Мегрэ продолжал сидеть. Интересно было наблюдать за этими людьми, столь непохожими друг на друга. Порой казалось, что игра идет только между ними, без участия Мегрэ.
Маленький Джон, такой резкий в начале беседы, отдал инициативу своему секретарю, который был моложе его лет на тридцать! И казалось, сделал это не по доброй воле. Он был унижен - это было совершенно ясно. И место уступил неохотно.
- Принимая во внимание, что мысли вашего сына заняты одним-единственным человеком, то есть его отцом, принимая во внимание, что приехал он в Нью-Йорк, не предупредив вас... По крайней мере, я так думаю...
Сомневаться не приходилось - это колкость.
- ...есть все основания предполагать, что он получил о. вас тревожные известия. Остается узнать, что внушило ему тревогу. Не кажется ли вам, господин комиссар, что проблема заключается именно в этом? Будем рассуждать логично. Вы обеспокоены труднообъяснимым исчезновением молодого человека в момент прибытия в Нью-Йорк. Не будучи сведущим в вопросах сыска, руководствуясь элементарным здравым смыслом, я утверждаю: как только мы узнаем, кто спровоцировал поездку Жана Мора в Нью-Йорк, другими словами, кто дал ему телеграмму - какую точно, не знаю, но явно о том, что его отцу грозит опасность, ведь иначе ему не надо было бы ехать в сопровождении, простите, полицейского, - так вот, как только это будет установлено, будет нетрудно узнать и о том, кто заставил его исчезнуть...
Во время этой тирады Маленький Джон подошел к окну, сел и, отодвинув занавеску, уставился на улицу. Силуэт его был так же резок, как черты лица. Мегрэ поймал себя на мысли: «Кларнет? Скрипка?.. Которым из двух J был этот человек в давнем бурлескном номере?»
- Должен ли я расценивать ваше молчание, господин комиссар, как отказ отвечать?
- Я предпочел бы поговорить с господином Мора наедине, - наугад бросил Мегрэ.
Тот вздрогнул и повернулся к нему:
- Я как будто уже сказал вам, что вы можете говорить в присутствии Мак-Джилла.
- В таком случае прошу извинить, если я ничего не скажу.
Тем не менее Мак-Джилл не собирался уходить. Он остался и чувствовал себя уверенно, как человек, который знает свое место.
А не потерял ли Маленький Джон хладнокровие? В его ледяных глазах появилось что-то похожее на раздражение - и не только на раздражение.
- Выслушайте меня, господин Мегрэ. С этим надо кончать. Будете вы говорить или не будете, мне все равно: что бы вы ни сказали, меня это мало интересует. Мальчишка, которого что-то напугало, побежал к вам, и вы очертя голову бросились в авантюру, в которой делать вам нечего. Этот мальчишка - мой сын. Он несовершеннолетний. Если он и исчез, то это касается только меня, и если я обращусь куда-то с просьбой его разыскать, то лишь в полицию этой страны. Мы не во Франции, и, пока здешние порядки не изменились, мои разъезды никого не касаются. Лезть в свои дела я никому не позволю и, если понадобится, сделаю все необходимое, чтобы заставить уважать мою полную и абсолютную свободу. Не знаю, выдал ли вам мой сын аванс. Если он об этом не подумал, скажите, и мой секретарь вручит вам чек для покрытия расходов на возвращение во Францию.
Почему он метнул беглый взгляд на Мак-Джилла, как бы спрашивая у него согласия?
- Я жду вашего ответа.
- На какой вопрос?
- О чеке.
- Благодарю вас.
- Еще одно слово, с вашего разрешения. Разумеется, вы имеете полное право жить в этом отеле сколько вам угодно - я здесь такой же постоялец, как и любой другой.
Разумеется, вы имеете полное право жить в этом отеле сколько вам угодно - я здесь такой же постоялец, как и любой другой. Но, надеюсь, вам будет достаточно, если я скажу, что мне было бы чрезвычайно неприятно встречаться с вами в холле, коридорах или лифтах. Всего хорошего, господин комиссар.
Мегрэ, не вставая, неторопливо выбил трубку в пепельницу, стоявшую на круглом столике на одной ножке, который находился рядом с креслом. Потом достал из кармана другую, холодную, набил ее и, поглядывая на собеседников, раскурил.
Только после этого он поднялся. Встав, он словно вырос и выглядел куда выше и массивнее, чем был на самом деле, - Всего хорошего, - просто сказал он, но голос его прозвучал так странно, что разрезной нож внезапно сломался в руке Маленького Джона.
Казалось, Мак-Джилл хочет что-то сказать, помешать комиссару уйти сразу, но Мегрэ спокойно повернулся, открыл дверь и пошел по коридору.
Только в лифте к нему вернулась головная боль, а вчерашнее виски напомнило о себе приступом тошноты.
***
- Алло! Капитан О'Брайен? Это Мегрэ.
Он улыбался. Он курил трубку короткими затяжками и разглядывал несколько выцветшие обои в цветочек, которыми были оклеены стены номера.
- Что?.. Нет, я уже не в «Сент-Рейджи»... Почему?.. По многим причинам; главное потому, что я чувствовал себя там не очень уютно. Вы меня понимаете?.. Тем лучше... Да, в другой гостинице... «Бервик»... Не знаете?.. Я не запомнил номер улицы... У меня всегда была плохая память на цифры, и мне ужасно надоели ваши нумерованные улицы. Разве нельзя было назвать ее улицей Виктора Гюго, улицей Пигаль, улицей Президента или еще как-нибудь? Алло! Вам виден Бродвей?.. Где-то здесь поблизости есть кино под названием «Капитолий». Это не то первый, но то второй поворот налево. Маленькая гостиница, не слишком роскошная, и я сильно подозреваю, что здесь, в основном, снимают комнаты на ночь... Что вы сказали?.. Ах, в Нью-Йорке это запрещено? Тем хуже!
Он был в хорошем, даже веселом настроении просто так, без причины; возможно потому, что здесь царила привычная для него атмосфера.
Прежде всего, ему был по душе этот шумный, чуть даже вульгарный уголок Бродвея, напоминавший одновременно и Монмартр, и Большие Бульвары. Регистрационное бюро в гостинице выглядело почти убого, и здесь был всего один лифт. А портье был хромой и очень симпатичный.
В окне вспыхивали и гасли огни рекламы.
- Алло! О'Брайен?.. Представьте, вы мне опять нужны. Не пугайтесь! Я глубоко уважаю все свободы свободной Америки. Что?.. Нет, нет. Уверяю вас, что к иронии я вообще не склонен... Представьте себе, что я тоже хочу прибегнуть к услугам частного детектива.
На другом конце провода капитан задумался, не шутит ли Мегрэ, и, услышав недовольное ворчание, счел за благо разразиться хохотом, - Не смейтесь. Я говорю совершенно серьезно... И у меня есть детектив. Я хочу сказать, что один такой со второй половины дня ходит за мной по пятам... Нет, дорогой друг, я вовсе не обвиняю полицию. Я говорю о том самом Билле, о котором рассказывал вечером... Да, да, тот самый, что похож па боксера, со шрамом на подбородке, - вчера он сопровождал нас с Мак-Джиллом в наших странствиях по Нью-Йорку... Ну да, он все время торчит здесь, с той только разницей, что, как слуги старых времен, ходит за мной на расстоянии десяти метров. Высунувшись из окна, я наверняка увидел бы его у дверей гостиницы... Нет, он прячется. Ходит за мной, и все. У меня даже создалось впечатление, что он немного смущен и порой ему хочется со мной поздороваться. Что?.. Зачем мне детектив? Смейтесь сколько угодно.