Они сразу выяснили, что говорят на компьютерном языке с легкостью, какая всем нам и не снилась. Бон-Бон обрадовалась и сказала, что Виктор переночует у нее. Джим сначала отвез домой Тома с собаками, а потом меня.
Мотоцикл Кэтрин красовался на привычном месте у кухонной двери. Услышав машину Джима, Кэтрин вышла. Она встретила меня так, что понятливый Джим ухмыльнулся во весь рот и укатил, пообещав быть к моим услугам «днем и ночью».
Я никогда не просил Кэтрин показать мне ее жилище, но тем вечером все же попросил. Она рассмеялась:
— Завтра отвезу. Оно лучше смотрится при дневном свете.
Кэтрин спросила, как у меня прошел день, а я спросил, как у нее. Все уже по-семейному, а знакомству нашему всего три недели, подумал я.
— Расскажи мне про полицию, — попросил я, когда мы вдвоем устроились в огромном кресле.
— Что именно?
— О ее первоочередных задачах. Например, в новогоднюю ночь ты в штатском и тот бродяга на ступеньках хотели отпугнуть воров, а не задержать?
Она заерзала:
— Не совсем так. Нам больше нравится забирать преступников.
Я не собирался ее подкалывать.
— Расскажи про твоего напарника, бродягу.
— Вообще-то он не бродяга, — улыбнулась Кэтрин. — Его зовут Пол Кратчет, и он хороший детектив. Он сильный парень, хотя с виду хлипкий. Многие преступники испытали на себе его хватку. В участке его называют Пол Педант, потому что в своих рапортах он трясется над каждым словом.
Я спросил напрямик:
— На что полиция обращает больше всего внимания?
— На смерть в результате несчастного случая, на убийство, конечно, и на любое насилие.
— К кому мне обратиться, если я найду украденное имущество?
— Ты опять о тех видеопленках?
— О них самых.
— Ну, я наводила справки. Сами пленки, считай, ничего не стоят. Записанная на них информация называется интеллектуальной собственностью. С точки зрения полиции, невелика ценность. Как изготовить копию античного ожерелья? Чушь собачья! Промышленные или даже медицинские секреты? Очень жаль. Полиция на их поиски много времени тратить не станет. — Кэтрин запнулась, словно ей в голову вдруг пришло нечто совсем противоположное: — Эта гадина Роза все еще считает, что ты знаешь, где пленки?
— Не беспокойся!
— Но она так считает? — не отступала Кэтрин.
Я улыбнулся:
— Мне кажется, что пленка с ожерельем почти с самого начала у нее была и поэтому она знает, что у меня ее нет.
— А вторая пленка? Украденная из лаборатории?
— Есть у меня кое-какие предположения. Пойдем-ка спать. — Я был настроен беспечно.
Утром я проснулся первым и немного полежал, прислушиваясь к тихому, спокойному дыханию Кэтрин. В тот миг это дарило мне полное счастье, но буду ли я испытывать то же самое через десять лет? А Кэтрин? Она шевельнулась, открыла глаза, улыбнулась, и десять лет потеряли значение. Мы живем в настоящем, которое постоянно с нами и изменяется каждое мгновение. Значение имеет настоящее, и только настоящее.
— О чем ты думаешь? — спросила Кэтрин.
— Надеюсь, о том же, о чем и ты.
Она вновь улыбнулась и спросила, не запланировал ли я чего-нибудь на субботу — ее выходной. Я предложил ей удобное кресло в «Стекле Логана».
Мы с Кэтрин поехали на мотоцикле (я — на заднем сиденье). Облачившись в рабочую форму, я все утро расставлял на полках новые изделия. Сразу после полудня в магазин наведались Бон-Бон с Дэниэлом и Виктором, которых ремесло стеклодува временно увлекло больше электронной почты. Чуть погодя впорхнула Мариголд, похлопала ресницами, улыбнулась Хикори и едва не задушила Дэниэла в оборках ярко-розового с золотом воздушного платья.
Чуть погодя впорхнула Мариголд, похлопала ресницами, улыбнулась Хикори и едва не задушила Дэниэла в оборках ярко-розового с золотом воздушного платья. Она на весь магазин сообщила Бон-Бон, что Комитет по призам Челтнемского ипподрома единогласно решил заказать Джерарду Логану разработку и изготовление приза памяти Мартина Стьюкли — в виде вздыбленной лошади с золотыми полосками.
— Джерард, милый, вы можете сделать приз сегодня? — загорелась Мариголд.
Я позвонил ювелиру, и тот пообещал нужное количество золота. Но мне нужно было время все продумать, чтобы получилась настоящая вещь, а именно такую я хотел сделать ради Бон-Бон, ради Мариголд, ради Челтнемского ипподрома и самого Мартина.
— Изготовлю хрустальный шар и фигуру лошади завтра. Сделаю все сам, ассистировать мне будет один помощник. В понедельник можно будет добавить золота, а во вторник вечером я соединю фрагменты и укреплю на основании. К среде приз будет закончен.
— А раньше никак? — огорчилась Мариголд.
— Я хочу сделать для вас все как следует, — ответил я.
К тому же мне надо было дать недругам какое-то время.
Глава девятая
Бон-Бон и Мариголд оставили мальчиков на мое попечение, а сами отправились пробежаться по антикварным лавочкам.
В мастерской Виктор завороженно наблюдал за тем, как Хикори, рисуясь, сделал два забора, умело прокатил массу в белом, а затем цветном порошке и с помощью щипцов превратил в маленькую цветочную вазу с волнистыми краями. Памела Джейн сноровисто ему помогла снять вазочку с понтии, и Хикори с нарочито скромным видом поместил ее, словно Святой Грааль, в печь для отжига.
Дэниэл, который был в мастерской частым гостем, хотел, чтобы я вышел с ним на улицу. Увидев выражение его лица, я сразу вышел, не привлекая к себе внимания.
— Что такое? — спросил я.
— Там дальше обувной магазин, — ответил он.
— Знаю.
— Пойдем поглядим.
Он двинулся вперед, я следом. Обувной магазин, как ему и полагалось, появился на левой стороне улицы, и Дэниэл застыл перед витриной.
— Видишь туфли на резине? Вон там, в глубине, на верхней полке, с полосатыми шнурками, белыми и зелеными? На том, кто в нас прыскал газом, были такие же.
Я недоверчиво уставился на туфли — большие, на толстой эластичной подошве, с ослепительно белыми парусиновыми вставками и толстыми шнурками, завязанными в пышные гроздья.
— На нем были такие же, — повторил Дэниэл.
Бон-Бон помахала Дэниэлу, чтобы тот шел к машине, стоявшей на дороге выше по склону. Она собиралась домой, успев соблазнить Виктора разрешением еще один вечер просидеть за компьютером. Вскоре Бон-Бон и Мариголд отправились каждая своей дорогой. Была суббота, четыре часа. Моя маленькая бригада прибрала в помещениях и отбыла с моего благословения, остались только мы с Кэтрин. Заперев мастерскую, я дал ей связку ключей, чтобы впредь держала их у себя.
Я спросил, может ли она уговорить своего бродягу напарника Пола Педанта завтра, в воскресенье, пройтись с ней пару раз из конца в конец Бродвея. Кэтрин, естественно, осведомилась зачем.
— Прикрыть мне тыл, — пошутил я.
Она ответила, что Пол, скорее всего, выполнит ее просьбу. Прежде чем ее поцеловать, я заметил, что пара наручников может им очень даже пригодиться.
— У него они всегда при себе, — заверила Кэтрин.
Утром в воскресенье она спросила:
— Хождения по Бродвею связаны с пленками?
— В известном смысле, — ответил я, не уточняя, что речь идет о жизни и смерти.
Тем не менее я разбудил Тома Филлина, который разбудил своих псов, и все, включая Тома, хором прорычали, что воскресенье — день отдыха.