два стриженых придурка и во все глаза смотрели на мою голову.
– Доброе утро, – приветствовала их я.
– Здрасьте, – разом ответили они и попытались встать, потратив на это не меньше минуты, но если они и думали произвести впечатление, то у них из этого ничего не вышло: их макушки едва возвышались над забором, и на меня они взирали, по‑прежнему задрав голову.
– Соседи? – спросила я.
– Ага, – ответил один. – Нет, – ответил другой. Они неодобрительно посмотрели друг на друга и выпалили:
– Соседи.
– Приятно познакомиться, – сказала я, протягивая руку через забор. – Елизавета.
Один из парней, тот, что час назад подходил ко мне на улице, торопливо пожал мою руку, заметно скривился и ответил:
– Николай.
Я протянула ладонь другому, он задумался, легонько коснулся моих пальцев и назвался:
– Сергей.
Тут подскочила Мышильда и дважды подпрыгнула, силясь посмотреть, что там за забором. Я подхватила ее, приподняла, хотела посадить на забор, но передумала и представила:
– Сестрица моя: Мария. Можно Маша.
– Привет, – сверкнув глазками, сказала Мышильда, парни никак не отреагировали на ее приветствие: их одолевал столбняк. Держать сестрицу в левой руке было неудобно, я перебросила ее на правую и продолжила знакомство:
– Вы местные или отдыхать приехали?
– Местные, – ответил Николай и ахнул:
– Господи! – Он облизнул губы.
– А мы приезжие. Прадед наш, купец Калашников, раньше жил в доме, что на пустыре стоял, пустырь видели?
Парни вновь ответили невпопад: один «да», другой «нет».
– Бабка говорила, прадед где‑то здесь клад зарыл, – доверчиво сообщила я. – Вот мы и пытаем счастья. Может, повезет? – Вопрос я адресовала парням. На сей раз они ответили осмысленно: один сказал «может», другой «конечно». – Что ж, – широко улыбнувшись, закончила я. – Всего доброго, еще увидимся.
Но расставания не получилось. В саду вдруг появился третий тип: выше, шире и мордастее этих двух. Голую грудь украшала шерсть, произраставшая сплошным покровом, и увесистая цепь с крестом.
– Вы что тут лясы точите? – не очень вежливо поинтересовался он у парней, те беспомощно повернулись, пожали плечами, но с места сойти не смогли.
– Привет, – Мышильда сделала ручкой новому знакомому, а я лучисто улыбнулась и спросила парней:
– Ваш товарищ?
– Товарищ, – ошалело кивнул Коля.
Товарищ между тем приближался и вроде бы все еще гневался, но по мере приближения на его лице появлялась растерянность, он все чаще переводил взгляд со своих друзей на мою голову, потом подошел к забору вплотную, уцепился за доски, подтянулся, заглядывая на нашу половину, да так и повис ненадолго. Я распрямила плечи, чтобы продемонстрировать бюст, и сказала застенчиво:
– Вы извините, я не совсем одета.
Мышильда, сидя на моем согнутом локте, услужливо влезла:
– Они душ принимали, жарко.
– Ничего‑ничего, – пролепетал номер три и начал сползать с забора, при этом заработал доской себе по зубам, приземлился на обе конечности, ошалело мотнул головой и все‑таки сказал:
– О Господи!
– Я ж говорил, – пожал плечами Николай с тихой грустью.
– А вас как зовут? – улыбнулась я.