У них выдался длинный день, завтра их ждал такой же, но до тех пор — ничего. Это чувство было хорошо знакомо Ричеру по тем годам, которые он служил военным полицейским. Впрочем, оно не возникало, когда на вверенной ему территории появлялся труп.
— Пошли, — сказал Петерсон.
Двадцать пять минут десятого вечера.
Осталось пятьдесят четыре с половиной часа.
Двадцать пять минут десятого вечера в Южной Дакоте и двадцать пять минут одиннадцатого вечера в обнесенном оградой южном особняке в сотне миль от Мехико. Хозяин был невероятно низкого роста, и звали его Платон. Кое-кто считал, что он бразилец и по принятой там традиции взял себе короткий запоминающийся псевдоним вместо длинного ряда родовых имен, стоящих в свидетельстве о рождении. Как, например, звезда футбола Эдсон Арантес ду Насименту, который назвался Пеле. Или другой футболист, Рикардо Изексон душ Сантуш Лейте, ставший Кака. Другие утверждали, что Платон колумбиец, и во многих отношениях это было более логично, учитывая то, чем он занимался. Но имелись и третьи, заявлявшие, что он мексиканец.
Однако все сходились на том, что Платон настоящий коротышка; впрочем, никто не осмеливался сказать ему это в лицо. В водительских правах было написано, что его рост составляет пять футов и три дюйма. На самом же деле он дотягивал лишь до пяти футов и одного дюйма в специальных ботинках на высокой подошве, а без них был всего четырех футов и одиннадцати дюймов.
Причиной, по которой никто не осмеливался говорить о росте Платона ему в лицо, являлся его бывший дружок по имени Мартинес. Тот вступил с Платоном в перепалку, вышел из себя и назвал его карликом. Мартинеса доставили в лучшую больницу Мехико без сознания. Там его сразу же отвезли в операционную, положили на стол и сделали анестезию. Затем его измерили от макушки и до самых пяток, но в том месте, где сантиметр показал четыре фута и одиннадцать дюймов, провели линию, получилось примерно возле коленей. После этого команда хирургов и медсестер произвела двойную ампутацию аккуратно, очень чисто и по всем правилам. Мартинеса продержали в больнице два дня, после чего доставили домой на машине «Скорой помощи».
Платон передал его семье подарок с открыткой, в которой говорилось, что он хочет, чтобы его дар постоянно находился на виду. В данных обстоятельствах его желание было правильно интерпретировано как приказ. Родные Мартинеса подумали, исходя из веса плещущейся внутри жидкости и размеров, что он прислал им аквариум с тропическими рыбками; когда же они сняли оберточную бумагу, оказалось, что это действительно аквариум, только наполненный формальдегидом с плавающими в нем щиколотками, икрами и стопами Мартинеса — в общей сложности примерно десять дюймов конечностей.
С тех пор никто и никогда не говорил про рост Платона.
Он ответил на звонок из особняка, обнесенного надежной стеной, и пообещал, что проблема будет решена через двенадцать часов, хотя считал: нет никакого смысла отводить столько времени на такую мелочь, касавшуюся относительно мелкого филиала большой и сложной международной организации. Так что через полтора часа он уже знал, что следует сделать. Он прикажет заткнуть свидетеля. И без промедления отправит с заданием своего человека.
Более того, он пойдет на один шаг дальше и добавит к списку пятнадцатый пункт. Платона немного разозлило, что это никому не пришло в голову. Но, с другой стороны, он Платон, а они — нет.
Из соображений безопасности он разорвет цепь.
Заставит замолчать и адвоката.
Глава 05
Петерсон вывел Ричера на улицу, где царил жуткий холод, и спросил, хочет ли он есть. Тот ответил, что смертельно проголодался. Тогда Петерсон поехал в один из ресторанов сети, расположенный рядом с заправочной станцией на главной дороге, ведущей к автостраде. У него был самый обычный полицейский «Форд Краун Виктория» с зимними шинами на передних колесах и цепями на задних.
У него был самый обычный полицейский «Форд Краун Виктория» с зимними шинами на передних колесах и цепями на задних. Внутри пахло печкой, резиной, гамбургерами и греющимися приборами. Снаружи снег почти прекратился.
— Слишком холодно для снега, — объяснил Петерсон, и Ричер ему поверил.
Ночное небо частично расчистилось от туч, и на землю опрокинулась огромная чаша ледяного арктического воздуха, который тут же пробрался под слишком легкую одежду Ричера; он снова замерз, и его начало трясти, хотя идти от машины до ресторана было совсем недалеко.
— Мне показалось, что ожидается серьезная буря, — сказал он.
— Ожидается две серьезные бури, — ответил ему Петерсон. — И они толкают перед собой холодный воздух.
— И скоро они сюда доберутся?
— Довольно скоро.
— И тогда станет теплее?
— Немного. Достаточно, чтобы снова пошел снег.
— Хорошо. По мне так лучше снег, чем холод.
— Думаешь, сейчас холодно? — спросил Петерсон.
— Ну, уж точно не тепло.
— Это ерунда.
— Я знаю, — сказал Ричер. — Я был зимой в Корее. Там было холоднее, чем здесь.
— Но?
— Армия выдавала нормальную одежду.
— И что?
— По крайней мере, в Корее было интересно, — заявил Ричер, и Петерсон явно обиделся.
В ресторане не оказалось ни одного посетителя, и у Ричера сложилось впечатление, что они собираются закрываться. Но они с Петерсоном все равно туда вошли и уселись за столик для двоих, пластмассовый квадрат размером тридцать на тридцать дюймов, который сразу стал слишком маленьким.
— Болтон очень даже интересный город, — сказал Петерсон.
— Труп?
— Да, — ответил Петерсон, помолчал мгновение и спросил: — Какой труп?
— Поздно, — улыбнувшись, сказал Ричер.
— Только не говори мне, что тебе рассказал про него шеф Холланд.
— Нет, конечно. Но я довольно много времени провел в его кабинете.
— Один?
— Он не оставлял меня ни на минуту.
— Но позволил посмотреть на снимки?
— Он изо всех сил старался, чтобы я их не увидел. Но ваша уборщица отлично вымыла окно.
— Ты их все видел?
— Ну, я не очень понял, мертв тот парень или же без сознания.
— Поэтому ты и развел меня по поводу службы в Корее.
— Я люблю понимать, что происходит. У меня страсть к знаниям.
К ним подошла официантка, уставшая женщина лет сорока в тапочках и форменной рубашке цвета хаки с завязанным узлом галстуком. Петерсон заказал тушеное мясо, Ричер решил последовать его примеру, но попросил принести потом еще кофе.
— Как долго ты прослужил в армии? — спросил Петерсон.
— Тринадцать лет.
— И был военным копом?
Ричер кивнул.
— Прошел медицинскую подготовку?
— Ты поговорил с пассажирами автобуса.
— И с водителем.
— Ты меня проверял.
— Естественно. Очень тщательно. Как ты думаешь, что еще я мог делать столько времени?
— И ты хочешь, чтобы я провел ночь в твоем доме.
— А у тебя есть местечко получше?
— Там ты сможешь за мной присмотреть.
— Ну, это ты сказал.
— Почему?
— Есть причины.
— Не хочешь сообщить, какие?
— Потому что у тебя страсть к знаниям?
— Наверное.
— Сейчас я могу тебе сказать только, что мы хотим знать, кто приезжает и уезжает из нашего города.