– Не спеши! Крайний срок – полдень. Если материал прибудет слишком рано, на него набросится какой-нибудь ретивый редактор с синим карандашом, которому приспичит заменить несколько слов. Лучше, чтобы материал прибыл, когда они уже начинают волноваться из-за дырки в тысячу слов на второй полосе… Как Лори, Ник?
– Прыгает от радости, что съехала миссис Траффл.
Квиллера вдруг осенило: это миссис Траффл отбрасывала на гостиницу тёмную тень, а вовсе не несчастная Эльза Лимбургер. Он спросил:
– А кто эти тихие люди во второй хижине?
– Томпсоны. Она оправляется после болезни. Он каждый день занимается глубоководным ловом на съёмных судах. Ловит крупную форель, а потом они чистят её, замораживают и отправляют по его адресу. По крайней мере, так выходит по его словам… А вот ещё одна открытка, Квилл.
На открытке красовался дворец губернатора в Колониальном Уильямсберге. Квиллер сунул её в карман с апатичным видом.
– А что за фирменное блюдо сегодня, Ник?
–Фриттата с итальянским соусом. Очень вкусная!
– Скажи мне, как старому другу: она действительно вкусная?
– Если не понравится, отошлёшь обратно на кухню и закажешь корнфлекс за счет заведения!
В столовой Квиллер наскоро просмотрел открытку от Полли:
Дорогой Квилл!
Антиквар пригласил нас сегодня на ланч. Очаровательный человек. Звонила домой. Кошки плохо едят. Ты бы не мог заехать и подбодрить их?
С любовью,
Полли
Квиллер хмыкнул в усы. Кот Полли совсем недавно согласился терпеть его общество, а чтобы добраться от Блэк-Крик до Индейской Деревни, где живут Брут и Катта, нужно проехать пол-округа, но…
Подошла официантка принять заказ, и он справился о фирменном блюде.
Она замялась, в нерешительности глядя на Квиллера.
– Знаете… мой последний клиент сказал, что сосиски слишком острые, а предыдущий заявил, что фриттата сухая, но ведь это всего лишь их личное мнение.
Квиллер решил взять яичницу с ветчиной, а официантке к обычным двадцати процентам на чай добавил ещё немного – за честность.
Вернувшись в хижину номер пять, он позвонил официальному историку Мускаунти. Гомер Тиббит, которому давно перевалило за девяносто, жил вместе с «молодой» женой, которой было всего восемьдесят восемь, в деревне пенсионеров, носившей название «Уголок на Иттибиттивасси».
Трубку взяла Рода:
– Легки на помине! Мы только что говорили о вас за завтраком. Как раз сейчас Гомер отдыхает после завтрака…
– Кто это? Кто это? – раздался пронзительный голос её мужа.
– Средства массовой информации, – ответила она, передавая Гомеру трубку беспроводного телефона.
Двое мужчин обменялись дружескими шутками.
– Старый плут! Чего это вы разоспались в середине утра?
– Ах вы нахальный щенок! Звоните моей жене, думая, что я сплю!
– Как вам погода?
– Откуда мне знать о погоде? Рода же меня не выпускает!
– Я слышал, Гомер, что вам с большим успехом заменили коленную чашечку.
– Да так удачно, что я подумываю ещё кое-что себе заменить, если только вы будете донором.
Только после этого традиционного обмена любезностями Квиллер задал вопрос:
– Была ли когда-нибудь в Мускаунти золотая лихорадка?
– Ну что ж… – задумался Гомер. – Была золотая лихорадка бедняков в девятнадцатом веке, прежде чем открыли настоящее золото: уголь и древесину – вот на чем наживали состояния. На моей памяти периодически возникали истории вокруг золота, но они ничем не кончались.
На моей памяти периодически возникали истории вокруг золота, но они ничем не кончались. Если хотите знать моё мнение, то во дворах у людей в кофейных банках спрятано больше золотых монет, чем когда-либо…
Рода выхватила у него трубку:
– Спросите мистера Мак-Мёрчи. Он продавал оборудование для промывки золотоносного песка.
Гомер снова отобрал у жены трубку:
– Спросите у Торнтона Хаггиса. Он брал своих мальчиков мыть песок.
Не откладывая дело в долгий ящик, Квиллер тут же позвонил камнерезу, делавшему надписи на надгробиях – сейчас он ушёл в отставку, – и договорился встретиться за ланчем. Торнтон был одной из самых интересных личностей, с которыми доводилось встречаться Квиллеру в этом северном округе. Он окончил университет в Центре – изучал историю искусств, затем вернулся домой и занялся семейным бизнесом – памятниками. Отойдя от дел, Торнтон стал волонтером: помогал в Центре искусств, а сейчас играл роль хозяина салуна в спектакле, воссоздающем прошлое. Квиллера не удивило, что Торн занимался золотоискательством.
Они договорились встретиться в Мусвилле, в «Бяке-Кулебяке». Только заведение, где подавали лучшие кулебяки в округе, могло рискнуть и взять себе такое название. А пока что Квиллер и сиамцы сидели на веранде, наслаждаясь лесной тишиной.
Коко поболтал с белкой, которая случайно оказалась у самой веранды, и навострил уши, когда с ручья донеслось кряканье. Квиллер быстро надел на него шлейку и прокатил на плече к ручью. Две утки безмятежно скользили по воде, за ними следовал выводок из девяти утят.
– Это тот кот, благодаря которому мы избавились от миссис Траффл? Мы должны наградить его медалью. – Это был Дойл Андерхилл.
Фотограф с аппаратом направлялся к лодочному сараю.
– Вы любите кататься на каноэ, Квилл? Добро пожаловать – присоединяйтесь ко мне в любое время.
– К сожалению, Дойл, у меня был неудачный опыт, когда я греб, плывя вдоль берега большого озера. Внезапно налетевший ветер развернул нос к северу, и меня понесло в Канаду со скоростью ста миль. Я не знал, что делать, и вдруг загробный голос из ниоткуда велел мне грести назад. Я благополучно вернулся к берегу, но навсегда утратил интерес к каноэ.
– Звучит сверхъестественно.
– Нет, это был всего-навсего мой сосед, отставной шеф полиции, с рупором. Как идёт съемка?
– Великолепно! На днях сфотографировал огромную сову, которая взмыла у меня над головой, как бомбардировщик.
– А что вы делаете со своими снимками?
– Продаю некоторые из них журналам.
– А вам известно, что в воскресенье в Центре искусств Пикакса открывается фотовыставка? Презентация работ Джона Бушленда.
– Я постоянно вижу его фотографии! Он супер! Я не знал, что он живёт где-то здесь.
– Вы с Венди должны сходить на эту выставку между двумя и пятью часами и познакомиться с ним.
– Мы придём, спасибо за подсказку. Очень жаль, Квилл, что вы не любите каноэ. Когда я плыву по этому ручью, то чувствую себя частью природы.
Спустя несколько минут он уже пустился в путь, даже не вспугнув уток.
Когда Квиллер прибыл в «Бяку-Кулебяку» в Мусвилле, Торнтон Хаггис уже ждал его в угловой кабинке. Благодаря белоснежной копне волос Торн сразу бросался в глаза.
– Я вижу, жена в последнее время не позволяла тебе сходить к парикмахеру, – заметил Квиллер, отпустив их обычную незамысловатую шутку.
– На этот раз я позволил ей одержать верх. Я играю в нашем спектакле хозяина салуна по прозвищу Белоснежка, так что моя шевелюра – как раз то, что надо.