- Назад несешь? - удивилась Лиана.
- Там женщина появилась.
- Кто?
- Не знаю.
В этот момент из комнаты раздался крик. Так вопит стадион, когда болельщики видят необыкновенно красивый гол, на одном дыхании, все сразу: а-а-а!
Мы с Лианой разом кинулись в коридор. Я не удержала пирог, и кулебяка с размаху вылетела в прихожую, шлепнувшись в чьи-то ботинки. Крик продолжался. Чертыхаясь, Лиана понеслась в комнату и завизжала. Я отодвинула ее и уставилась на виновницу переполоха.
У стола стояла полноватая женщина. Красивые черные волосы спускались волнами на плечи. Огромные бездонные карие глаза гневно оглядывали гостей. Тонкий нос подрагивал, а полукружья бровей грозно насупились.
- Что здесь происходит? - закричала гостья.
Лиана, не говоря ни слова, села на пол. Толстый мужик, предлагавший мне выпить, абсолютно бледный, вытянув вперед руки, словно заведенный, твердил:
- Нет, нет, нет...
- Говорила же, - завопила Надежда, - в гробу не она лежала. Нинелька совсем другая, а вы мне: смерть меняет! Вот она, живехонька-здоровехонька!
- Вы Нинель Сундукян? - спросила я в ужасе. - Нина Вагановна, поэтесса?
- Она самая, - подтвердила женщина, раздраженно смахивая со лба спутанные прядки, - именно Нина Сундукян. Кстати, я здесь живу и совершенно не понимаю, что происходит в моей квартире и отчего тут устроен праздник!
- П-п-праздник, едрена Матрена, - ожил толстый мужик, - ни фига себе удовольствие, на поминки собрались, после похорон.
- Умер-то кто? - изумилась Нина. - Но... почему у меня в квартире?
- Так тебя сегодня кремировали, - радостно пояснила Надежда, - жаль, не видела. Здорово все прошло. Платье надели бархатное, темно-синее, платочек кружевной, цветов принесли, речь сказали, а теперь, вот погляди, стол собрали, не одну тысячу истратили...
- Кто же сказал, что я умерла? - изумилась Нина.
- Лианка, - ответила Надя. Лиана медленно помотала головой.
- Лично твой труп видела.
- Значит, не мой, - спокойно ответила Нина и расхохоталась:
- Ну и морды у вас!
Лица присутствующих и впрямь слегка вытянулись.
- Не может быть, - схватилась за голову Лиана, - я же видела твое тело!
- Следовательно, не мое, - усмехнулась Нина, - зря обрадовалась.
- Так чье же? - воскликнула Лиана - кого мы сегодня кремировали?
Вот это вопрос!
Успокоились не сразу. Потом снова сели за стол и принялись радостно поднимать бокалы за здравие хозяйки дома. Через час присутствующие оказались пьяными в стельку. Трезвыми оставались только я и Нина.
- Просто Кафка, - вздохнула хозяйка, закуривая, - ни за что бы не поверила, если бы кто рассказал про такое! Ну Лианка, ну дура, ну что же ты мне устроила! Как теперь паспорт получать... да и доказывать придется, что я жива! Вот Уж поторопилась меня похоронить...
Ее довольно полные руки нервно вздрагивали.
- Не ругайте сестру, - тихо сказала я, - она очень переживала, что толкнула вас на самоубийство.
- Фу, - гневно воскликнула Нина, - придет же такая дурь в голову!
Я молча вытащила из сумки записку и протянула женщине.
- Вы писали?
- Никогда. И почерк не мой.
- А в Доме творчества отдыхали? Нина многозначительно улыбнулась.
- Зачем вам знать?
- Искали погибшую женщину и следы привели к писателям...
Сундукян ухмыльнулась:
- Да уж, не хочешь себе зла, не делай людям добра! Пожалела Людмилку, вот и результат.
..
Сундукян ухмыльнулась:
- Да уж, не хочешь себе зла, не делай людям добра! Пожалела Людмилку, вот и результат.
- Кого?
- Людмилу, стоматолога.
Я непонимающе уставилась на Нину, и та мне все объяснила.
Зубы у Нины плохие с детства, вот всю жизнь и мучается. Много лет искала хорошего врача и напала на Людмилу Георгиевну Шабанову. У той - золотые руки. Ниночка стала постоянной клиенткой ее кабинета. Сначала просто ставила пломбы и штифты, затем женщины подружились, сблизились, стали вместе ходить в театры и на концерты. У Людмилы не было семьи, Нина тоже не обременена ни мужем, ни детьми. Отношения крепли.
Не так давно Мила пожаловалась Нине, что очень устала. Люди раздражают ее до бешенства, даже в метро ездить противно.
- Отдохни, - посоветовала Сундукян, - скатай на море, в Египет или Эмираты, там сейчас классно.
- Не хочу, - отрезала подруга, - на курортах полно народа. Мне бы куда-нибудь в глушь, чтоб никого рядом и тишина... Только где найдешь подобное?
И тут Нине пришла в голову гениальная мысль.
- Слушай, давай устрою тебе путевку в Ложкино, почти даром поедешь. Зимой там, говорят, никого.
- Как мы это сделаем? - удивилась Мила. - Я же не писательница.
- Мы с тобой похожи, - воодушевилась Нина, - обе черненькие, смуглые, глаза карие. Ты, правда, постройней будешь, да в паспорте только лицо. Я оформлю путевку на себя, а поедешь ты, и никто не заметит. Сама я в этом Доме творчества никогда не была, никто меня там не знает. Будешь на Сундукян откликаться, всех делов-то. Зато путевку получишь за копейки, как член Литфонда.
Нина вытащила паспорт, и Мила согласилась, что по фотографии невозможно понять, кому из них принадлежит документ. Снимок делали давно, Нинель тогда носила другую прическу, да еще очки в придачу. В прошлом году Нина сделала операцию лазером и избавилась от близорукости.
Горя желанием помочь подруге, Сундукян понеслась в Литфонд. Через неделю Мила отбыла на отдых.
- А вы куда подевались? - прервала я повествование.
Нина пожала плечами.
- Никуда, ездила на две недели в Кострому, там устраивали праздник поэзии и фестиваль.
Я потрясенно молчала. Значит, похоронили Людмилу Шабанову?
- У Милы были дети или муж? Нина молча курила в форточку, меланхолично наблюдая, как клубы дыма теряются в воздухе.
- Взгляни на серый дым над крышей. Все холоднее холода, к которым он уходит, вот так и ты уйдешь за ним...
- Что? - растерялась я.
- Это Бертольт Брехт написал, - пояснила поэтесса, раздавливая окурок в пустой консервной банке, служащей в этом доме пепельницей, - гениальный Брехт, абсолютно не правильно понимаемый в нашей стране. Вы что-то сказали?
- Семья у Милы есть?
Нина задумчиво повертела банку.
- Да нет как будто бы, по крайней мере сейчас.
- А раньше? Может, у нее остались дети... Нина покачала головой:
- Как раз думаю сейчас о том, что совершенно ничего не знаю о ее прошлом. Мы познакомились два года назад, и она никогда не упоминала о своих близких. Один раз только обронила, что воспитывалась в детском доме. Мы ехали в автобусе по Холмской улице, и она, указав на маленький дом, сообщила: "Вот тут прошло мое детство, не дай бог кому-нибудь такое".
Сундукян поинтересовалась почему. Тогда Мила ответила:
- Здесь приют, слышала, остановка называется "Детский дом"? Так я в нем несколько лет провела, все испытала: голод, холод, побои. Спасибо Елене Вадимовне, воспитательнице, это она меня в стоматологический пристроила.