– А когда вернулись домой…
– Моя тетя была мертва, и у нее уже был доктор.
– Ваш доктор?
– Нет. Он слишком далеко живет. Моя жена вызвала врача, живущего по соседству. Но он уже ничего не мог сделать.
– А слуги?
– Арсен, шофер, был выходным. Лакей был на первом этаже. А кухарка, я полагаю, – на кухне. Есть ли у вас еще вопросы, инспектор? Я обязан быть с теми, кто пришел в мой дом, чтобы выразить соболезнование. В любой момент может прийти городской судья, президент моего клуба. Я думаю, что лучше всего строго предупредить Сесиль. Если же она будет и в дальнейшем распускать клевету, я добьюсь ордера на ее арест.
Филипп Делижар, наверно, удивился легкой улыбке, шевельнувшей губы Мегрэ. Инспектор уже несколько минут не сводил взгляда с зеркала, висящего над камином, в котором отражалась закрытая портьерой дверь. Портьера несколько раз шевельнулась, и в какой то момент инспектор увидел бледное лицо, которое могло принадлежать только мадам Делижар. Мегрэ подумал, слышала ли жена, как ее супруг «по мужски» исповедовался в жизни светского мужчины.
– До свидания, инспектор. Я надеюсь, что после объяснений, которые я вынужден был сделать, мой траур впредь не будет нарушен. Лакей проведет вас к выходу.
Филипп позвонил, сдержанно поклонился полицейскому и размеренными шагами удалился через закрытую портьерой дверь.
Четверть часа спустя Мегрэ сидел в кабинете прокурора, сдержанный и ироничный Мегрэ, и с сожалением крутил в кармане трубку. Прокурор Кана был не из тех, кто позволяет курить в своем кабинете.
– Ну и как, инспектор? Вы поговорили с девушкой?
– И не только с ней.
– И каково же ваше мнение? Чепуха, не так ли?
– Наоборот. У меня такое чувство, будто бедная старуха покинула наш грешный мир не без посторонней помощи. Но кто помог ей? В этом то и вопрос… И еще один вопрос: вы в самом деле хотите узнать правду?
Гостиница святого Георгия была одной из тех маленьких гостиниц, которые можно найти в любом городе, гостиниц, о которых вы никогда не услышите, пока кто нибудь не пошлет вас туда. Постояльцами ее были священники, фанатичные девы, старики – в общем все, кто в той или иной мере связан с истинной верой – от церковных служак до торговцев свечами.
Вестибюль гостиницы был уставлен стульями с соломенными сиденьями. Мегрэ ждал уже полчаса. Старушка, сидевшая рядом, несколько раз отрывалась от своего вязанья и бросала суровые взгляды на синий трубочный дым, обвивавший канделябры.
«А ты, дорогой, ждешь ту же, что и я», подумал Мегрэ сразу, как только увидел молодого человека, нервно ходившего по вестибюлю и через каждую минуту поглядывавшего на часы.
За полчаса ожидания мужчины кое что узнали друг о друге, хотя и не обменялись ни одним словом. Ход мыслей молодого человека был несложен: «Так вот каков этот знаменитый инспектор, о котором говорила Сесиль. На вид он неопасен… толстоват, добродушен… Что его привело в гостиницу? Наверно, есть какие нибудь новости…»
А Мегрэ думал: «Неплох парень, этот Жак Мерсье! Красивый парень. Может быть, чуть чуть слишком красивый. Никак не похож на провинциала. Такое впечатление, что у него могут быть свои собственные идеи. Правильные черты лица, волнистые волосы, яркие глаза… огонь в крови… Ага, вот идет мадемуазель Сесиль.. При вечернем освещении она не кажется такой благочестивой».
Когда Сесиль вошла, она первым заметила Жака Мерсье, и на лице ее появилась улыбка. Но молодой человек показал на инспектора, и она, нахмурившись, подошла к Мегрэ.
– Вы хотели поговорить со мной? – спросила она, явно недовольная, что Мегрэ увидел ее возлюбленного.
– Мне хотелось бы выяснить некоторые детали. Но, очевидно, лучше это сделать не здесь.
В гостинице так тихо, что слышно, как летает моль. Не пойти ли нам в кафе?
Сесиль взглянула на Мерсье. Тот кивнул, и через несколько минут все трое сидели в баре рядом с бильярдом.
– Прежде всего разрешите мне сказать, мадемуазель Сесиль, что вы напрасно умолчали о вашем знакомстве с месье Мерсье.
– Я думала, это не имеет никакого отношения к делу. Но, конечно, я должна была догадаться, что Филипп все вам расскажет. А что он еще обо мне сказал?
– Как вы можете догадаться, ничего хорошего. Я думаю, он, как говорится, вполне светский человек. Пива, гарсон! Что вы будете пить, мадемуазель? Портвейн? И вы тоже?
Мегрэ поглядывал на катящиеся по сукну бильярдные шары, глубоко затягивался трубкой и наслаждался застойным мирком провинциальной жизни.
– Итак, это продолжается уже два года?
– Мы встретились два года назад.
– А как давно месье Мерсье начал посещать вас в доме старой госпожи?
– Больше года.
– И вам не приходило в голову пожениться?
– Старая госпожа, как вы ее называете, никогда ьы этого не допустила. Она бы восприняла это как измену. Ока очень ревновала меня ко всем. У нее никого в жизни, кроме меня, не было… И племянника, которого она терпеть не могла. Она относилась ко мне, как к своей собственности. Мне приходилось скрывать свои отношения с Жаком.
– Ваша очередь, месье Мерсье.
– Я не хочу, чтобы меня впутывали…
– Никто не собираетея вас впутывать. Мадемуазель Сесиль просила расследования, а вы межете помочь полиции, отвечая на мои вапросы. Филипп Делижар уверяет, что ваши дела оставляют желать лучшего.
– Ну…
– Это правда?
– Ответь ему. Жак.
– Да, это правда. Мы вступили в дело с моим приятелем и купили три грузовика, чтобы возить рыбу из маленьких портов на Канале. К сожалению, грузовики оказались очень старыми. и вот…
– И когда?
– Что когда?
– Когда вы прикрываете ваше дело?
– Уже три дня, как грузовики стоят, потому что мы не заплатили за гараж.
– Спасибо. Теперь, мадемуазель, не повторите ли вы, во сколько вы пришли на улицу Реколле?
– Позавчера? Около четырех… Правда, Жак?
– Вы были с ней?
– Я привел ее в машине и ждал за углом. Это было в пять минут пятого.
– Вы приехали вместе из Байе?
Мегрэ сердито поглядел на Сесиль, которая раньше говорила, что приехала в Кан автобусом.
– Так. Теперь скажите мне, мадемуазель, вот что: когда вы прочли в газете о смерти Жозефиныт Круазье, вы попросили Жака отвезти вас в Кан. Во сколько вы приехали туда?
– Примерно в половине десятого утра.
– Расскажите мне подробно, что вы увидели.
– Сначала я увидела лакея, потом разных людей в вести бюле, потом Филиппа Делижара, который подошел ко мне и ухмыльнулся: «Я то думал, что вы раньше прибежите». А потом я увидела тетю…
– Одну минутку. Вы видели тело? Где?
– В гробу.
– Значит, она была уже в гробу, но крышка еще не была закрыта?
– Они закрыли крышку немного погодя. Люди, которых я встретила внизу, были от гробовщика.
– И вы узнали лицо? Вы в этом уверены?
– Абсолютно. А что же еще я должна была увидеть?
– Вы не заметили ничего ненормального?
– Конечно, нет. Я плакала… я была очень расстроена…
– И последний вопрос: я знаю главный вход в дом на улице Реколле. Я полагаю, там должен быть и черный ход.
– Да, сзади дома есть маленькая дверь, которая ведет на другую улицу. Туда выходят только ограды садов.
– А если пройти в дом этой дверью, то можно подняться наверх, миновав лакея и кухарку?
– Да.