– Есть! – повторил он опять, и его лицо, вымазанное в пыли, засияло от радости.
Мы захлопнули крышку, и я поскорее потянул Джеймса к выходу.
В каминной Джеймс ещё раз чихнул, а потом осторожно, как величайшую драгоценность, расстелил плащ на столе.
Он выцвел, и полинял, и кое-где был залатан, и всё-таки упорно сопротивлялся времени. Видно, его в своё время пропитали каким-то составом. На поблёкшей подкладке различались слова и рисунки.
– Потрясающе, – Джеймс нежно погладил подкладку. – Надо же, сколько им было известно! А вот… – он ткнул пальцем куда-то вниз. – Рон, смотри: это ключ, который тебя спасёт!
Там, куда показывал Джеймс, были вышиты крысы: одна большая, блёклая, сероватого цвета; другая поменьше, чёрная, и третья, меньше двух первых и в серединке пустая. Огонь в камине ещё не погас. Из-за отсветов пламени крысы казались живыми: того и гляди шевельнутся. Но я не понял, как они могут меня спасти.
– Рон, старина! Послушай! Кажется, мы получили удивительную возможность. Мы не только освободим тебя от неприятностей. Мы утрём Дэдфилду нос. Он у нас будет скрипеть и визжать, как несмазанный механизм! Но для этого, мистер Кэджи, – Джеймс хлопнул меня по плечу, – мне придётся одолжить у тебя парик. До прибытия в Лондон я как-то обходился. Но здесь без парика я чувствую себя так, словно на мне отсутствуют панталоны.
– Да, как ты говорил: старый дом, деревянный. Стоит не очень дорого, и до берега недалеко… Деревянные стены, деревянный чердак. Чёрные крысы гнездятся на чердаках. Им удобнее лазить по деревянным стенам. А другие дома – из камня. Не удивительно, что крысы обжились именно здесь.
Я пытался понять, что Джеймс думает делать.
Джеймс отшучивался:
– Как что? Плащ крысолова у меня уже есть. Дело только за дудкой.
Беспокойство моё нарастало. Мне казалось, что Джеймс ничего не предпринимает. Он усмехался:
– Спокойствие, Рон! Для крысолова главное – внимательно наблюдать.
Потом Джеймс куда-то исчез, оставив меня наедине с тревожными мыслями. Срок, который определил мне Дэдфилд, стремительно истекал.
Джеймс вернулся через четыре дня, ранним дождливым утром.
– Подкинь-ка поленьев, Рон. Мне кажется, твой парик безнадёжно испорчен.
Он пристроил мокрый парик недалеко от камина. И он был на что-то зол. Я решил, что лучше повременить с расспросами. Но Джеймс не стал томить меня ожиданием.
– Знаешь, чем занимается Дэдфилд? С чего он разбогател? – Джеймс со злостью ткнул кочергой в огонь, будто бы только что обнаружил там Дэдфилда. – Он промышляет работорговлей. Хотя чему удивляться? Этот тип утверждал, что крыс можно резать живьём…
Мне тоже никогда не нравились работорговцы, хотя я не видел связи между ними и крысами. Но сообщение Джеймса удивило меня. Я знал, что работорговля приносит серьёзный доход. Предприимчивый Джон Хокинс, который всё это начал, так нажился, что смог принести огромные деньги королевской казне. И королева Елизавета сделала его рыцарем. Однако «наследники» Хокинса последние сто пятьдесят лет строго следили за тем, чтобы никто не перебежал им дорогу.
– Поставка рабов в Новый Свет – дело Гвинейской компании. Разве Дэдфилд имеет к ней отношение?
– Нет. Он не дурак и дорожит своей шкурой. Но торговцы Гвинейской компании вывозят чёрных рабов. Они промышляют в Африке. А Дэдфилд раскинул сети на другом берегу.
Я ахнул:
– Ирландцы? Не может быть!
– В Ирландии голод. Дэдфилд делает вид, что сострадает несчастным. Он даже готов при случае их накормить – если те согласятся превратиться в рабов. Может, в доме Дэдфилда и хранятся любовные письма.
Может, в доме Дэдфилда и хранятся любовные письма. Но среди них, я уверен, можно найти бумаги, которые подписали бедолаги-ирландцы.
– Вот негодяй!
И у этого человека такой роскошный парик! Теперь я испытывал к Дэдфилду острую неприязнь, смешанную с отвращением. Значит, Дэдфилд – не просто мошенник. И мало ли что придёт ему в голову, если его рассердить? Я внутренне содрогнулся.
– Ну да ладно, – Джеймс снова пошевелил кочергой в камине. – Тем хуже для него. По отношению к Дэдфилду мы можем не стесняться… Значит, как ты рассказывал, Рон? Что записано у тебя в договоре? Ты обязуешься вывести чёрных крыс? Rattus rattus?
– Да, так и записано. По-латыни.
– Что ж, мы поможем Дэдфилду вывести чёрных крыс. Сделаем это быстро и без всякого яда, – он задиристо рассмеялся. – Только для этого мне надо кое-что раздобыть.
И Джеймс снова исчез. На этот раз я просто не находил себе места. Ночами Дэдфилд являлся мне в виде монстра. Снилось, что он вспарывает мне брюхо…
– Вот, – сказал Джеймс, вернувшись. – Это то, что нам нужно.
В руках у него был ящик. Джеймс ткнул пальцем в щель:
– Посмотри.
– Что это? – я не мог сдержать удивления. – Крысы? И какие огромные! Откуда ты их притащил?..
– Ну, не огромные, – Джеймсу моё удивление доставило удовольствие. Но он решил, что справедливость важнее. – Хотя они и немного крупнее чёрных.
– Ну ты сказал: немного! Да они крупнее в два раза!
Джеймс тщетно пытался быть скромным:
– Это серые крысы. Мне пришлось повозиться, чтобы их отыскать.
– Ты специально искал этих крыс? Да на них смотреть – и то страшно.
– В этих крысах – твоё спасение. Это не rattus rattus. Это rattus norvegicus.
– Ну и что? – Я скривился.
Джеймс рассмеялся.
– Чарльз написал про сильное землетрясение и про бегство крыс из Китая. В Китае, Рон, обитают серые крысы. Они сильней и выносливей чёрных. Если крысам придётся столкнуться, серые вытеснят чёрных. Помяни моё слово, Рон: серые крысы скоро появятся в Лондоне. Но я решил, что мы можем опередить события. И, что, наверное, можно найти серых крыс на каком-нибудь корабле. Я облазил весь порт и оказался прав. Один голландский корабль долго плавал в тёплых морях…
Я потерял дар речи.
– Не веришь? Смотри, – Джеймс опять разложил передо мной старый плащ и ткнул пальцем в вышитых крыс. – Вот большая крыса, а перед ней – поменьше. Знаешь, на что похоже? Будто серая крыса гонит чёрную крысу. Можешь считать это предсказанием странствующих крысоловов. Завтра мы с тобой отправимся к Дэдфилду и выпустим крыс к нему в подпол. Я думаю, серым крысам понравится новая жизнь.
Не помню, чтобы когда-то я ходил по ночному Лондону. Ночью улицы Лондона живут своей тайной жизнью, которую лучше не знать. Ночью по Лондону бродят воры, подонки и духи. А теперь – и мы с Джеймсом, который тащит ящик с серыми крысами. Крысы возились внутри и мелко топотали. Ночь, хранительница секретов, покровительница тайных дел, колдовала над звуками. Мне казалось, что она превращает крысиное топотание в оглушительный топот. Будто по тёмной улице несётся стадо свиней, и эти звуки тревожат всех её обитателей. А вдруг кто-нибудь посмотрит в окно: что это так грохочет? И опознает нас? И скажет: с чего это Рональд-аптекарь бродит здесь по ночам? Куда это он идёт, без парика и в компании неизвестного человека? И что за ящик они с собой тащат? Не иначе они затеяли тёмное дело!
Но Джеймс, казалось, ничего такого не чувствовал. Он выбирал дорогу подальше от фонарей и сам был похож на тень, которой Ночь оказывала покровительство.