Он решил, что не проронит больше ни слезинки. И ставший уже привычным кошмар о том, как мама падает, падает, падает в колодец, почему-то перестал его мучить. Тогда Николас понял, что в мире может случиться всякое, даже самое страшное и ужасное, но жизнь будет идти своим чередом. И мальчик пообещал себе, что когда вырастет, постарается быть похожим на мать. Он станет таким же ярким, добрым и полным счастья.
И тогда она навсегда останется с ним.
Дверь сколотили из крепких досок и кованого железа. К тому же за ней стояли стражники. Николас торчал в промозглой круглой камере, как ось в колесе, не в силах оттуда выбраться. За покрытыми сажей стенами раскинулся целый мир – мир лесов и озёр, гор и надежд. Теперь он принадлежал другим людям. Не ему. Но – удивительное дело! – Николас не чувствовал себя несчастным. Может, немного напуганным – и всё. Он почему-то не терял присутствия духа. Его вдруг начал разбирать совершенно неуместный в этой ситуации смех.
Невозможно.
Так вот о чём говорил Отец Топо.
Вот в чём заключается суть магии! В том, чтобы невозможное делать возможным.
Способен ли он, Николас, на настоящее волшебство?
Разум Николаса продолжал твердить, что это невозможно, но мальчик всё смотрел и смотрел на дымоход, и в груди его медленно разгоралась надежда. А вместе с ней – желание. Николас подумал о всех несчастных эльфах в Главном зале. О грустном лице отца в тот день, когда он вышел из дома и отправился на север. Он вспомнил тётю Карлотту, которая выгнала его спать на улице. Подумал о человеческих бедах и горестях. А ещё – о том, что всё может быть иначе. Что в глубине души люди и эльфы совсем не злые, просто сбились с пути. Но усерднее всего Николас думал о том, как выбраться из башни. И о маме, которая улыбалась, смеялась и радовалась жизни, несмотря ни на что.
Внезапно Николас снова поймал то необычное чувство, которое охватило его при встрече с Отцом Топо и Малышкой Нуш: словно по телу заструился тёплый сироп. Его переполняли неудержимая радость и надежда, хотя надежда, должно быть, давно не заглядывала в тёмную башню. И не успел Николас опомниться, как оторвался от пола. Он медленно поднимался вверх, над Себастианом и Пикси Правды. Он чувствовал себя лёгким, как пёрышко, пока не ударился головой о потолок, – как раз рядом с дымоходом. После этого Николас рухнул вниз – прямо на спящего тролля.
– Сегодня уже не есть Рождество. Сегодня уже после Рождества, – провозгласил Себастиан, потирая кулачищем глаза. – Так что я тебя убивать.
Вспугнутая суматохой Пикси Правды тоже проснулась.
– Ура! – воскликнула она. – В смысле, технически сегодня канун Рождества, но всё равно ура!
Николас кинулся вперёд и выхватил у пикси разрыв-траву. Он ткнул ею в Себастиана, но отнюдь не жалкий листок заставил громилу-тролля отступить. Нет, его ошарашило то, что Николас снова повис в воздухе.
– Ты делать волшебство. Почему ты сидеть здесь, если уметь волшебство?
– Вот я сейчас задаюсь тем же вопросом, – признался Николас.
– Эй! – завопила Пикси Правды. – А ну спускайся и отдай мой листик!
– Держитесь от меня подальше! – выкрикнул Николас, искренне надеясь, что голос его звучит достаточно грозно.
– И как ты себе это представляешь? Мы же в камере, – напомнила ему пикси.
А Себастиан бесцеремонно схватил его за ногу и попытался притянуть к земле.
– Ой, как весело! – И Пикси Правды захлопала в ладоши, улыбаясь от остроконечного уха до остроконечного уха. – Обожаю трагедии!
Себастиан стиснул ногу Николаса с такой силой, будто кулаки у него были из камня.
– Отстань, – просипел от натуги мальчик, но всё было без толку.
Мама в его мыслях снова падала, а не взлетала, и волшебство, которому и так было нелегко бороться с троллем, начало слабеть. Затем что-то сдавило шею Николаса – Себастиан вспомнил, что у него есть ещё одна, свободная рука.
– Не могу… дышать… – прохрипел мальчик, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
И каменная хватка вдруг разжалась.
– Я тут подумать, – как ни в чём не бывало заявил Себастиан. – Лучше я тебя съесть. Зуб у меня всего один, но дело своё он знать.
Тролль распахнул зловонную пасть и уже собрался впиться в Николаса единственным зубом, как мальчик запихнул ему в рот разрыв-траву. Пикси Правды снова захлопала в ладоши.
– Эй! – окликнул их стоявший за дверью стражник. – Что у вас там происходит?
– Ничего! – живо отозвался Николас.
– Ничего! – повторил за ним Себастиан.
Пикси Правды зажала ладонями рот, но тщетно.
– Человеческий мальчик летает по воздуху, а Себастиан пытается его съесть. Но мальчик засунул ему в рот разрыв-траву, и я жду не дождусь, когда у Себастиана взорвётся голова! – выпалила она.
– Тревога! – завопил стражник. – В печной комнате беда!
По винтовой лестнице дробно застучали эльфийские башмаки, и тролль отступил к стене. Лицо его вдруг задрожало. Себастиан заметно встревожился.
– Что происходить? – озадаченно спросил он.
Николас услышал, как заворчал тролльский желудок. Хотя звук больше походил не на ворчание или бурчание, а на грохотание.
Грохотание близкого грома.
Николас обнаружил, что стоит на полу и никто его не держит.
– Мне жаль, – сказал он Себастиану.
– Он сейчас взорвётся! – завизжала от восторга Пикси Правды. – Лучшее рождественское представление, что я видела!
Рокот внутри тролля всё нарастал и нарастал: теперь он уже доносился не из живота, а из головы. Щеки Себастиана надулись, лоб вспучился, а губы и уши распухли так, словно его искусали невидимые пчелы. Голова тролля стремительно увеличивалась в размерах – она уже с трудом умещалась на плечах, и Себастиан пошатывался под её весом. А пикси всё хлопала и хлопала в ладоши.
– О, это будет знатный взрыв! Такого я ещё не видела!
Стражники снова топтались за дверью: судя по звяканью ключей, они никак не могли подобрать нужный.
Себастиан попытался что-то сказать, но язык тролля тоже распух. Сейчас он торчал изо рта, напоминая большой красный башмак.
– Буб-буб-бубуб, – вот и всё, что Себастиану удалось произнести.
Тролль обхватил голову огромными ручищами. Глаза его стали такими большими, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Впрочем, один и в самом деле выскочил и прикатился под ноги к Николасу. Теперь он лежал там, поглядывая на мальчика, и выглядел на редкость омерзительно.
– Невероятно! – визжала она. – Нет, я не должна смеяться. Плохая пикси, плохая! Но это просто…
Она вдруг замолчала, и лицо её обрело задумчивое выражение.
– Что такое? – спросил Николас.
– Я только что обмочилась со смеху, – ответила пикси и снова принялась хихикать.
– Что у вас там творится? – прокричал стражник.
– Я бы на вашем месте не торопилась открывать! – ответила пикси. – Сейчас тут будет взрыыы…
Как раз в этот миг голова Себастиана действительно взорвалась – с громким влажным бумом. Багряная кровь и ошмётки зелёных мозгов оросили стены и пол камеры. Николас и Пикси Правды тоже стояли, выпачканные с головы до ног.
– Вос-хи-ти-тель-но! – выдохнула пикси, хлопая уже порядком отбитыми ладонями.