Хотя я‑то могу и без света, то есть со шторами.
– Завтра же распоряжусь повесить. Еще бы узнать, привиделся ей ночной гость или у нас не только Сусанна проявляет излишнее любопытство.
Разумеется, разговор с Софьей меня не успокоил. Я пожалела, что в свое время не установила в доме видеонаблюдение. Может, стоило этим заняться?
– А если этот придурок где‑нибудь спрятал покаянное письмо?
– Бред, – отмахнулась я. – Артемьев очень дорожил мнением потомков. Вон какой памятник себе воздвиг.
– Короче, ключ от его комнаты теперь у меня.
Кстати, кабинет Артемьева весь этот год был заперт, но ключ торчал в двери. Я была уверена, что никому и в голову не придет совать туда свой нос.
Наталья была только рада избавиться от лишней работы, дети к кабинету отца никакого интереса не проявляли. Правда, один раз я застала там Кристину в обществе ее бойфренда. Я шла по коридору и обратила внимание, что дверь кабинета открыта, подошла и услышала, как Кристина что‑то рассказывает своему другу – должно быть, решила, что знаменитый отец возвысит ее в глазах возлюбленного, вот и привела юношу в кабинет‑музей имени отца.
– Поехали домой, – позвала Софья. – Дел невпроворот.
Мы зашагали к машине. Возле нашего лимузина притулилась старенькая иномарка, из нее выбрались необъятных размеров дама с фиолетовыми волосами и сухонький мужичонка неопределенного возраста.
Одет он был неопрятно, джинсы следовало бы постирать, на рубашке отсутствовали две пуговицы.
Дама также могла похвастать пренебрежением к своему туалету. Ворот трикотажной кофты растянут, рукава засалены, подол юбки спереди вздернут, и из‑под подола нахально выглядывает комбинация.
Мы намеревались пройти мимо, но мужичок бросился ко мне, протягивая руки, точно собирался заключить меня в объятия.
– Лариса Сергеевна…
– Это что такое? – пробормотала Софья и на всякий случай закрыла меня грудью, сверля мужичка недобрым взглядом. Едва не натолкнувшись на Софью, мужичок досадливо крякнул и отступил в сторону.
– Позвольте представиться, – торопливо сказал он, стараясь смотреть исключительно на меня. – Хоботов Семен Васильевич. Я писал вам, и вы любезно…
– Да‑да, помню, – вместо меня отозвалась Софья и протянула ему руку:
– Софья Андреевна, секретарь Ларисы Сергеевны. Ждем вас сегодня у нас в восемнадцать ноль‑ноль.
– Благодарю, – разулыбался Хоботов и подтянул за руку пышнотелую даму. – Это моя супруга.
Рахиль Моисеевна.
– Очень приятно, – кивнула я и, помешкав, добавила:
– Разумеется, мы ждем вас вместе с супругой.
– Я в восторге от вашего мужа, – затараторила она. – Я хотела сказать, от его книг. В совершенном восторге. Я всегда говорила Семочке, Боря – гений, он достигнет многого. Правда, Сема?
– Да‑да, дорогая. Моя супруга была очень дружна с Борисом.
– Он всегда показывал мне все свеженаписанное. Ах, какое это было блаженство сидеть возле камина и слушать его хрустальную прозу.
– Почему хрустальную? – удивилась Софья.
Дама замерла, приоткрыв рот. Сообразив, что дама на вопрос не ответит, я пробормотала:
– Извините, нам пора…
– Да‑да, мы понимаем, – вновь затараторила дама. – Мы только заскочим к Бореньке, а потом к вам. Мы всегда его навещаем. Какая утрата для русской литературы, – всхлипнула она и извлекла из рукава мятый носовой платок. Хоботов тоже всхлипнул и посмотрел на меня с душевной мукой.
– Мы осиротели, – сказал он.
– Мы тоже, – совершенно серьезно ответила Софья. – Будет о чем поговорить вечером.
Хоботовы потрусили к могиле, трогательно поддерживая друг друга, а мы устроились в машине.
– Будут денег просить, не давай, – хмуро бросила Софья, поворачивая ключ зажигания. – Откуда взялся этот друг? – спросила она. Вопрос был риторический, но я ответила:
– Понятия не имею.
– Физиономия прескверная, рыльце остренькое, глазки злые, и весь какой‑то скользкий. Очень похож на шантажиста.
– Только этого не хватало, – поморщилась я.
* * *
Как только мы подъехали к дому, на пороге появилась Наталья и радостно сообщила:
– Макс приехал. Ушел купаться. С полчаса как ушел. – Тут Наталья перешла на шепот:
– Серова тоже приехала. Пьет кофе на веранде. Думаю, Макс от нее сбежал. Прибыла в десять утра. Я сказала, вы в церкви, она отдохнула в своей прежней комнате.
– Поднимемся на веранду, надо поздороваться с Серовой, – со вздохом заметила я. Софья сочувственно кивнула, мол, ничего не поделаешь.
Вдвоем мы поднялись на второй этаж, дверь на веранду была распахнута, и я увидела Валентину Николаевну. Она сидела в плетеном кресле спиной ко мне. На ней был черный деловой костюм и рыжие мокасины, Валентина Николаевна называла это своим стилем.
Когда‑то Серова училась вместе с моим мужем в Литературном институте. Слава пришла к ней гораздо раньше, чем к Артемьеву. Она писала сентиментальные романы, именовала себя прозаиком и, в общем‑то, была вполне симпатичным человеком, если бы не одно, точнее, два обстоятельства. Кто‑то когда‑то сказал ей, что она красавица, и она в это свято поверила.