Девки, само собой, платили ей тем же, но сейчас публика в кафе была приличная, для девок еще слишком рано, и это сильно расстраивало Наташку, потому что лишало ее возможности поскандалить.
Виссарион сидел в крохотной каморке, которую именовал своим кабинетом. Окон здесь не было, зато были полки с книгами (он очень уважал чтение вслух и часто его практиковал в кафе, считая, что это способствует пробуждению сладко дремлющих душ), стол, за которым сейчас сидел Виссарион и что‑то подсчитывал, по старинке пользуясь счетами, и еще один стол, на котором стоял компьютер. Появился он здесь не так давно, стол для компьютера еле втиснули в комнату‑шкаф, но Виссарион проникся к чудо технике большой любовью.
– Окно в мир, – уважительно говорил он и горько сетовал, что языков не знает. Одно время я даже забеспокоилась, что он слишком увлечется и про кафе забудет, и про свою миссию, но Виссарион – мужик основательный, и новое увлечение так и не приобрело опасного размаха.
– Салют, амиго, – сказала я.
– Венсеремос, – ответил он с достоинством, тщательно выговаривая каждый звук и гордясь собой. Он выучил несколько слов по‑английски и по‑испански и любил щегольнуть этим.
– Это точно, – согласилась я.
– Что? – подняв очки на лоб, спросил он.
– Что сказал, то и точно, – с серьезным видом кивнула я, некогда переняв у него такую манеру общения. – Не возражаешь, если я воспользуюсь твоим компьютером?
– Пользуйся. – Он вернул очки на нос и защелкал косточками счет. – Юлька, – позвал он через некоторое время. – Ты ведь английский хорошо знаешь?
– Ну?
– Я там статью нашел, переведешь?
– Конечно. Можем продолжить наши уроки. Ты как?
– Устал я сегодня маленько, хотя, конечно, позаниматься следовало бы.
– Надо с тебя деньги брать, причем вперед. Денег тебе будет жалко, и ты начнешь учиться с удвоенным рвением.
Я включила компьютер и устроилась за столом, задевая локтем Виссариона, который сидел очень близко. Сначала надо отсканировать документы и скинуть их на диск, он мне понадобится. Я так увлеклась процессом, что не заметила: Виссарион уже давно не щелкал на счетах. Он держал в руках один документ и читал другой: видно, листок упал на пол, Виссарион его поднял и решил взглянуть, чем я занята.
– Что это? – услышала я, повернулась и обнаружила вышеописанную картину.
– Ты ж видишь, – усмехнулась я.
Виссарион сложил все бумаги ровной стопочкой и принялся методично их просматривать. Я извлекла диск из компьютера и ожидала, когда он закончит. Может, соображал он лучше меня, а может, напротив, обалдел и уже ничего не соображал, но чтение у него заняло гораздо меньше времени, чем у меня.
– Ну, как? – спросила я.
– Как всегда, – буркнул он. – Деньги и власть. Сатана там правит бал. Зачем тебе это?
Я закатила глаза.
– Что значит «зачем»? Они есть, и с ними надо что‑то делать.
– Вот именно. Откуда у тебя взялось такое… – Тут он махнул рукой, и стало ясно, что отнюдь не это его беспокоит.
– Ты мне поможешь? – спросила я.
– Посадить в тюрьму мерзавцев – помогу. Заработать на этом – нет.
Я засмеялась:
– Виссарион, я всегда знала, ты стоящий парень.
– А ты – дура, – отрезал он. – Думаешь, это так легко?
– Дуракам везет.
– Это ведь опасно, – нахмурился он. – Не просто опасно, а черт знает как опасно.
– Ты же мужчина, не стыдно тебе бояться? – хихикнула я.
– Не просто опасно, а черт знает как опасно.
– Ты же мужчина, не стыдно тебе бояться? – хихикнула я.
– А я не за себя боюсь. Мне годов сколько, помнишь? Пожил. Говори, что делать.
– Спрячь бумаги и диск тоже. Отдельно друг от друга.
– Не учи.
– Ага. Диск мне может понадобиться, а бумаги… сам понимаешь…
– Понимаю, не тренди. Кто за ними прийти может?
– Никто, – пожала я плечами, он немного помолчал, потом кивнул:
– Значит, так тому и быть.
Утром у меня появился Ник. Я проснулась оттого, что он бродил по квартире. Приподнявшись на постели и увидев в открытую дверь, как он стоит, разглядывая содержимое холодильника и насвистывая мотивчик, я испугалась: «Неужто пронюхал?» Но тут же выбросила эту мысль из головы. Встала и отправилась в ванную.
– Доброе утро, радость моя! – крикнул он.
– Какое, к черту, доброе, если ты здесь, – ответила я.
Он покачал головой.
Я стояла под душем, холодные струи воды с шумом били по лицу, и я не сразу услышала, как Ник вошел в ванную.
– Есть что‑нибудь выпить? – спросил он.
– Нет.
– Свинство. Башка трещит. Может, мне тоже принимать по утрам холодный душ?
– Может, стоит пить меньше?
– Как же. У меня с этим миром взаимная неприязнь, человек с тонкой душевной организацией способен взирать на него только после литра водки.
– Если ты себя угробишь, мир вздохнет с облегчением.
– Хоть бы раз сказала что‑нибудь ободряющее. Например, я скучала без тебя, дорогой.
– Я скучала без тебя, дорогой, – повторила я, выключая воду. – Ты приободрился?
– Не очень. Как‑то без души ты это говоришь.
А я к тебе с благой вестью. Дружок твой больницу покинул. Эскулапы его теперь наблюдают в домашних условиях. Говорить он пока не может, но уже хрипит вовсю. Или пищит. Короче, издает звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь. Врачи отнюдь не уверены, что он вообще когда‑нибудь начнет изъясняться членораздельно. Представь, какая благодарность к тебе его переполняет.
– Тебя это беспокоит? – спросила я, растираясь полотенцем.
– Скорее, это должно беспокоить вас, сударыня, – усмехнулся Ник.
– А как же ваши договоренности?
– Надеюсь, он о них помнит. Просто я сомневаюсь, что парень успокоится, получив деньги. Имей в виду, он за тобой приглядывает и не упустит случая… Одним словом, и договор не нарушит, и шею тебе свернет.
– Что за охота пугать меня с утра? – хмуро поинтересовалась я, повесив полотенце.
– Я переживаю. Ты же безголовая, непременно сотворишь что‑нибудь, а тут он…
Ник развернул меня к себе и стал целовать.
– Иди к черту, – сказала я, отстраняясь.
– И не подумаю. Надо пользоваться, пока у тебя руки‑ноги на месте.
Убедившись, что Ник ничего не подозревает, я вздохнула с некоторым облегчением, но мысль о том, что у Виссариона лежат документы, способные взорвать этот город, не давали мне покоя.
Я жаждала действий, но вместе с тем прекрасно понимала, что любой неверный шаг будет стоить мне жизни. Оттого и старалась вести себя так, точно этих документов не существует. Исправно ходила на работу, встречалась с Машкой и болталась по городу с Ником, день ото дня становившимся все мрачнее. Решив, что его тоска по нажитому непосильным трудом приобретает форму затяжной депрессии, я выставила на продажу загородный дом, ожидая реакции Рахманова, который у меня не появлялся, похоже, решил серьезно порвать со мной.