Петрович торопливо затушил сигарету, вскочил, чертыхнулся, вспомнив о больном колене, и сказал:
– Ну вот, знакомить вас не надо.
– Здравствуйте, Дарья Сергеевна, – кивнул Андрюха и даже взял под козырек, правда, тут же смягчил официальное приветствие застенчивой улыбкой.
Надо сказать, милиция в родном районе меня уважала. Дело в том, что несколько лет назад я прославилась на весь город, поймав маньяка. Этот самый маньяк терроризировал население в течение года. Когда нападению подверглась шестая по счету девушка, многие предлагали ввести в городе чрезвычайное положение. Население охватила настоящая паника, а милиция буквально сбилась с ног. Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если бы в один из вечеров, возвращаясь со стадиона после обычной пробежки, я не повстречалась с маньяком в том самом парке, который теперь облюбовал Упырь. Я шла мимо фонтана, когда некто весьма зловеще зашептал, ухватив мою шею одной рукой и приставив к груди нож другой: «3дравствуй, красавица», – после чего я наглядно продемонстрировала, что художественная гимнастика – это не только прыжки с ленточкой, но еще и хорошая физическая подготовка. В результате маньяк был доставлен мною в районное отделение милиции связанный прыгалками. На них я и вела его, чтоб не сбежал по дороге. Впрочем, попыток сбежать он даже не предпринимал, загрустил, потом захихикал и стал симулировать сумасшествие, хотя я его сразу предупредила: стараешься, мол, зря, по мне хоть смейся, хоть плачь, но в милицию я тебя непременно определю! Маньяк, который, ко всеобщему изумлению, оказался заслуженным работником искусств и руководителем хора ветеранов при областном Дворце культуры, во всем покаялся, граждане вздохнули с облегчением, а я удостоилась похвалы и хрустального сосуда неопределенного назначения с дарственной надписью «Дарье Агафоновой от сотрудников УГРО Октябрьского района». Сосуд был выставлен мною на самом видном месте в гостиной. Доступ к нему был открыт (он стоял на специальной подставке), и оттого сосуд часто пылился, я ежедневно натирала его до блеска, чтобы награда выглядела достойно, и в конце концов буковки стерлись. Теперь, разглядывая его на свет, прочитать при некоторой сноровке можно было два слова «… Агафон…сотрудник…». Чтобы лишний раз себя не травмировать, я убрала сосуд в шкаф и больше никому его не показывала. Боль об утраченной надписи внезапно кольнула сердце, когда я пожимала руку новому участковому.
– Чего ж, в кабинет пойдем или, может, на свежем воздухе? – спросил Петрович и маятно вздохнул, в роли пенсионера он чувствовал себя неловко.
– Лучше здесь, – сказала я и устроилась на скамейке.
– Ваша собака? – улыбаясь, спросил Андрей, протянул к Кузе руку с намерением погладить его, но в последний момент передумал.
– Он не кусается, – успокоила я. – Пес общий, дворовый. А мы с ним друзья.
– Хорошая собачка, – осмелел участковый и погладил Кузю. – Как звать?
– Кузя.
Петрович извлек из кармана спортивных штанов кусок сахара, подул на него со всех сторон и сунул Кузе.
– На‑ка сахарку. Вот ведь, псина, а сладкое любит, точно дите малое.
– Я тоже сладкое люблю, – сказал Андрей и смутился. Мы переглянулись с Петровичем и дружно вздохнули, а Андрей покраснел.
– Андрей Петрович, – с большим усердием покашляв пару минут, начал бывший участковый, участливо косясь на нынешнего. – Упырь вконец обнаглел. Вон и Дарья Сергеевна на него жалуется. Племянника ее избил, отнял фотографию. Надо с ним что‑то делать.
– Ага… – нерешительно кивнул Андрей и, покраснев еще больше, спросил:
– А кто такой этот Упырь?
– Серега Клюквин, – подсказала я.
– Весь район от него стонет.
– Проведу беседу.
– Только что, – нахмурилась я, а Андрюха приоткрыл рот, да так и замер, а мне пришлось пояснить:
– Беседу я с ним только что проводила. По‑моему, плевать ему на наши беседы.
– Плевать, – убежденно кивнул Петрович. – Сажать его надо. – Взглянул на меня, нахмурился и заметил не без злорадства:
– Еще три года назад…
– Ну, посадили бы его три года назад на пару лет, – отмахнулась я, – он бы уже вышел и так же нервы трепал. Дело‑то не в этом.
– А в чем? – Петрович поскреб затылок и уставился на меня с таким видом, точно ожидал услышать откровение свыше.
– В том, что обстановка в районе в целом неблагоприятная.
– А… – Бывший участковый махнул рукой и скривился:
– Удивила.. Где она благоприятная, скажи на милость? Да если хочешь знать, наш район по воспитательной части и раскрываемости на первом месте. Краж у нас в два раза меньше, чем у соседей, ни одного изнасилования… тьфу‑тьфу, с тех пор, как ты своего маньяка поймала…
– Общего, – уточнила я.
– Да пес с ним… твой или общий, главное – избавились, так что на район зря не наговаривай, а на вверенной мне территории… – Тут Петрович глянул на спортивные штаны, в которые был облачен, отчаянно махнул рукой и скис, а Андрей подал голос:
– А этот самый Клюквин…
– Этот самый Клюквин у меня дождется, – неожиданно разозлилась я и даже для чего‑то вскочила со скамьи, Кузя забеспокоился и ненавязчиво тявкнул. – Мне на ваши показатели наплевать, когда у племянника два глаза, и оба подбиты. Он мне вверен родителями, как вам территория.
– Да, уважаемая Дарья Сергеевна, – покачал головой Петрович. – Смотри, как заговорила. Пока Упырь другим покоя не давал, ты все про воспитание твердила, а как пострадал родственник, так к милиции претензии, сажайте, мол… Давай посадим. Дело нехитрое, стоит только захотеть. На нем сейчас висит условный срок. Поймай на любой мелочи, да хоть на той же дворовой драке, и загремит…
Я опустилась на скамейку, косясь на бывшего участкового; конечно, он прав, оттого вдвойне обидно.
– Ну так что? – ядовито спросил он. – Сажаем?
Я посмотрела на него, на нового участкового, слабо мерцавшего глазами и только этим отличавшегося от каменного болвана, что украшал фонтан в нашем парке, и ответила:
– Я сама с ним разберусь.
– Беседовать будешь? – подсказал Петрович и ехидно добавил:
– Ты ему лекцию о культуре поведения, а он Сеньке твоему синяк.
– Никаких лекций, – отрезала я и кивнула Кузе.
– Дарья, – позвал Петрович вроде бы испуганно. – Ты чего надумала?
– Чего надумала, дело мое, а ты за показателями следи. – С этими словами я зашагала в сторону своего двора. Бывший участковый ковылял следом.
– Чего ты разозлилась? – бубнил он. – На мои слова обижаться нечего. Беда с этим Упырем, как о нем заговорим, так обязательно разругаемся. Сажать его надо, вот что хошь со мной делай, а его место в тюрьме.
Андрей Петрович с совершенно ошарашенным видом догнал нас и пробормотал испуганно:
– Мы ж поговорить хотели, о ситуации… наметить мероприятия… вы, как активисты…
– Да разве с ней говорить можно, коли вожжа под хвост попала, – рассвирепел бывший участковый. – Вон несется, точно угорелая, а у меня колено…
В этот момент я замерла как вкопанная, ибо в голову мне пришла одна идея.