Стоял июньский уик-энд - самое время для лодочных прогулок. Пассажирский катерок со свеженамалёванной надписью «Двенадцать очков» на борту на малой скорости пыхтел через озеро. На корме громоздились чемоданы, латка для индейки без ручек и небольшая проволочная клетка с крупными ячейками, на которую сверху была наброшена тужурка.
– Сидят тихо! - проорал сквозь шум мотора моторист.
– Им нравится вибрация, - откликнулся пассажир, человек с большими усами.
– Ага. И они к тому же могут нюхать озерный воздух.
– А скоро переберёмся?
– Переправа занимает тридцать минут. Я медленно иду, чтобы им морскую болезнь не схлопотать.
Пассажир отогнул рукав куртки, украдкой всматриваясь в то, что под ней скрывалось.
– Они, кажется, в порядке!
Указывая через озеро на тонкую чёрную полоску на горизонте, моторист громко объявил:
– Наше место назначения, остров Завтрак, э-ге-гей!
– ЙАУ! - долетел из клетки резкий баритон.
– Это Коко! - прокричал пассажир. - Уж он-то знает, что такое завтрак.
– Н-н-н-няу! - как эхо, прозвучало пронзительное сопрано.
– Это Юм-Юм! Оба есть хотят!
Катерок прибавил скорость. Для всех для них это было путешествие в другой мир.
Остров Завтрак, лежавший в нескольких милях от Мускаунти, не значился на навигационной карте. За грушевидное очертание - расширенное к югу и продолговатое к северной оконечности - картографы девятнадцатого века наименовали его Грушевым островом. Озерные шкиперы, терявшие суденышки и груз на предательских скалах возле основания груши, давали ему менее печатные имена.
Южный берег был гостеприимнее. Многие годы рыбаки с материка, шедшие на веслах книзу, чтобы попытать удачи, высаживались здесь на песок и жарили на завтрак кое-что из улова.
Никто не знал точно, когда или как остров Завтрак получил свою аппетитную кличку, но только это было задолго до экономического благодеяния, известного как туризм.
Сам Мускаунти - в четырехстах милях к северу откуда бы то ни было - с недавних пор считался этаким раем для отпускников, его популярность, благодаря молве, неуклонно росла. Остров же Завтрак расцвел нежданно, как семечко, посаженное и взлелеянное застройщиками и финансистами и политое заботливой рукой всеамериканской рекламы.
За два дня до путешествия «Двенадцати очков» судьба острова Завтрак стала предметом жаркого спора на материке, где в «Старой мельнице» обедали четверо старых приятелей.
– Поднимем тост за новое пристанище на Грушевом острове! - воскликнул Арчи Райкер, издатель местной газеты. - За лучшее, что когда-либо было в Мускаунти!
– Жду не дождусь повидать эти места, - сказала Полли Дункан, директор пикаксской публичной библиотеки.
– А давайте переберемся туда вчетвером как-нибудь на уик-энд и остановимся в каком-нибудь ПП («Поешь и поспи»), - предложила Милдред Райкер.
Четвёртый участник трапезы, не расположенный к разговору, промокнул салфеткой великолепные усы.
– А как ты, Квилл? - спросил Райкер. - Тяпнешь за это?
– Нет, - ответил Джим Квиллер. - Мне не нравится, что сотворили с островом Завтрак. Не пойму, зачем понадобилось менять его имя, - и не желаю туда ехать!
– Ну и ну! - удивилась Полли.
– Действительно, - осуждающе покачала головой Милдред.
Мужчины были старые друзья - журналисты из Центра (так уроженцы Мускаунти именовали крупные города Соединенных Штатов).
Райкер приводил сейчас в исполнение свою мечту об издании окружной газеты, а Квиллер, получивший кое-какие деньги по наследству, жил в Пикаксе (три тысячи человек населения) привольной холостяцкой жизнью и вёл колонку во «Всякой всячине». Несмотря на обвислость усов цвета перца с солью и меланхолический взгляд из-под тяжёлых век, он недурно проводил здесь свои зрелые годы. Гулял, ездил на велосипеде и вволю дышал сельским воздухом. Знакомился с новыми людьми и сталкивался с новыми проблемами. У него была нежная дружба с Полли Дункан. Жил он в очаровательно переоборудованном яблочном амбаре. И делил повседневные заботы с двумя сиамскими кошками.
– Позвольте мне вам растолковать, - обратился он к сотрапезникам, - почему я против поездки на Грушевый остров. Когда я только-только прибыл сюда из Центра, лодочники взяли меня туда с собой, и мы причалили к старым деревянным мосткам. Тишь была полнейшая - разве что чайка прокричит или рыбка плеснёт. Тихая пристань! Ни тебе машин, ни асфальтовых дорог, ни людей - лишь несколько неизвестных травинок на опушке леса. - Он выдержал паузу и оглядел слушателей, наблюдая за эффектом своих слов. - Что же там теперь на этом одиноком берегу? Трёхзвездочный отель, пристань на пятьдесят лодок, пиццерия, мастерская по размалевыванию футболок и две лавки с ирисками.
– С чего ты взял? - возразил ему Райкер. - Ты же ещё не видел, как там всё обустроили, - и дались тебе эти лавки с ирисками!
– Я читал рекламные проспекты - этого хватило, чтобы меня отвратить.
– Вот побывал бы ты на их презентации для прессы - так получил бы правильное представление.
У Райкера была красная физиономия и пухлая фигура редактора, частенько посещавшего презентации для прессы.
– Съешь я только их бесплатный ланч, - парировал Квиллер, - и они вправе были бы ждать от моего отдела всяческой рекламной шумихи… Нет уж, Арчи, хватит с них и того, что ты им посвятил передовицу и редакторскую врезку.
В разговор вмешалась Милдред, новая жена нового издателя:
– Квилл, я ездила туда с Арчи и сочла, что «XYZ Энтерпрайзес» сделала отель сущей конфеткой. Он такой деревенский и так мило покрашен. И со всех сторон отеля - ларьки, тоже в сельском стиле, и оформлены на уровне, без малейшей пошлости. - Это была высокая оценка, если учесть, что исходила она от преподавательницы эстетики в средней школе. - Должна, однако, признать, что остров и впрямь пропах ирисками.
– И лошадьми! - вскричал её муж. - Ловко задумано, доложу я вам. Поскольку машины там запрещены, туристы нанимают кареты, кебы, берут напрокат велики или гуляют на своих двоих.
– Вообрази-ка, что там за пробки - на этом крохотном островке, забитом ордами велосипедистов, множеством колясок и карет, из которых осматривают достопримечательности, - с брезгливой гримасой заметил Квиллер.
Полли Дункан мягко положила ему на руку ладонь.
– Квилл, дорогой, можно ли приписать твоё раздражение чувству вины? Если так, гони эту мысль!
Квиллер помрачнел. В её метко нацеленном утверждении была кое-какая горькая правда. Островок обустраивался главным образом на его же собственные деньги. Получив в наследство громадное клингеншоеновское состояние, сложившееся в Мускаунти, он основал Клингеншоеновской фонд, чтобы пустить миллионы на общественное благоустройство, тем самым сложив с себя всякую ответственность. Многие перемены дали положительный результат, некоторыми из них он интересовался. Но всё же твердо держался политики невмешательства.
– Подумай, - с искренним энтузиазмом продолжала Полли, - как много Фонд К. дал школам, здравоохранению и образованию! Если бы не клингеншоеновские гранты, не видать бы нам ни своей газеты, ни своего колледжа!
– Да один этот отель Грушевого острова, - прибавил Райкер, - обеспечит триста рабочих мест, которые так нужны молодёжи летом.