Тот хотел соскочить с кровати, по-прежнему держа руки над головой. Это было трудно. Ему очень не хотелось, чтобы его застрелили. Всего через неделю день рождения, и он надеялся получить новый велосипед.
– Миссис Ласки, подождите, – затараторил он. – Я об этом думал. Если пообещаете, что больше не будете воровать и вернете все награбленное, тогда я попробую выудить снимки и отдам вам. Честно.
Она прищурилась, обдумывая его слова.
– Хм. Знаешь, вернуть все это добро будет непросто.
– А вы можете ночью – и оставлять у людей на крыльце.
Миссис Ласки убрала пистолет. Питер опустил руки.
– Знаешь, – начала она вкрадчивым голосом, – я надеялась обработать всю улицу до конца. Может, я уж закончу?..
– Извините, – сказал Питер. – Пора остановиться. Это мое предложение. Если оно вас не устраивает, давайте стреляйте в меня.
Она отвернулась в нерешительности, и Питер с тревогой подумал, что сейчас она так и сделает. Но она вынула шарф, обмотала нижнюю часть лица, нахлобучила шапку, отошла к окну и стала спускаться.
– Знаешь, я замечательно поразвлеклась эти последние месяцы. Теперь опять придется кричать на детей.
– Да, – вежливо согласился Питер. – За это вас не могут арестовать.
Она еще раз сверкнула желтыми зубами и скрылась. Питер услышал скрип алюминиевых ступенек под ее ногами и скрежет лестницы, утаскиваемой от стены. Он сел на край кровати, опустил голову на руки и вздохнул. Пронесло.
Он так и сидел в этой позе, когда на лестнице в доме затопали чьи-то ноги. Распахнулась дверь, в комнату ворвался отец, нагнулся над Питером и взял его за руку.
– Слава богу, ты цел, – задыхаясь, сказал Томас Форчун.
– Да. А то чуть было…
– Ты уснул здесь. И очень хорошо, – сказал отец. – Ты не слышал. Он унес телевизор, одеяло и все мыло из ванной. Прорезал стекло в боковом окне и вывинтил шурупы…
Отец что-то еще говорил, а Питер смотрел на мышиную норку. Несколько дней после этого он часами пролеживал на животе, шаря в норе проволокой из распрямленной вешалки. А на улице, когда он проходил мимо старухи Ласки, она делала вид, что не знает его. Слова своего она не сдержала, украденного так и не вернула, а грабежи между тем продолжались до самого конца улицы. Если бы он нашел снимки, она отправилась бы в тюрьму, поэтому он все шарил и ковырял проволокой в норе. Но так и не нашел кассету и модель Эйфелевой башни тоже не нашел.
Глава шестая
Малыш
Однажды весенним днем, когда кухня была залита солнечным светом, Питеру и Кэт сказали, что к ним приедет погостить их тетя Лора со своим малышом Кеннетом. Причину не объяснили, но по хмурому виду родителей можно было понять, что у тети не все благополучно.
– Лора с малышом займут твою комнату, Кэт, – сказала мама. – А тебе придется переехать к Питеру.
Кэт мужественно кивнула.
– Ты не возражаешь, Питер? – спросил отец.
Питер пожал плечами. Возражать не имело смысла.
На том и порешили. На самом деле Питер радовался приезду Лоры. Она была самой младшей из многочисленных сестер и братьев мамы, и он ее любил. Однажды на окружной ярмарке он видел, как она спрыгнула с шестидесятиметрового крана на резиновом канате. Она камнем летела с неба и прямо перед тем, как разбиться в лепешку, взмыла ввысь с протяжным визгом веселого ужаса.
Кэт перебралась в комнату Питера со своей новой игрой – волшебной палочкой и книгой заклинаний. Еще она привела небольшой отряд кукол – тридцать штук. В тот же день появилась в доме гора детских вещей: кроватка, высокий стульчик, манеж, коляска, тележка, сидячая коляска, комнатные качели и пять больших сумок с одеждой и игрушками.
У Питера возникли подозрения. Ведь не может одному маленькому человеку понадобиться столько вещей? Кэт же, наоборот, была сама не своя от радости. Даже в канун Рождества она так не возбуждалась.
Детям разрешили лечь попозже, чтобы они могли встретить гостей. Спящего малыша уложили на диван. Кэт стала рядом с ним на колени. Она глядела на младенческое личико и время от времени вздыхала. Лора села в другом конце комнаты и дрожащими руками зажгла сигарету. Питер с первого взгляда понял, что у Лоры нет охоты веселиться или предаваться опасным забавам – конечно, если не считать курения. На мягкие расспросы Виолы она отвечала кратко и то и дело отворачивала голову, чтобы выдуть дым в угол, где никто не сидел.
Следующие несколько дней они редко видели Лору, зато постоянно – Кеннета. Питер изумлялся тому, как такой маленький человечек может занимать так много места. В передней стояла коляска и тележка. Гостиную оккупировали манеж, сидячая коляска и целая россыпь игрушек, а в кухне путь к буфету с печеньем преграждал высокий стульчик.
И повсюду был Кеннет. Он был из тех малышей, которые так хорошо ползают, что им совершенно незачем вставать на ноги. Он двигался по ковру с пугающей скоростью, как военный танк.
Он был из раскормленных малышей, с широким квадратным подбородком, толстым влажным лицом раскаленно-розового цвета, ясными решительными глазами, и если не сразу получал то, что хотел, ноздри у него раздувались, как у борца сумо.
Кеннет был хвататель. Если он видел предмет в пределах досягаемости и не чрезмерно тяжелый, его горячая потная ручка тут же хватала его и тянула в рот. Жуткая привычка. Он пытался съесть летчика из модели самолета, склеенной Питером. И покусал крылья. Съел тетрадь Питера с домашним заданием. Жевал карандаши, линейку и книги. Заполз в спальню и принялся есть фотоаппарат Питера – подарок на день рождения.
– Он сумасшедший! – закричал Питер.
Пока он вытирал камеру, Виола поскорее унесла Кеннета.
– Если бы он мог затащить нас в рот, он всех бы съел.
– У него сейчас такой период, – рассудительно сказала Кэт. – Мы тоже так делали.
Этот спокойный тон всезнайки, который она усвоила после приезда Кеннета, тоже действовал Питеру на нервы. Этот тон она переняла у матери. А малыш ужасен – тут не могло быть двух мнений. И хуже всего – когда его кормили. Кеннет превращал всю еду в слякоть. Он разжевывал ее и размягчал слюнями, она стекала изо рта, как клей, пачкала лицо, руки, одежду и стульчик. Питера тошнило от этого зрелища. Ему приходилось есть с закрытыми глазами. И невозможно было разговаривать, потому что после каждой ложки Кеннет орал во всю глотку.
Малыш занял весь дом. Не было уголка, куда не достигали бы его вопли, запахи, и безумный хохот гиены, и цепкие ручки. Он опустошал буфеты и книжные шкафы, рвал газеты, сшибал лампы и полные бутылки молока. Но никто как будто не возражал. Наоборот, все – и мама Питера, и тетя, и сестра, и отец – умиленно ворковали после каждого безобразия.
Все дошло до предела однажды днем, когда Питер вернулся из школы. Была середина лета, но холодно и дождь. Питер стоял на коленях в спальне. Вся школа помешалась на игре в шарики, и он бы заядлым игроком. Накануне он выиграл у одного мальчика шарик, красивее которого в жизни не видел, – «Зеленый изумруд». Он был меньше остальных и будто светился изнутри. И вот Питер запускал его по ковру, целясь в большой мармеладный шарик, на котором всегда упражнялся в меткости. Едва «Зеленый изумруд» оторвался от его пальцев, как из-за двери показалась круглая лысая голова Кеннета. Шарик катился прямо к нему, и малыш жадно устремился навстречу.
– Кеннет, стой! – крикнул Питер.
Но поздно. Кеннет сгреб шарик и отправил в рот. Питер было кинулся к нему ползком с намерением разжать челюсти Кеннета.