Моска увидел, что он сидит на полке, освещенный пламенем трех свечек, а на его брючине, чуть пониже пояса расплывается темное пятно. Над
ним склонился лейтенант, приблизил свечку к брюкам и что-то приказал сопровождающему его солдату. Солдат побежал в конец вагона и принес одеяло
и пакет первой помощи. Они расстелили одеяло на полу и попросили мистера Джеральда лечь. Солдат хотел было отрезать брючину, но мистер Джеральд
воспротивился:
- Нет, лучше закатай. Я залатаю дырку.
Лейтенант осмотрел рану.
- Ничего серьезного, - сказал лейтенант. - Заверните его в одеяло.
Ни на его молодом лице, ни в голосе не было ни тени сострадания - только безразличная, формальная вежливость.
- Нас во Франкфурте должна ждать санитарная машина. Так что на следующей станции я отправлю телеграмму. - Потом лейтенант обернулся к
остальным и спросил:
- Где он?
Пьяный солдат исчез. Моска, вглядевшись во тьму, увидел темную фигуру, скрючившуюся на соседней скамейке. Он промолчал.
Лейтенант пошел в солдатский отсек и вернулся, перепоясанный ремнем с портупеей и кобурой. Он осветил фонариком вагон и увидел
скрючившегося на нижней полке человека. Он направил на него луч фонарика, одновременно достав из кобуры пистолет и спрятав его за спину. Солдат
не шевельнулся.
Лейтенант грубо толкнул его:
- Поднимайся, Малруни!
Солдат открыл глаза, и, когда Моска увидел этот бессмысленный, как у животного, взгляд, ему вдруг стало его жалко.
Лейтенант, не отводя от глаз солдата слепящий луч фонарика, заставил его встать. Удостоверившись, что у того в руках ничего нет, он убрал
пистолет в кобуру. Потом резким движением развернул солдата к себе и обыскал его. Ничего не найдя, он перевел луч фонарика на полку. Моска
увидел окровавленный нож. Лейтенант взял нож и, толкнув солдата, повел его в конец вагона.
Поезд опять замедлил ход и остановился. Моска пошел в тамбур, открыл дверь и выглянул. Он видел, что лейтенант идет на станцию, чтобы
отправить телеграмму во Франкфурт и вызвать санитарную машину. Больше на станции не было ни души. Французский городок, начинавшийся сразу же за
станцией, был объят мраком и покоем.
Моска вернулся на свое место. Приятели мистера Джеральда, склонившись над ним, ободряли его, а мистер Джеральд нетерпеливо повторял:
- Да сам знаю, что это пустяковая царапина, но почему? Почему он это сделал?
А когда лейтенант вернулся и сообщил, что во Франкфурте их будет ждать санитарная машина, мистер Джеральд сказал ему:
- Поверьте, лейтенант, я его не провоцировал.
Спросите любого. Я ничего не сделал ему, ничего.
Почему он меня пырнул?
- Он просто чокнутый, вот и все, - ответил лейтенант. И добавил:
- Благодарите бога, сэр, Малруни, насколько я его знаю, метил вам в яйца.
Эти слова почему-то всех развеселили, словно серьезность намерений Малруни придала этому инциденту интересный оборот, а царапина мистера
Джеральда превратилась в опасную рану. Лейтенант принес свой матрас и помог мистеру Джеральду улечься на него.
- В каком-то смысле вы оказали мне услугу.
Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе.
Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе. Теперь он пару лет побудет в безопасном месте.
Моска не мог заснуть. Поезд тронулся, и он опять пошел в тамбур к двери, прислонился к стеклу и стал смотреть на проносящиеся мимо темные
предместья, поля и леса. Он вспомнил, что почти такой же пейзаж медленно проплывал у него перед глазами, когда он ехал на броне танка или в
кузове грузовика, или шел пехом, или полз на брюхе. Он считал, что никогда больше не увидит эту страну, и теперь ему было непонятно, почему же
все так скверно вышло. Он же так долго мечтал о возвращении домой, а теперь вот снова на чужбине. И, стоя в полумраке вагона, он стал вспоминать
свой первый вечер дома...
Квадратный плакатик, висящий на двери, гласил:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, УОЛТЕР!
Моска заметил, что такие же плакатики висят и на дверях обеих соседних квартир. Первое, что он увидел, переступив порог дома, была его
фотография, которую он сделал перед самой отправкой за океан. А потом он попал в объятия матери и Глории, и Альф пожимал ему руку.
Они отступили от него на шаг, и воцарилось неловкое молчание.
- А ты постарел, - сказала мать, и все засмеялись. - Нет, я хочу сказать, ты повзрослел больше чем на три года.
- Да он не изменился, - сказала Глория. - Он ничуть не изменился.
- Герой-победитель возвращается на родину! - сказал Альф. - Да вы только взгляните на эти нашивки! Ты совершил какой-нибудь подвиг, Уолтер?
- Обычное дело, - ответил Моска, - у многих, кто был ранен, такой же набор наград.
Он снял свой бушлат и отдал его матери. Альф отправился на кухню и вернулся с подносом, уставленным стаканами.
- Господи! - изумился Уолтер. - Я-то думал, ты без ноги!
Он совершенно забыл, что мать писала ему об Альфе. Но брат, похоже, только и ждал этого момента. Он задрал штанину.
- Очень мило, - сказал Моска. - Здорово тебя починили, Альф.
- Черт побери! - пробурчал Альф. - Хотел бы я, чтобы у меня таких две было - ни тебе грибков, ни тебе вросших ногтей...
- Точно! - Моска похлопал брата по плечу и улыбнулся.
- Он одел протез специально к твоему приезду, Уолтер, - сказала мать. - Вообще-то дома он его не надевает, хотя и знает, что я не могу
видеть его одноногого.
Альф поднял свой стакан.
- За героя-победителя! - провозгласил он и с улыбкой повернулся к Глории. - И за девушку, которая его ждала.
- За нашу семью, - сказала Глория.
- За моих детей, - сказала мать прочувствованно. И обвела взглядом всех, включая и Глорию. Все вопросительно посмотрели на Моску.
- Давайте-ка сначала выпьем по первой, а потом я что-нибудь придумаю.
Все засмеялись и выпили до дна.
- Ну а теперь ужинать, - сказала мать. - Альф, помоги мне накрыть на стол. - И они ушли на кухню. Моска сел в кресло.
- Ну и долгое же это было путешествие, - сказал он.
Глория подошла к камину и сняла с полочки фотографию Моски. Стоя к нему спиной, она сказала:
- Я приходила сюда каждую неделю и всякий раз смотрела на эту фотографию. Помогала твоей матери готовить ужин, мы ели все вместе, а потом
садились здесь, глядели на эту фотографию и говорили о тебе.