Однако после того, как мы выгрузились у дома Бон-Бон, я посвятил вечер изобретению, игры для ее детей — игры под названием «Охота на оранжевый баллончик и шнурки».
— Все, что знали, они уже рассказали полиции, — заявила Бон-Бон. — Ничего полезного они не найдут.
— После этого мы сыграем в другую игру, — сказал я, тактично пропустив ее слова мимо ушей, — «Охоту на письма, которые папе прислал человек по имени Форс». За каждую ценную находку, конечно, дается награда.
Дети азартно играли, пока не пришло время отправить их спать: я не скупился на монетки. Добычу я разложил по всему письменному столу в кабинете Мартина.
В известном смысле улов оказался впечатляющим. Самое большое недоумение вызывал у меня оригинал письма, копию которого Виктор отправил Мартину. «Уважаемый Мартин», — начиналось письмо и далее слово в слово повторяло копию до самой подписи. Вместо набранного на компьютере: «Виктор Уолтмен Верити», внизу стояло написанное от руки: «Адам Форс».
— Дети нашли письмо в тайнике письменного стола Мартина, — сказала Бон-Бон.
Я объяснил ей, что так называемый тайник никакой не тайник, а элемент конструкции в современных письменных столах, предназначенный для портативного компьютера, — эдакий выдвижной ящичек. Я обнаружил в нем массу интересного. Помимо письма Форса Мартину, там лежала ксерокопия письма Мартина Форсу — несколько строчек с кратким ответом. Вот они:
Уважаемый Адам Форс,
у меня наконец появилось время обдумать вопрос о ваших формулах и методиках. Пожалуйста, поскорее запишите их на видеопленку, как вы предлагали, и возьмите запись с собой на Челтнемские бега. Там вы ее мне отдадите, как только меня увидите, — понятно, не на беговой дорожке.
Я глядел на письмо, ломая голову над его скрытым смыслом. Дэниэл заглянул мне через плечо и спросил, что значит «формулы»:
— Это тайны?
— Иногда.
Но какие именно тайны?
После того как Бон-Бон и дети поднялись наверх, я остался в кабинете один, тщательно обследовал содержимое выдвижного ящичка и нашел несколько чековых книжек. На корешках были проставлены суммы выплат, но дата и получатель сплошь и рядом не указывались. У финансового советника Мартина, должно быть, постоянно болела голова.
Тем не менее маленькие чудеса время от времени происходят. На корешке, помеченном ноябрем 1999 года (числа не было), мне бросилось в глаза: «Форс». На строчке под именем стояло одно-единственное слово — «ДЫХАЛКА», а в рамке, где проставляют переводимую сумму, были написаны три нуля — без целых чисел и десятичных дробей.
Имя Форса появилось еще раз в ежедневнике Мартина, где его рукой было нацарапано: «Форс, Бристоль, среда».
Я вернулся к выдвижному ящичку. В блокноте с отрывными листами — самом аккуратном документе среди неряшливых бумаг Мартина — были зафиксированы с указанием чисел все его выплаты Эдди Пейну.
На первой странице блокнота Мартин, видимо думая о чем-то своем, расписал завитками имена Эдди Пейна, Розы Пейн, Джины Верити и Виктора. В углу он нарисовал камеру с крепкой решеткой и написал: «Уолтмен». Имелись также маленькие зарисовки Эдди в фартуке, Джины в бигуди, Виктора за компьютером и Розы в ореоле из шипов.
Мартин был знаком с этой семейкой, заключил я. Получив от Виктора письмо, он, конечно, сообразил, что это розыгрыш пятнадцатилетнего юнца. Прокручивая в памяти события, я понял, что не задал нужных вопросов, потому что исходил из неверных посылок.
Я развалился в кресле Мартина, скорбя о его бывшем хозяине и мечтая о том, чтобы он ожил хотя бы на пять минут.
Мой мобильник, который я положил на стол, отрывисто заверещал.
Я включил его, надеясь, что звонит Кэтрин. Как бы не так. В трубке раздался резкий голос Виктора.
— Можете приехать в Тонтон в воскресенье? — затараторил он. — Пожалуйста, сядьте на тот же поезд, что в прошлый раз. Я звоню из автомата, у меня кончается мелочь. Пожалуйста, обещайте.
В его голосе звучали настойчивость и самая настоящая паника.
— Хорошо, обещаю, — сказал я, и связь оборвалась.
Глава шестая
В субботу, ближе к полудню, Том Филлин, который явно никуда не спешил, заглянул ко мне в мастерскую и предложил пойти выпить пива. Доберманов мы привязали к скамейке у переполненного полутемного паба. Том основательно приложился к кружке и заявил мне, что в отношении Верити — Пейнов я проявляю больше выдержки, чем здравого смысла.
— Вчера была всего лишь неделя, как они вас измолотили, да так, что вы едва на ногах держались, — сказал он.
Я поблагодарил его за спасение. Том стал убеждать меня взять его в телохранители на то время, пока Уэрдингтон в отъезде.
Я быстро обдумал его предложение. Мы с Томом примерно одних лет и одного роста, но при моем приближении никто не жмется к обочине и не видит во мне потенциальной угрозы.
Интересно, задался я вопросом, как отнесется моя дорогая констебль Додд к тому, что я вступил в союз с бывшим заключенным по прозвищу Крутой. Тем не менее я ответил:
— Хорошо, если будете делать, как я скажу.
— Только чтоб не нарушать закон, — поставил он условие. — Мне не светит снова за решетку.
— Не нарушим, — заверил я.
Когда наутро я сел в поезд, в багажном вагоне у меня имелся новый защитник тыла в сопровождении трех самых страшных на вид черных псов.
Том предлагал ехать в автомобиле. Я отрицательно покачал головой. Допустим, предположил я, никакая там не засада, а просто напуганный до полусмерти мальчишка. Поверим ему, сказал я.
В конце концов мы пришли к компромиссу. Наймем машину с водителем — пусть едет следом от станции в Тонтоне, не упускает нас из виду, подберет, если понадобится, а после отвезет домой.
Виктор сам встречал меня в Тонтоне на платформе. Я сел в один из головных вагонов — чтобы заблаговременно увидеть и миновать компанию недоброжелателей, если таковые придут меня встретить. Но парень, похоже, был один. Еще, как мне показалось, весь на нервах. Еще продрогший. Прочее покрывала завеса тайны.
Собаки Тома, находившиеся в хвосте поезда, выкатились на платформу. Я рассчитывал или по крайней мере надеялся, что Виктор не узнает ни Тома, ни его псов, хотя Роза и другие члены ее семьи, вероятно, узнали бы их после разгрома в Бродвее.
По образцу агентов в штатском я надел бейсбольную шапочку, заломив козырек на сверхмодный манер, темно-синий тренировочный костюм и голубой жилет на поролоне. Для многих такой наряд в порядке вещей, но не для меня — я обычно ношу серые брюки и белую рубашку.
Неслышно — кроссовки скрадывали звук шагов — подойдя к Виктору сзади, я тихо сказал ему на ухо:
— Привет.
Он повернулся. Его удивил мой маскарад, однако главным его чувством, судя по всему, было откровенное облегчение от того, что я вообще приехал.
— Я боялся, вы не приедете, — произнес он. — Я слышал, как они говорили, что здорово вас избили. Я не знаю, что делать. Они мне врут.
От нервного напряжения его била мелкая дрожь.
— Для начала уйдем с платформы, здесь продувает. Потом ты мне расскажешь, где, как думает твоя мать, ты находишься в настоящее время.
Нанятый мною водитель протирал перед зданием вокзала темно-синий микроавтобус. К нему подошел Том Филлин, сказал пару слов и усадил доберманов в расположенный сзади багажник.
Виктор, еще не понявший, что машина и псы имеют к нему отношение, ответил на этот и на дюжину других моих вопросов.