Я открыла дверь, вошла и без удивления обнаружила на своей кровати Здоровячка, который сопровождал Толстяка в первую нашу встречу.
– Ты один? – спросила я, пнув дверь ногой. Он приподнялся, смерил меня взглядом, как видно, планируя, что душа моя незамедлительно уйдет в пятки, но душа даже не шелохнулась, а вот настроения его визит мне прибавил: выходит, мальчики всполошились – очень хорошо. – А где же Толстяк и тот симпатяга с веселыми глазами?
– Как ты попала в город? – спросил он сурово, с подозрением глядя на свертки, которые я бросила на кровать. Здоровячку пришлось сесть и потесниться.
– Автостопом, – охотно поддержала я разговор.
– Тебе дали билет на самолет.
– Да, я помню. Меня тошнит в самолетах. Разве я не рассказывала вам?
– Почему ты остановилась в этой гостинице?
– А что? Она ничем не хуже других. Не было указаний, где мне останавливаться, а с этой гостиницей у меня связаны приятные воспоминания. То есть не с гостиницей связаны, а с рестораном. Я здесь отмечала свое восемнадцатилетие.
– Тебя зачем послали? – проворчал паренек.
– За деньгами, – пожала я плечами. – Но деньги не помеха воспоминаниям. Как себя чувствует Толстяк? Как прошел перелет?
– Заткнись… Что‑то ты больно веселая. А это что за дерьмо? – ткнул он пальцем в сторону коробок и свертков.
– Купила кое‑что. – Я принялась хвастаться, развернула платье, приложила его к груди и поинтересовалась:
– Ну, как тебе? По‑моему, неплохо, а?
Здоровячок наморщил лоб, свел брови у переносицы и не меньше минуты разглядывал платье.
– Нравится? – обрадовалась я.
– А на какие шиши ты его купила? – догадался спросить он, я решила обидеться:
– Как будто ты не знаешь…
– Тебе на что деньги дали? – начал наливаться он краской.
– На расходы, – удивилась я и торопливо добавила:
– Ладно, чего ты… я истратила‑то сущую ерунду… Два года приличных тряпок не видела, ну и не удержалась.
Он хмыкнул, потом покачал головой и выразительно вздохнул.
– Свин дурак, ничего ты не найдешь.
– Я старательная, – заверила я. – Слушай, может, не стоит ему рассказывать о покупках? Может, мы сядем с тобой, выпьем водочки и поговорим по душам?
Здоровячок поднялся и пошел к двери.
– От трех недель осталось только девятнадцать дней, – заметил он, задержавшись на пороге.
– Дались они вам… Не две и не четыре, а именно три недели… Что ж такого случится?
– Твой сын умрет, – хмыкнул он и хлопнул дверью.
Через двадцать секунд я тихо ее приоткрыла и выглянула: мой гость как раз достиг лифта и собрался спускаться вниз. Я сбросила туфли и, прижав их к груди, кинулась по ковровой дорожке в противоположную сторону, где имелся пожарный выход. Соблюдать осторожность здесь уже не было надобности, скорость я развила прямо‑таки фантастическую и через несколько секунд была уже в холле, наблюдая за лифтами. Дверцы среднего распахнулись, и появился Здоровячок. Не оборачиваясь, он пошел к телефонным автоматам, и я вслед за ним, стараясь держаться за колоннами. Номер он набирал дважды, что позволило мне запомнить его, только две цифры вызывали сомнения. Прикрыв трубку рукой, парень что‑то сказал, кивнул и стал барабанить пальцами по пластиковой перегородке, должно быть, выслушивая наставления своего босса. Наконец повесил трубку и, не оглядываясь, пошел к выходу.
На стоянке возле гостиницы его ждал тип в темно‑синем «Фольксвагене».
На стоянке возле гостиницы его ждал тип в темно‑синем «Фольксвагене». Лихо сдав назад и развернувшись, машина исчезла в потоке других машин, мчащихся по проспекту. О том, чтобы догнать ее, не могло быть и речи. Пока я найду машину, пока объясню, что мне надо, пройдет слишком много времени. И все‑таки я поискала глазами такси или что‑нибудь подходящее. Удача в этот раз отвернулась от меня.
Я поспешила в гостиницу, на ходу размышляя, где достать машину: на своих двоих много не набегаешься, особенно когда интересующие меня люди раскатывают на иномарках. Конечно, можно было бы использовать «Жигули» Виталия, но подвергать друга возможной опасности я не хотела, поэтому сразу же избавилась от его машины.
Вернувшись в номер, я все тщательно осмотрела и смогла убедиться в том, что Здоровячок зря времени не терял: номер явно обыскивали. Я этому только порадовалась, ничего интересного мой гость обнаружить не мог: пистолет находился в ячейке камеры хранения здесь же, в гостинице.
Теперь следовало заняться телефонным номером. Я взяла справочник, который лежал под телефоном, и принялась его осваивать. Так как две цифры номера вызывали у меня сомнения, я нашла листок бумаги и карандаш, записала возможные варианты и вновь вернулась к справочнику. Времени ушло гораздо больше, чем я предполагала, но в конце концов я остановилась на трех вариантах, остальные можно было отбросить: один номер принадлежал регистратуре городской больницы, второй – медвытрезвителю, третий – универмагу, а четвертый – областному отделу культуры. Как‑то не верилось, что Толстяк свой человек в одном из этих мест. Три оставшихся номера принадлежали частным лицам, я списала адреса и решила для начала прогуляться, внешний вид домов мог хоть что‑то сообщить об их жильцах.
Все три адресата жили в одном районе, это облегчало дело, потому что машины у меня по‑прежнему не было, а тратить деньги на такси не стоило: сегодня я и так нанесла своему кошельку значительный урон.
Человек по фамилии Ладушкин жил в обычном девятиэтажном доме. Одноподъездный дом напоминал свечку, двадцать первая квартира находилась на пятом этаже. Подниматься я не стала, предпочла устроиться на скамейке в ожидании счастливого случая. Он не замедлил явиться в виде бабули с пуделем на поводке. Она посмотрела на меня с любопытством, а я, чуть привстав, улыбнулась и спросила:
– Простите, вы не видели сегодня Ладушкиных из двадцать первой квартиры? Звонила, никто не открывает, думаю, может, на дачу уехали и я напрасно жду?
– А зачем вам Ладушкин? – насторожилась бабка.
– Нужен секретарь на телефоне. Мы торгуем мебелью, своего помещения пока нет и телефона тоже. Работа пустяковая, а деньги неплохие.
– Только ему и работать, – покачала головой бабка. – Кто это вас надоумил?
– Знакомый. Сказал, времени у него сколько угодно.
– Это точно, – кивнула она, садясь рядом. – Только какая уж там работа, парализованный он, потому и дверь не открыл. Дочка, должно быть, на работе, а жена уж скоро год как умерла. Так что ваш знакомый чего‑то напутал. Хотя, может, Таня, дочка то есть, подработать решила?
– А когда мне лучше подойти, чтоб ее застать?
– Вечером, попозже. Или в обед, с часу до двух. Она всегда в обед прибегает, чтобы отца накормить.
– Спасибо, – кивнула я и поспешно покинула двор.
Следующий дом оказался облезлой пятиэтажкой, у которой был такой вид, точно она пережила землетрясение, а потом ее кто‑то торопливо поставил на место, да так и не собрался заняться ею всерьез: двери и рамы были перекошены, лист железа с козырька над одним из подъездов свисал чуть ли не до земли, во всех окнах подъездов не было ни одного стекла.
– Гарлем, – покачала я головой, подходя ближе.