Хороших людей надо беречь.
Она кивнула, прошла в ванную. Я слышала, как льется вода, а потом появилась Елена, одетая в джинсовый костюм, который, как мне показалось, совсем не идет ей.
– Ну вот, я готова. Давай прощаться.
Я поднялась, и она пожала мне руку, крепко, по‑мужски, а потом обняла.
– Все будет хорошо, – шепнула тихо, для меня, для себя? И пошла к двери. Достала куртку из шкафа, ноутбук и бумаги уже были в дорожной сумке. – Может быть, все‑таки поедем вместе?
Я покачала головой. Она махнула мне рукой и скрылась за дверью. А я подошла к телефону, и набрала номер Машки.
– Вам надо уехать на пару недель, – заявила я с такой твердостью, на какую только была способна. – Придумай, что сказать Тони, но завтра вас не должно быть в городе.
– Что случилось? – испуганно спросила она, я как будто видела перед собой ее лицо с огромными глазами, в которых навсегда поселилась печаль.
– У меня нет времени объяснять. Просто сделай, как прошу. Если нужны деньги, я дам.
– Юлька, что ты задумала? – Она почти кричала, и я досадливо поморщилась.
– Кажется, у нашего друга неприятности, и я хочу, чтобы вы были подальше отсюда.
Я повесила трубку, боясь погрязнуть в бесконечных вопросах и ответах, и огляделась. Я не знала, в какой момент пришла тревога: когда я услышала Машкин крик «что случилось?» или еще раньше, как только за Еленой закрылась дверь, но с каждой минутой она росла, вгрызалась в мозг тупой болью. Я вдруг остро, осязаемо почувствовала опасность, как зверь чует приближение охотников. Я пыталась понять, что послужило толчком для внезапного страха, торопливо перебирая в памяти события вчерашнего дня и этой ночи. Нет, ничего. Но страх не отпускал, и я бросилась к двери, сунула ноги в сапоги, схватила куртку и выскочила на улицу как раз в тот момент, когда машина Елены сворачивала за угол соседнего дома. Я закричала, отчаянно размахивая руками, но она не могла слышать меня. Я бросилась переулком на проспект, где меня сразу подхватила толпа, выходящая из торгового центра. Несколько секунд я сопротивлялась потоку, потом торопливо зашагала к стоянке такси, набирая номер ее мобильного. Она не отвечала. Я вдруг поскользнулась на тротуаре, выложенном плиткой, охнула и на мгновение остановилась, и тут спина похолодела, чувство опасности обострилось до предела, я готова была поклясться, что из толпы кто‑то смотрит на меня.
«Чушь», – успокаивала я себя. Не оборачиваясь, склонив голову, я поискала глазами ее машину и сразу же увидела в бесконечном потоке темно‑синюю «Ауди», она быстро удалялась, и я рванулась к такси, вереницей стоявшим вдоль тротуара.
– Вон за той синей «Ауди», – сказала я шоферу. – Постарайтесь ее догнать. – И торопливо пояснила: – Подруга забыла паспорт, мобильный не отвечает, наверное, лежит в сумке, и она его не слышит.
Таксист, лихо лавируя, оглушительно сигналил и матерился, но Елена уходила. Я без конца набирала ее номер, было занято.
– На Луначарской пробка, – сказал мне шофер и оказался прав.
У светофора действительно машины стояли такой плотной стеной, что пробраться к Елене было невозможно. И только на следующем перекрестке, выскочив в левый ряд, мы смогли обогнать ее, истошно сигналя. Она разговаривала по телефону, весело смеясь, не обращая на нас внимания, а мои мысли лихорадочно метались: что, если все это не более чем хорошо разыгранный спектакль? Как я могла отдать ей документы? Да я просто спятила. Ее смеющееся лицо стояло перед глазами, вот сейчас она звонит Долгих и говорит: «Милый, все в порядке, бумаги у меня. Что ты, это было легче легкого».
Мы обогнали ее метров на сто, загорелся красный, и поток машин снова замер.
– Я здесь выскочу, – сказала я водителю, протягивая ему деньги, и, распахнув дверь, бросилась к тротуару, следя за ее машиной. В первое мгновение я не обратила внимания на парня в черной куртке с надвинутым на лицо капюшоном, он вышел из стареньких обшарпанных «Жигулей» и теперь обходил машину Елены. «Жигули» юркнули в подворотню, а парень что‑то достал из‑за пазухи. В уличном шуме выстрел никто не услышал, а я увидела, как стекло «Ауди» покрылось морщинками. Словно в замедленной съемке, голова Елены, странно дернувшись, стала медленно и плавно заваливаться набок. И на стекле появилось пятно крови, безобразно яркое, словно клюквенный сок.
Парень открыл заднюю дверцу, достал из салона дорожную сумку. Очнувшись, я бросилась к нему и налетела на неизвестно откуда взявшегося японца, он держал в руках камеру, возбужденно что‑то кричал, от толчка не удержался на ногах и упал, увлекая меня вместе с собой и продолжая кричать. Он все никак не мог подняться и мешал встать мне, я отшвырнула его в сторону, прямо в грязную снежную жижу, и тут истошно закричала женщина. А потом над улицей пронеслось протяжное «убили». Я вскочила на ноги, парня рядом с «Ауди» уже не было, я бросилась в подворотню и успела увидеть, как он садится в «Жигули», номера которых были заляпаны снегом, оставались лишь цифры региона. Машина рванула с места. Я хорошо знала этот район, двор был проходной, они выскочили на Михайловскую и сейчас затеряются в путаных улицах старого города, где минут через десять бросят машину и разойдутся в разные стороны.
Привалившись к стене, я смотрела на захламленный двор, голубей, бродивших возле мусорного контейнера, до боли сжав зубы, а потом тихонько завыла. Горше всего была мысль, что в ту последнюю для Елены минуту я усомнилась в ней.
Я заставила себя вернуться к ее машине. У парня было мало времени, он не мог обыскать салон, что, если она переложила документы из дорожной сумки? Но пока я бежала низкой, темной аркой, с улицы уже неслись милицейские сирены, а на тротуаре собралась толпа. Люди вытягивали шеи, становились на цыпочки, силясь разглядеть что‑то из‑за спин впереди стоящих. Милиционер замер возле открытой двери «Ауди», что‑то говоря по рации, пятачок дороги вокруг поспешно освобождали от машин.
Подъехала «Скорая», по тому, как врач, только раз заглянув в машину, теперь не торопясь разговаривал с милиционером, стало ясно, что никакая медицинская помощь Елене уже не нужна, впрочем, я в этом не сомневалась.
Я выбралась из толпы и набрала Машкин номер.
– Иди к Виссариону, дождешься Тони там, из подсобки носа не показывай.
– Что происходит? – жалко спросила она.
– У меня нет времени объяснять. Как только дозвонишься до мужа, сразу уезжайте, все равно куда.
– Да ты с ума сошла, что я ему скажу?
– Дура! – заорала я. – Немедленно, слышишь, немедленно иди к Виссариону. Антону позвонишь оттуда.
Я услышала короткие гудки и вздохнула. Потом огляделась, пытаясь решить, что теперь делать. Елена сказала, что статья должна выйти завтра, а я так и не удосужилась спросить, отправила ли она ее по электронной почте или предпочла отвезти сама. Я надеялась, что отправила. Хотя без документов это не более чем слова. Но убийство известной журналистки вызовет вопросы, и его, вне всякого сомнения, свяжут со статьей. Я поразилась тому, как отстранение подумала об этом, точно Елена в самом деле для меня только «известная журналистка», а не человек, с которым я час назад перешла на «ты» и собиралась праздновать скорую победу.
Я быстро шла по тротуару, высматривая телефон, надо было позвонить Панкратову. Он, безусловно, уже знает, что произошло. Или узнает с минуты на минуту. Телефон был на углу, я торопливо набрала номер его мобильного и услышала резкое «да».