И не свалился, хотя был к этому близок, а когда снова выпрямился, то огляделся, чтобы посмотреть, что же напугало Саламина на этот раз.
Это были трепещущие перья мертвой сороки. Сорока была прибита гвоздями к деревянной станине у самой дорожки. А может быть, Саламину не понравились измазанные в грязи крылья мертвой вороны, прибитой рядом с сорокой. А может быть, вся конструкция в целом. Приглядевшись, Мур обнаружил, что она сверху донизу увешана трупиками зверей и птиц – высохшими, окостенелыми, давно миновавшими ту стадию, когда ими интересовались мухи. Там были скорченные тельца кротов, горностаев, хорьков, жаб и две-три длинные почерневшие трубки, которые когда-то, видимо, были гадюками.
Мура затрясло. Когда Джосс поравнялся с ним, он повернулся и спросил:
– А это зачем?
– Да просто так, – ответил Джосс. – Ничего осо… О, здравствуйте, мистер Фэрли.
Пришлось Муру снова обернуться в сторону страшной станины. Возле нее теперь стоял пожилой человек со всклокоченными бакенбардами и с длинной винтовкой в руке; ствол винтовки смотрел вниз, на толстые кожаные гетры, а приклад упирался в правый локоть.
– Виселица моя, – сообщил пожилой человек, неприязненно глядя на Мура. – В назидание. В пример. Ясно?
Мур не знал, что и сказать. Винтовка была очень страшная.
– Как тебе только в голову взбрело приводить в мой лес такого, как он? – процедил он.
– Он живет в замке, – ответил Джосс. – Имеет право.
– Сходить с дорожек запрещено, – отчеканил мистер Фэрли. – Следи, чтобы он не сходил с расчищенных дорожек. Не желаю, чтобы он мне тут дичь распугивал. – И он снова уставился блеклыми глазами на Мура, а затем развернулся и затопал прочь вглубь леса, шумно сокрушая тяжелыми ботинками траву, листья и побеги.
– Егерь, – пояснил Джосс. – Поехали.
Мур, совершенно огорошенный, мысленно попросил Саламина двинуться дальше по дорожке.
Еще через три шага Мур и Саламин оказались в той самой глухой чащобе, которой этому лесу полагалось быть. Это было очень странно. Никаких декораций, никакой гладкой зеленой дорожки, никаких больших деревьев. Вместо них кругом раскинулось темно-изумрудное пространство, полное земляных зеленых запахов, до того полное, что аромат забивал все остальное. И хотя Мур и Саламин двигались через эту дальнюю даль, Мур был готов спорить, что Джесс, ехавший рядом, по-прежнему едет по дорожке среди декораций.
«Пожалуйста, выпусти нас!» – сказал кто-то.
Мур вскинул голову и огляделся, чтобы понять, кто говорит, – и никого не увидел. Однако Саламин прядал ушами, как будто тоже слышал голос.
«Вы где?» – спросил Мур.
«Заперты, – ответил голос, а может быть, и несколько голосов разом. – Глубоко внутри. Мы были хорошие. Не понимаем, в чем мы провинились. Пожалуйста, выпусти нас. Столько времени прошло».
Мур все смотрел и смотрел, пытаясь включить колдовское зрение, как учил Крестоманси. Потом он подумал – а не увидел, – что изумрудная даль шевелится, клубится, словно туман, но больше он ничего не разобрал. Из этого тумана на Мура веяло горем – горем и тоской. У него защипало в глазах и защемило горло от безысходности.
У него защипало в глазах и защемило горло от безысходности.
«Что не пускает вас на волю?» – спросил он.
«Эта… вот эта штуковина», – ответили голоса.
Мур посмотрел туда, куда они направляли его внимание, – а там, прямо перед ним, словно черные железные подъемные ворота замка, виднелась станина с развешенными на ней мертвыми зверьками. Под этим углом она казалась огромной.
«Попробую», – сказал он.
Чтобы пошевелить страшную штуку, потребовались все его колдовские силы. Муру пришлось так налечь, что он ощутил, как Саламин под ним уплывает куда-то вбок. Но в конце концов ему удалось чуть-чуть подвинуть станину, словно проржавевшую калитку. Тогда он смог вывести Саламина вокруг занозистого края станины – и снова очутился на дорожке.
– Не давай коню вилять, – сказал Джосс. Судя по всему, он ничего не заметил, кроме того, что Саламин на миг уклонился в сторону. – Следи за дорогой.
– Простите, – выдавил Мур.
Они поехали дальше, и тут он понял, что на самом деле просил прощения у запертых голосов. Ведь он старался как мог – и все равно не сумел им помочь. Мур чуть не плакал.
Или он все-таки чего-то добился? Лес вокруг стал медленно и мягко наполняться синей далью, словно она вытекала в щелку там, где Муру удалось приоткрыть станину с трупиками. Несколько птиц завели песню – очень робко. Но этого было мало. Мур понимал, что этого совсем, совсем мало.
Он поехал домой, перебирая странные воспоминания, как иногда раз за разом прокручивают в голове неприятные сны. И много думал о случившемся. Однако Мур плохо умел кому-то что-то рассказывать, а особенно – что-то настолько необычайное. Так что он толком никому и не заикнулся. Ближе всего Мур был к откровенности, когда спросил Роджера:
– А вот тот лес, который на холме, тот, дальний – какой он?
– Откуда я знаю, – отозвался Роджер. – А что?
– Хочу пойти поглядеть, – ответил Мур.
– А чем тебе Домовый лес не угодил? – удивился Роджер.
– Там страшный егерь, – сказал Мур.
– Мистер Фэрли. Джулия раньше верила, что он огр, – сказал Роджер. – Гнусный тип. Слушай, а давай вместе разведаем лес на холме? Ульверскотский лес – так он, кажется, называется. Ты поедешь верхом, а я на велосипеде. Весело будет.
– Да! – сказал Мур.
Мур прекрасно понимал, что Джоссу Каллоу лучше ничего не говорить. Джосс наверняка скажет, что Муру еще рано даже думать объезжать Саламина без присмотра. Они с Роджером договорились подождать, когда у Джосса будет выходной.
Роджеру не терпелось отправиться в свой первый дальний выезд. Он попытался заинтересовать этой затеей Дженет и Джулию. В замке и окрестностях они уже объездили все, что можно, от души накатались и на деревенском выгоне в Хельме-сент-Мэри, так что необходимость дальнего похода давно назрела. Они втроем даже планировали поездку до самого Хоптона, за двенадцать миль, хотя, как верно подметила Джулия, туда и обратно получалось целых двадцать четыре мили – очень серьезное расстояние. Однако Дженет велела ей не ныть.
Только они собрались на свой марафон, как у парадных дверей замка нежданно-негаданно притормозил голубой автомобильчик.