Тогда всю шваль тянуло туда, как магнитом, но в отличие от большинства он сделал карьеру. Наша служба вышла на него в Эмиратах, где он отдыхал от очередной войны. Он стал нашим агентом. Через некоторое время выяснилось, что он работает ещё как минимум на две разведки… – Было заметно, что рассказывать все это Вадиму в высшей степени неприятно.
– Вы были знакомы лично? – решилась спросить я.
– Да. И знакомство состоялось в очень скверной для меня ситуации.
– Что дальше?
– Дальше его брат тоже оказался в зоне военных действий, и их пути по невероятному стечению обстоятельств пересеклись. Я бы сказал, пересеклись трагически.
– И что?
– Вопреки всем приказам Андрей однажды ушел в горы и с тех пор числится без вести пропавшим. Примерно в это же время теряются следы Странника. Скорее всего обоих нет в живых.
– Меня это не убедило, – хмыкнула я. – С такой же вероятностью оба могли сменить имя и вновь появиться в очередной зоне военных действий.
– Только не Андрей. Все характеризовали его как человека исключительно честного, не способного на компромисс.
– Ваш Андрей мог просто спятить и теперь гоняется за подлецом‑братом по всему свету с одной целью: всадить ему пулю в лоб. Вы слышали о маниакальной идее?
Вадим разозлился, но быстро взял себя в руки.
– Допустим. Однако у нас нет никаких данных, что Странник жив.
– Но и мертвым его никто не видел. У вас есть отпечатки его пальцев? Он полгода жил в квартире…
– Отпечатков его пальцев в вашей квартире не обнаружено.
– Занятно, – покачала я головой, разглядывая фотографии двух молодых мужчин в форме курсантов. У Андрея волосы были чуть светлее и взгляд, взгляд другой… или мне только кажется? Но оба мало походили на моего мужа.
– Тут вот ещё что. Андрей был ранен на Кавказе. В голову. Лицо страшно изуродовано.
– Пластическая операция? – подсказала я.
– Да. – Это становилось забавным.
– Так. Один из братьев вовсе не похож на своего двойника. У вас есть его фото после операции?
– Нет. Могу предложить фантастическую идею: твой муж Андрей Арсеньев.
– Действительно фантастическая. У человека по имени Стас лицо моего мужа. Либо ваши сведения о честном парне Андрее Арсеньеве ни к черту не годятся, либо во время поисков своего ненавистного брата он успел сделаться редкой сволочью.
– Есть другой вариант. Странник вновь стал похож на Андрея.
– Ты это серьезно? – удивилась я.
– Конечно. Ты ведь сама сказала: по существу, оба сумасшедшие. Не забывай, они близнецы, что‑то их связывает покрепче кровных уз. Вновь стать точной копией Андрея – весьма изощренный способ отомстить.
– И как он это мог проделать?
– А черт его знает. В конце концов, они могли встречаться. – Вадим пожал плечами, помолчал немного и заговорил вновь:
– Теперь кое‑что о тебе. Год назад в одном из госпиталей на Кавказе появилась женщина с ранением в голову.
– Я?
– Очень возможно. Документы отсутствовали. Через месяц у неё нашлись родственники, её забрали из госпиталя и вскоре она под именем Кориной Анны Ивановны оказалась в Ставрополе, опять‑таки в больнице. Дальше больницы сменяют друг друга и фамилии тоже. Из реабилитационного центра в Тихонове тебя выписали уже как Шульгину.
– Дом с колоннами? Большой парк?
– Да. Это всего в пятидесяти километрах от нашего города.
– Что ж… Андрей Шульгин и братья Арсеньевы находились в училище в одно и то же время.
Шульгин внезапно исчезает в Белоруссии, а я становлюсь его женой. Значит, где‑то пути Шульгина вновь пересеклись с одним из братьев, и тот решил, что бывший сокурсник неплохое прикрытие… Если исходить из того, что Андрей честный человек, значит, мой муж – Странник.
– И что теперь? – очень серьезно спросил Вадим.
– В каком смысле? – удивилась я. Он закинул ногу на ногу, глядя на меня весьма сердито, а потом усмехнулся.
– Я понимаю твое желание тянуть время, но проделывать это до бесконечности невозможно. У моего начальства уже истощилось терпение. Ты живешь здесь достаточно долго, с тобой возятся как с малым ребенком, и тебе уже давно пора вспомнить, если ты, конечно, не хочешь оказаться в тюрьме с перспективой пожизненного заключения.
– Думаю, до этого не дойдет, – почесав переносицу, заметила я. – Думаю, я скончаюсь тут же от сердечного приступа.
– Да? – Он попытался, чтобы «да» прозвучало иронично, но вышло раздраженно.
– Да. – Я кивнула. – Видишь ли, пожизненный срок или любой другой, решает суд. Очень сомневаюсь, что кто‑то, например ты, всерьез желает, чтобы я предстала перед судом.
– И после этого ты хочешь убедить меня в том, что ничего не помнишь? – Он поднялся с кресла и, перегнувшись через стол, заглянул мне в глаза.
– Память – странная штука, – пожала я плечами. – Иногда воспоминания приходят в самый неожиданный момент.
– Это что, угроза? – засмеялся Вадим, и я в ответ тоже засмеялась.
– Ты в самом деле думаешь, что я могу кому‑то угрожать?
После этого разговора наши отношения заметно ухудшились. Теперь целыми днями я сидела в комнате в полном одиночестве, Вадим заходил на несколько минут, обычно утром, с вопросом: «Как ты себя чувствуешь?» Охраны в доме прибавилось, пищу мне теперь приносил охранник, а дверь запиралась на ключ. Впрочем, эти предосторожности носили скорее демонстрационный характер, вряд ли кто‑то всерьез верил, что я смогу покинуть дом, я‑то уж точно не верила.
Прошло три дня. Утром Вадим вошел без стука и с порога сказал:
– У тебя максимум неделя.
– На то, чтобы вспомнить? – хмыкнула я.
– Именно. Лучше тебе поторопиться и не испытывать чужое терпение.
Я попросила книг, мне отказали, телевизор отсутствовал, и выходило, что моя комната – та же камера‑одиночка, правда, с прекрасным видом из окна, а это дорогого стоит. Видом я и наслаждалась, сидя в кресле и размышляя. Может, они считали, что одиночество и безделье для меня наказание, а вот я особых неудобств не испытывала, мне было над чем подумать.
Неделя прошла, Вадим не появлялся, и все словно забыли об ультиматуме. В тот вечер я легла поздно, а заснула почти сразу же, и мне вновь приснился сон: лестница, комната наверху, но в этот раз я смогла как следует разглядеть холл и резные перила. Я видела мельчайшие детали, испытывая странное удовлетворение, как будто это было очень важно для меня. Поднялась по лестнице, вошла в комнату, огляделась, не включая света, и вздрогнула… Кто‑то положил руку мне на плечо. Я проснулась и тут же зажмурилась, мне светили фонариком в лицо.
– Вставай, – сказал Вадим.
– А что за нужда в фонаре? – удивилась я. – У нас что, свет выключили?
– У тебя три минуты на то, чтобы одеться.
Я оделась быстрее, трое вооруженных мужчин, не считая Вадима, бдительно следили за этой процедурой. Затем на меня надели наручники.
– Не хочешь объяснить, что происходит? – все‑таки задала я вопрос.
– Я просил не испытывать чужое терпение, но ты не вняла совету.