Марк не мог понять, зачем ей это, но повиновался:
— Ну, обычный конверт, стандартного размера. Светло-голубого цвета. Линялой лаванды. В таких всегда присылают письма из больниц, из лабораторий…
— Ты его открывал?
— Нет! Честное слово, Николь, я…
— Ни в коем случае не открывай его, Марк! В этом я согласна с Матильдой де Карвиль. Не открывай его. Приезжай в Дьепп. Зачем только ты пошел к Карвилям? А сейчас бросай все и срочно приезжай.
Николь закашлялась. Этот разговор дался ей с трудом. Переждав еще один приступ кашля, она заговорила:
— Марк, ничто никогда не бывает так просто, как нам кажется. Не верь Карвилям, ни единому их слову не верь. Они далеко не все знают. Приезжай скорее. Надеюсь, ты не опоздаешь.
Марку вдруг почудилось, что его со всей силы швырнули головой вниз в ледяную воду канала. Дыхание перехватило. Течение неудержимо влекло его на дно…
— Куда «не опоздаю»? Николь? Куда я не должен опоздать?
— Не теряй времени, Марк. Я жду тебя.
— Николь!
Она повесила трубку.
Марк стоял за бетонным столбом, подальше от толпы, наводнившей Лионский вокзал, и изучал расписание поездов, которое всегда носил у себя в рюкзаке.
Париж — Руан: 16.11–17.29
Руан — Дьепп: 17.38–18.24
До поезда, отходящего с вокзала Сен-Лазар, у него еще оставалось больше часа. Значит, до прибытия в Дьепп он успеет дочитать тетрадь Гран-Дюка. Шагая к метро в потоке пассажиров, Марк пытался вспомнить точные слова, которыми заканчивались вырванные страницы. Детектив находился на горе Мон-Террибль, куда отправился в свое ежегодное паломничество. В горах его застала гроза. Он искал, где бы укрыться. А потом…
К платформе метро подкатил поезд. Перед Марком в вагон зашла молодая девушка, одарившая его сияющей улыбкой. На спине у нее висела гитара — ее черный гриф торчал из футляра, возвышаясь над головой девушки и делая ее похожей на жительницу Бретани с традиционной прической бигуден. Лицо Марка приняло выражение пресыщенного равнодушия, свойственное племени троглодитов, обитающих в подземных чертогах всех мировых столиц. Он прошел в дальний угол вагона, сел возле окна и достал тетрадь Гран-Дюка. Перечитал последние строки на вырванных листках, а затем продолжил знакомиться с повествованием детектива.
Дневник Кредюля Гран-Дюка.
На дождь я уже не обращал внимания. Сердце колотилось как бешеное. Я пер напролом и вскоре вышел к небольшой хижине. Обычная пастушья хижина, на вид заброшенная, с дырявой крышей. Убогое, но все же пристанище. Однако мое внимание привлекла не сама хижина, а горка камней, сложенная рядом. Несколько булыжников, уложенных прямоугольником сантиметров тридцать на пятьдесят. Перед ними из земли торчал крест. У его подножия стоял горшок с кустиком желтого жасмина, даже не увядшего.
Можете представить себе мое изумление. Это была могила! Крохотная могилка!
Я попытался сам себя вразумить. Наверняка какой-то пастух похоронил здесь свою собаку. Или барана, или козу. Или еще какое-нибудь животное. Кого же еще?
Дождь все так же лил не переставая, и я укрылся в хижине. Крыша протекала, и мне пришлось стоять, тесно прижавшись к деревянной стене. Я старательно гнал от себя мысль о том, что полуразмытая ливнем могила возле шаткой постройки могла, судя по размерам, принадлежать не только домашнему животному, но и… младенцу. Человеку.
Когда дождь утих, я обследовал хижину. Мебели в ней не было — только широкая деревяшка, судя по всему, служившая временному обитателю ложем. Рядом с ней лежало скомканное серое одеяло. Дырявое. На земляном полу имелись небольшие почерневшие углубления — следы кострища. Я определил, что огонь здесь разводили или несколько дней, или несколько недель назад.
Повсюду валялся мусор, пустые пивные банки, окурки и прочая дрянь. Значит, кто-то использовал хижину в качестве сквота. Если только это не местные подростки облюбовали ее для своих вечерних посиделок. Вонь в хибарке стояла ужасная — смесь мокрой земли и мочи.
Гроза прекратилась лишь час спустя. На улице уже стемнело, но, поскольку годы паломничества научили меня предусмотрительности, я не слишком расстроился — у меня был фонарик. Выйдя из хижины, я, меся ногами грязь, направился к могиле. С небес снова закапало. Молясь про себя, чтобы это оказались брызги с деревьев, а не начало нового ливня, я медленно продвигался вперед. Желтый круг света разрезал тьму передо мной. Вот и крест. Он представлял собой две обыкновенные ветки, связанные поперек. Веревка, соединявшая их, выглядела не новой и изрядно истершейся. Сколько здесь стоит этот крест? Год? Два? Больше?
Я посветил фонариком на горшок с растением. Я не большой специалист в ботанике, но даже мне казалось очевидным, что желтый жасмин вряд ли способен пережить зиму вне помещения. Следовательно, горшок принесли сюда не так давно. Возможно, месяц-другой назад.
Продолжать изыскания в темноте представлялось мне затруднительным. С деревьев капала холодная вода. Температура быстро понижалась. Я прикинул: спуск с горы Мон-Террибль при свете фонарика займет у меня не меньше двух часов. И все-таки я оттуда не ушел! Я человек упрямый, вы, должно быть, об этом уже догадались. Я начал раскидывать камни, пытаясь найти то, что они скрывали. И не нашел ничего, кроме земли. Я понял, что следует вернуться сюда с лопатой и раскопать могилу — не рыть же землю голыми руками…
И все же я не собирался так легко сдаваться. Одной рукой я откатывал очередной булыжник, а второй светил себе фонариком. Каждые десять минут мне приходилось менять руку. Я чувствовал себя грабителем могил или членом какой-нибудь зловещей секты, темной ночью, в грозу, добывающим для своего ритуала труп. Собачий, овечий, человеческий — все равно…
Так ничего и не обнаружив, кроме мокрой земли, я кое-как сложил камни назад.
До своей БМВ я в тот вечер добрался только после полуночи. Еще час занял путь до заведения Моники Женевэ, расположенного на берегу реки Ду; разгулявшаяся непогода и поваливший мокрый снег не давали развить скорость больше двадцати километров в час. Я промок до нитки и вымазался в грязи. Пальцы кровоточили. Следующие десять дней меня преследовала жестокая простуда. И ради чего, подумать только! Пары булыжников и собачьей могилы! При том что отрыть собаку мне так и не удалось! Решительно, это расследование сведет меня с ума, так полагал я, укладываясь спать. Чтобы немного успокоить нервы, я позволил себе выпить целых три бокала соломенного вина матушки Женевэ.
На другой день я снова разыскал специалиста по охране природной зоны Мон-Террибль Грегори Морэ — того самого парня с типичной внешностью лесоруба, словно сошедшего с голливудской киноленты, снятой в Скалистых горах. Он уже несколько лет колесил по окрестностям горы на своем джипе, и логично было предположить, что ему что-то известно и о хижине, и о могиле.
Морэ удивился моему вопросу и не смог дать на него удовлетворительного ответа, что его явно задело. Да, про хижину он знал, она действительно служила временным пристанищем местным подросткам, которых он, насколько хватало сил, гонял. На могилу он не обратил внимания, но не сомневался, что в ней скорее всего и в самом деле похоронена собака. В горных районах Юра умерших псов часто закапывают в землю, сверху насыпая холмик из камней. Такие импровизированные надгробия можно видеть во многих местах по обочинам тропинок.
Мне следовало вернуться на Мон-Террибль с лопатой и раскопать могилу, но я колебался. Назавтра погода испортилась окончательно, температура упала до минусовой и повалил мокрый снег. Прошагать два-три часа и ради чего? Прошлым вечером я ведь уже пытался найти под камнями хоть что-то существенное, но ничего не обнаружил.