– Мы все вынимали, как и ваши сотрудники, когда обыскивали комнату, – сказал Гэвин.
– Знаю. Просто хочу удостовериться, что мы ничего не упустили.
Обнаружив лишь заколки для волос, эластичную тесьму, жевательную резинку и коробку спичек, она перешла к другому ящику. Когда она закрыла последний ящик, то тихо посидела некоторое время, ни к чему не прислушиваясь и даже не размышляя ни о чем конкретном. Энди просто чувствовала, словно, впитывая окружающую атмосферу, могла понять, почему ей захотелось прийти сюда и сделать это. Что она на самом деле ожидала найти?
Энди много раз делала то же самое в комнате Пенни, и эта процедура никогда не помогала. Но кто знает, вдруг поможет сейчас?
Она встала, подошла к импровизированной вешалке и кучке обуви, разбросанной внизу.
– Как узнать, взяла ли она с собой сменную одежду? – обратилась она к Гэвину.
Он дернул головой, словно забыл, что она находится рядом.
– Э-ээ, не знаю. Мы подумали, она кое-что прихватила с собой, потому что ее рюкзачок исчез вместе с зубной пастой и принадлежностями для макияжа.
Энди кивнула и повернулась к аккуратно заправленной кровати с тряпичной куклой на подушке. Откинув белье, она подняла матрас. Она не ожидала что-либо найти, и там действительно ничего не было. Однако, когда она резко опустила матрас, то услышала звук какого-то предмета, соскользнувшего вниз по стене. Она взглянула на Гэвина, оттащила заднюю часть кровати к середине комнаты и обошла вокруг посмотреть на упавший предмет. Заинтересованная, но не забывавшая о том, что Гэвин за ней наблюдает, она подняла с пола обшарпанный альбом формата A4 с единственным словом «Софи», написанным на обложке крупными желтыми буквами.
Энди повернулась к Гэвину. Его лицо как будто почернело от потрясения.
– Мы обыскивали комнату, – хрипло пробормотал он. – Но мы не нашли этот альбом и тогда решили, что она взяла его с собой.
Энди перелистала страницы. Альбом был заполнен не только девическим почерком Софи, но и всевозможными вырезками, засушенными цветами, корешками билетов, фотографиями, рисунками…
– Мать подарила ей этот альбом для дневника, – сказал Гэвин. – Сначала они вели его вместе – сразу же после того, как Джилли узнала, что ей не суждено выжить. Тут их воспоминания, надежды и мечты… – Он приложил ладонь ко лбу и опустился на табурет.
Оставив его наедине со своими мыслями, Энди быстро просмотрела последнюю запись. Хотя там не было намеков на нынешнее положение Софи, было ясно, что эта запись не предназначалась для глаз отца. Во всяком случае, не сейчас.
– Мне придется забрать его, – мягко произнесла она.
Он кивнул.
– Вы будете бережно обращаться с ним, правда? – Энди показалось, будто он всхлипнул.
– Ну конечно, – пообещала она.
Энди вернулась к своему автомобилю, где снова открыла дневник и посмотрела на имя Томаша Сикоры, тщательно выведенное между переплетенными сердцами в тексте и на полях альбома.
Только потому, что его имя было связано с именем Гэри Перкинса, они называли его педофилом, растлителем детей, каким-то чудовищем. Ходили слухи, что он был членом банды, похищавшей и продававшей юных девушек. Казалось, они действительно верили, что он принимал участие в исчезновении Софи, а это было заведомой ложью.
– Но ты должна признать, что дыма без огня не бывает, – мягко настаивала Оленка. – Я знаю, это не то, что ты хотела бы слышать. Клянусь, я тоже не хочу этому верить, но, Кася, ведь ты даже не знаешь, где он…
– Он в Кракове, – выкрикнула Кася. – Он звонил мне и сказал, что скоро вернется домой.
– Я знаю, что он сказал…
– Прекрати! Пожалуйста, прекрати! – Кася закрыла уши руками.
– Я знаю, что он сказал…
– Прекрати! Пожалуйста, прекрати! – Кася закрыла уши руками. – Ты не настроишь меня против него. Он не сделал ничего плохого. Ты слышишь? Сейчас он в Польше, со своей матерью. Скоро он вернется домой.
Глядя на свою сестру, расхаживавшую по комнате и шептавшую беззвучные молитвы, Оленка выдержала долгую паузу, прежде чем сказать:
– Хорошо. Если хочешь, убеждай себя в этом, но в то же время ты должна спросить себя…
– Нет! Мне все равно, что ты говоришь. Томаш – хороший человек. Он никогда никого не обидит.
– Может быть, не тебя и не детей, но ты на самом деле не знаешь, чем он занимается большую часть времени. Он говорит, что уехал к матери, но ты не можешь быть в этом уверена. А когда он говорит тебе, что работает в кемпинге, то мне известен по меньшей мере один случай, когда его там не было.
Лицо Каси стало пепельно-серым, а ее пальцы дрожали, когда она переплела их на груди.
– Я знаю, почему ты говоришь такие вещи, – сердито бросила она. – Ты просто завидуешь, что ему платят больше, чем Глину. Ты хочешь, чтобы я поверила дурным вещам про него, и выдумываешь разную ложь…
– Я не лгу. Раньше я не хотела говорить тебе, поскольку знала, как ты расстроишься. Но, Кася, это Томаш лгал тебе о том, где он бывает по вечерам. Конечно, не каждый раз, но иногда…
– Я больше не желаю тебя слушать, – яростно перебила Кася. – Тебе придется уйти, если ты будешь говорить подобные вещи.
Услышав телефонный звонок и всем сердцем молясь о том, чтобы это оказался Томаш, она прошептала в трубку:
– Алло?
– Kotek, это я.
Она опустилась на колени от облегчения.
– Томаш, где ты? Ты уже едешь домой?
– Скоро приеду. Мне еще нужно кое-что сделать, а потом я вернусь.
Опустив голову, чтобы не смотреть на сестру, Кася спросила:
– Что сделать?
– Сейчас я не буду вдаваться в подробности. Мне нужно лишь, чтобы ты поняла: все, что обо мне говорят в Интернете – сплошная ложь.
– Я знаю. Но, Томаш, полицейские снова хотят поговорить с тобой. Они звонили сегодня утром…
– Не беспокойся, я им перезвоню. Ты уже говорила с мистером и миссис Пойнтер?
– Нет, но Оленка говорит, что они вернулись из Испании. Томаш, в тот вечер Гэри Перкинс действительно уехал из кемпинга в твоем автофургоне? Так они говорят, и еще…
– Кася, не обращай внимания. Все это неправда. Скажи, как там дети?
– С ними все в порядке. Сейчас они играют наверху. В газетах все время твердят…
– В газетах? Пожалуйста, Кася, не говори с газетчиками. Они будут дурачить тебя и заставят говорить вещи, о которых ты и не думала… – он внезапно замолчал и пробормотал «kurwa!», что поразило ее, так Томаш никогда не ругался. – Мне нужно идти, – продолжал он. – Но, kotek, не сомневайся, что все будет в порядке.
Он повесил трубку, даже не попрощавшись. Кася еще ниже опустила голову, выключила телефон и попыталась выровнять дыхание. Томаш явно очень торопился, а его голос звучал так испуганно и напряженно, что казалось, будто адреналин в его жилах передался в ее кровь по телефонной линии. Ей нужно было собраться с мыслями и позволить Богу направить ее, поскольку она не имела понятия, что делать дальше.
– Как прошло с Пойнтерами? – спросила она до того, как он успел заговорить.
– Большой сюрприз: они не представляют, где она находится, и якобы приехали ради того, чтобы всеми силами помочь в расследовании.
– Очень любезно с их стороны.