Женька внимательно оглядела шкаф и спросила:
– Как думаешь, мы сможем сдвинуть его с места?
– Зачем? – не поняла я.
– Надо бы дверь забаррикадировать. А окно закрыть.
– Хорошо, только ставни не закрывай.
Мы ухватились за шкаф и с третьей попытки смогли сдвинуть его с места, поднатужились и передвинули еще на полметра, теперь он наполовину закрывал дверь.
– Только суньтесь, – буркнула Женька, потрясая в воздухе кулаком. Потом прошла к окну, закрыла раму и с чувством выполненного долга забралась в постель.
Утром мы проспали до половины десятого, что неудивительно, учитывая наши ночные приключения. Как всегда, при свете дня ночные страхи показались нам нелепыми. Минут десять мы мучились со шкафом, возвращая его на место, потом Женька отправилась в душ, а я стала готовить завтрак. Пока вернувшаяся Женька сервировала стол, я, в свою очередь, отправилась в ванную, а выйдя оттуда, застала подругу возле заколоченной двери. Она внимательно ее разглядывала.
– Что ты делаешь? – хмуро спросила я, подозревая, что ее вновь одолевают глупые фантазии.
– Я абсолютно уверена, что оно отсюда появляется. Вот дверь и заколотили.
– Кто оно? – фыркнула я.
– Ну, не знаю.
– Мы же решили, что нас просто пугали.
– Анфиса, не смеши. Зачем понадобилось дверь заколачивать?
– Ты же слышала, соседка сказала, что там пол провалился.
– Ну и что? Можно просто комнатой не пользоваться, заколачивать ее зачем?
– Привидениям гвозди не помеха, так что глупости не болтай.
– И кресты эти, – не слушая меня, продолжала она. – Они тут везде. И над дверями, и над окнами. Я двадцать семь штук насчитала. Странно, что мы их не заметили, когда окна мыли…
Тут мне явилось очередное озарение.
– Когда приглашают священника освятить дом, – сказала я, – он на стенах бумажки с крестом наклеивает. Я сама видела.
– Ну и что?
– Может, у местного батюшки бумажек не нашлось, и их мелом нарисовали.
– Да? – Женька потерла нос.
– Конечно. Сколько раз тебе повторять, всему есть разумное объяснение. Идем завтракать.
За завтраком Женька была мрачна и погружена в размышления.
– Ромка приедет и дверь откроет, – не выдержала я. – Только я уверена, нет там ничего интересного. Если хочешь, можем попросить кого‑нибудь из местных и откроем ее сегодня. – Женька не ответила, продолжая сосредоточенно жевать. – Ты видела его на улице, а не в доме, так при чем здесь эта комната? – не унималась я.
– Он из нее выходит, а потом возвращается.
– А на улицу он прогуляться вышел? – съязвила я. – Ничего глупее не слышала. Все, прекращай болтать чепуху, или мы немедленно уезжаем.
Если бы Женька решила уехать, меня бы это вполне устроило. Как я ни храбрилась, а предстоящая ночь меня тревожила. Но Женька, как назло, решила внять голосу разума.
Через полчаса мы двигали по тропинке в сторону деревни и вскоре вышли к дому, что находился ближе к реке. Возле калитки стоял джип ярко‑красного цвета с московскими номерами.
– «Мерседес», – кивнула на машину Женька. – Не бедные люди здесь отдыхают.
– Рыбак, наверное, или охотник.
– Анфиса, соберись, кто ж на таких тачках рыбачить ездит?
Ольгу Степановну мы дома не застали. Калитка была заперта, и, сколько мы ни звонили, никто на крыльце не появился. Я заглянула в щель между досками забора и убедилась, что моя машина стоит под навесом.
Я заглянула в щель между досками забора и убедилась, что моя машина стоит под навесом. Больше ничего увидеть не удалось.
– Зайдем на обратном пути, – предложила я.
Пройдя вдоль реки, мы обнаружили тропинку, которая вела к церкви, и поднялись по ней. Возле девятого дома заметили Надежду Николаевну, она как раз поднялась на крыльцо и даже взялась за ручку двери, но, увидев нас, остановилась и теперь, держа руку козырьком – прикрываясь от солнца, ждала, когда мы подойдем ближе.
– Здравствуйте, – крикнула Женька и помахала ей рукой, повернулась ко мне и сказала, понизив голос: – Спросим у нее про художника?
– Конечно.
– Прогуляться решили? – задала вопрос Надежда Николаевна, когда мы почти поравнялись с ней.
– Да. Пройдемся немного. А вы не подскажете, где живет Лаврушин?
– Кто такой?
– Художник…
– А… значит, в том конце деревни дом, третий от поворота. Или тот, что рядом. Там художники живут, ругаются постоянно.
– С кем? – не поняла я.
– Промеж собой у них война. Один другого рисовать учит. Оба неуступчивые, страсть. Так раскричатся, у нас слыхать. Одного Олегом зовут, Олег Евгеньевич, а другого Виктором, фамилий я не знаю. А на что они вам?
– Лаврушин хотел дом купить, – ответила Женька.
– Какой дом? – удивилась Надежда Николаевна.
– Тетушкин…
– Почто ему дом, у него свой есть.
– Он не себе, а другу, кажется.
– Ну, если только другу… хотя другу такой дом вряд ли посватаешь. – Она вдруг хихикнула и подмигнула нам. Мы с Женькой растерянно переглянулись.
– Что вы имеете в виду? – неуверенно спросила я.
Женщина кашлянула, убрав с лица ухмылку, и пожала плечами.
– Ну, так дом‑то… старый совсем, – бодро закончила она и опять улыбнулась. – Как вам спалось на новом месте? Никто не беспокоил?
– Нет. А у вас что, в деревне обычно шумно?
– В деревне‑то у нас тихо. Это я так, на всякий случай спрашиваю. Идите к художнику‑то, идите, вот как раз по той дорожке.
Она открыла дверь и поспешно за ней скрылась, а мы с Женькой в полном обалдении пошли дальше.
– Анфиса, здесь что‑то не так. Не зря она спросила… Кто нас должен был беспокоить? Ох, чует мое сердце…
– Надо было ее как следует расспросить, – кивнула я. – Может, вернемся?
– Ты же видела, она сразу в дом метнулась, наверное, поняла, что проговорилась. Я как увидела вчера родовое гнездо, сразу поняла: с ним что‑то не так.
– Что не так? Я тебя умоляю… Конечно, тетка что‑то недоговаривает, может, ей известны те самые люди, которые на твой дом претендуют? И она предположила, что они как‑то себя проявили? Потом поняла, что проговорилась, и поспешила уйти.
Женька насупилась, но ничего не ответила. Подозреваю, что глупых мыслей в ее голове прибавилось.
Между тем мы успели дойти до конца улицы, отсчитали от поворота третий дом и направились к нему. Он был деревянный, наличники на окнах отсутствовали, из щелей торчала пакля, а вместо крыльца был сделан настил. Дом оказался недостроенным, хотя успел потемнеть от времени, а кирпичи фундамента в некоторых местах искрошились. Дом, что стоял ближе к нам, был оштукатурен и расписан подсолнухами, бабочками и колибри. Маленькие птички с характерным хвостиком и клювом точно были колибри, хотя подсолнухи скорее напоминали о безбрежных полях юга России. Аккуратный заборчик был покрашен, а у соседского доски смотрели в разные стороны и тоже успели почернеть.
Тут из него появился мужчина в шортах в полоску и пестрой рубахе, подолом которой он вытирал лицо, красное, с крупным носом, бородой и глазами, которые сурово взирали на мир из‑под кустистых бровей.