Оттого он и обвинил меня в том, что я не сообщила ему о встрече с шантажистом. Был уверен, знай он об этом, не позволил бы случиться беде… Шантажист… случайный свидетель встречи любовников. Теперь в это верилось с трудом. Нет, все куда сложнее… Надо непременно отыскать этого Мишку, так ли случайно он появился в жизни подруги? С Берсеньевым придется поговорить, жаль, что Милка не познакомила нас раньше. Теперь на ласковый прием рассчитывать не приходится. Но вызвать его на откровенный разговор я должна, по крайней мере, хотя бы попробовать.
Занятая этими мыслями, я не заметила, как въехала в поселок. Унылые трехэтажки по обе стороны дороги, заводская труба, покосившийся забор. Возле пивной паслись мужички, только один из пятерых более‑менее твердо стоял на ногах, остальные висли друг на друге. Счастьем здесь не пахло. Я попробовала прикинуть, что здесь может делать племянник Якова Ивановича, интересный мужчина, интеллигент, к тому же обеспеченный. Странное место для проживания он выбрал. Впрочем, здесь есть завод, может, как раз ему он и принадлежит. Жаль, не посмотрела в Интернете. Мне была нужна улица Первомайская. Заметив еще одного обитателя поселка, по виду вроде бы трезвого, я притормозила и открыла окно.
– Не подскажете, где улица Первомайская? – спросила я.
Дядька умудрился вместить в одно предложение весь свой словарный запас, который в основном состоял из ничего не говорящих моему разуму «дык» и «ё», но после ряда наводящих вопросов суть я уловила. Свернула на ближайшем перекрестке и наконец‑то смогла разглядеть довольно‑таки обшарпанную табличку с названием улицы.
Дом номер три оказался обычным, деревенским, с тремя окнами на фасаде, шиферной крышей, покосившейся пристройкой из белого кирпича и крыльцом, выкрашенным зеленой краской. Строение давно не красили, кое‑где проступали бурые пятна, о первоначальной цветовой гамме оставалось лишь догадываться.
Я еще раз взглянула на адрес, полученный в фирме. Все совпадало, но сомнения меня не оставили. Тут из дома показался мужчина лет сорока в спортивных штанах, шлепанцах, надетых на носки, и клетчатой рубахе. Небритый и нечесаный. Держа в руках кастрюлю, он направился к сараю, стоящему рядом с домом, косясь на меня с интересом и насвистывая. Я заподозрила, что это хозяин, и пригорюнилась. Вряд ли женщина вроде Екатерины Андреевны могла бы им прельститься.
Дождавшись, когда мужчина зайдет обратно, я вышла из машины и направилась к крыльцу, решительно потянула дверь на себя и увидела клетчатого. На этот раз в руках у него было ведро. Он поставил его на пол и спросил:
– Вам кого?
– Паринов Юрий Алексеевич здесь живет? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал бодро и вселял оптимизм. Мужчина повернулся и заорал:
– Людка, а Людка, здесь Юрку спрашивают.
Через полминуты появилась Людка – толстая баба в халате, застегнутом на две пуговицы, полы разошлись, и я смогла любоваться толстыми ножищами с синими разводами вен.
– Здрасьте, – сказала она, окинув меня потрясенным взглядом, и я поняла, как неуместен здесь мой наряд.
– Ломакина Ефимия Константиновна, – сообщила я и улыбнулась пошире. Женщина кивнула. Сколько ей лет, определить я затруднялась, то ли сорок, то ли тридцать пять, то ли все пятьдесят. – Я адвокат, – добавила я, а женщина беспокойно нахмурилась.
– Адвокат… А чего случилось‑то?
– Я бы хотела поговорить с Юрием Алексеевичем.
– Так ведь это… сгинул он.
– Сгинул? – переспросила я неуверенно, заподозрив, что говорят здесь на незнакомом мне диалекте и означать это слово может что угодно. – То есть он сейчас где?
– Так кто ж его знает? Говорю, сгинул.
– Но он жив?
– Уж если б помер, то должны бы сообщить.
– Но он жив?
– Уж если б помер, то должны бы сообщить. Вы как думаете?
– Давно он… сгинул?
– Да уж пять лет. Так, что ли, Лешка?
Клетчатый задумался, пошевелил губами, вроде что‑то высчитывая, и кивнул.
– А как это произошло?
– Господи боже, – закатила глаза женщина. – Сгинул, и все. Чего ж не ясно?
– Вот что, – посуровела я. – Дело очень важное…
– Проходите, – перебила меня женщина и распахнула дверь в кухню. – Чего в сенях‑то стоять?
Мы устроились за квадратным столом, покрытым новенькой клеенкой.
– Вы кто ему будете? – оглядываясь, спросила я.
– Сестра. Двоюродная. Дом этот бабкин, она померла, его Юркиной матери оставила, тетке моей. Та болела сильно, а ухаживать за ней было некому, с мужем развелась, давно, Юрка еще в школу не ходил, а сынок единственный про маму вспоминал, если только деньги нужны.
– Он здесь жил?
– Нет. В райцентре. То у одной бабы, то у другой. Работать его не заставишь, так что даже дуры подолгу не выдерживали. Его ведь кормить надо.
– Выпивал?
– Ну, как все, не скажу, что совсем пропащий, и поболе люди пьют. – Тут она покосилась на клетчатого, тот пристроился на лавке возле печи и оттуда с интересом прислушивался к разговору. При последних словах он напустил в глаза туману и нахмурился. – Короче, ходить за тетей Таней было некому, пришлось, значит, мне. Так что дом она мне отписала по справедливости, можете у соседей спросить. Я до последнего дня рядом, чем могла… как за родной матерью… про меня никто худого не скажет. И похоронила на свои деньги. Этот‑то все из матери тянул. И на похороны не явился, хоть сообщили ему сразу же. Приехал на пятый день и давай здесь права качать. Вроде как я мать его с ума свела, вот она мне все и оставила. А она сама в сельсовет ходила, на своих двоих, и с головой у нее порядок был, уж только когда последнюю неделю в больнице лежала, стала заговариваться. А дом мне отписала за год до смерти, я‑то помалкивала, чтоб он ничего не сотворил. Поскандалил малость и уехал. Но через месяц вернулся и зиму здесь жил, в пристройке. Я сто раз о своей доброте пожалела. Что ни день, то скандал. Лешке моему чуть руку не сломал, ну, я вижу такое дело – и милицию вызвала. Продержали его двое суток, вернулся, побросал свое барахло в сумку и уехал. С той поры не видели его и не слышали. А если он вам чего наплел, то все это глупости. Дом мой, у меня и бумаги есть, как положено, с печатями. Любой суд признает, и соседи подтвердят, что я до последнего за ней ходила…
– Да‑да, я поняла, – кивнула я. – И за пять лет он здесь ни разу не появился?
– Ни разу. Я его предупредила: если явится озорничать, опять ментам сдам.
– Кроме вас, родственники у него есть?
– Близких нет. А из дальней родни половина поселка. Только никто его здесь не ждет.
– А нет ли среди родственников пожилого мужчины по имени Яков Иванович?
Женщина задумалась.
– Нет, такого не помню. Я думала, Юрка у какой‑нибудь бабы пристроился. Так?
– Мне об этом ничего не известно.
– Как же, ведь вас сюда он прислал?
– Мы разыскиваем его совсем по другому делу. Он снимал дом в областном центре, по крайней мере, паспортные данные в договоре его. Задолжал денег и скрылся.
– Очень на Юрку похоже. Он тут всем должен, а я ведь говорила: не давайте, все равно не вернет. Но у нас такой народ, сначала дадут, чтоб отстал, потом ко мне с претензиями. А я что, за него платить буду?
– Вполне может быть, что его паспортом кто‑то воспользовался.