Никогда прежде она не видела столько камней. За группой осин не было ничего, кроме целой пустыни круглых серых камней. Посередине кто‑то вынул несколько камней, так что образовалась дыра. Муми‑мама подошла и заглянула в нее, но там были только камни – такие же круглые и серые. Она гадала, что искал здесь смотритель маяка. Наверное, ничего определенного. Может, он делал это просто для развлечения. Он вынимал один камень за другим, но они скатывались обратно, и он устал от всего этого и ушел.
Муми‑мама направилась к песчаному берегу. И здесь она наконец нашла почву. Темная полоса плодородной земли протянулась вдоль береговой линии под ольховыми кустами. Мощные зеленые растения росли между камнями, их оживляли золотые и фиолетовые пятна – неожиданная роскошь.
Муми‑мама погрузила лапы в почву и почувствовала, что она наполнена миллионами растущих корней, которые нельзя беспокоить. Но это не имело значения: в конце концов здесь есть почва. Только сейчас Муми‑мама впервые осознала, что остров настоящий.
Она окликнула Муми‑папу, который собирал куски дерева в водорослях, побежала к нему, передник ее развевался на ветру, и закричала:
– Я нашла почву! Я нашла почву!
Муми‑папа посмотрел на нее.
– Привет! – сказал он. – Что ты думаешь о моем острове?
– Он не похож ни на что в мире! – с энтузиазмом заверила его Муми‑мама. – Почва на берегу, вместо того, чтобы быть где‑нибудь в середине острова!
– Я объясню тебе, – сказал Муми‑папа. – Ты всегда должна спрашивать меня, если что‑нибудь не понимаешь – я знаю все, связанное с морем. Так вот: то, что ты нашла – это водоросли, выброшенные волнами. Со временем они становятся почвой, настоящей почвой. Ты не знала этого. – Муми‑папа засмеялся и протянул лапы, словно отдавая ей все водоросли в мире.
Муми‑мама начала собирать водоросли. Она носила их весь день и складывала в трещину в скале. Со временем у нее будет кусочек сада. У водорослей был такой же теплый и темный цвет, как земля там, дома, и еще свой собственный пурпурный и рыжеватый оттенок.
Муми‑мама была спокойна и счастлива. Она мечтала о морковке, редиске, картошке, о том, как они толстеют и округляются в теплой почве. Она видела зеленые листья, появляющиеся на свет сильными и здоровыми пучками. Она видела растения, колышущиеся на ветру на фоне голубого моря, сгибающиеся под тяжестью помидор, гороха и фасоли, чтобы у семьи было еда. Она знала, что ничего не сбудется до следующего лета, но это не имело значения. У нее было о чем мечтать. И в глубине души больше всего она мечтала о яблоне.
День подходил к концу.
Стук молотка в маяке давно прекратился, и воробьи притихли. Муми‑мама насвистывала сама себе, идя домой через вереск с охапкой дощечек. Муми‑папа сделал для нее перила, чтобы она могла держаться, и, кроме того, перед дверью стояли две маленькие кровати. Тут же стоял бочонок, который он нашел в море. Он был почти целый и, похоже, когда‑то был зеленым.
Почему‑то сейчас винтовая лестница не казалась такой пугающей. Нужно было только не смотреть вниз и стараться думать о чем‑нибудь другом. Муми‑тролль сидел у стола, раскладывая маленькие круглые камешки в кучки.
– Привет, – сказала Муми‑мама. – Где папа?
– Он зажигает лампу наверху, – ответил Муми‑тролль. – Он не позволил мне пойти вместе с ним. Он пробыл там ужасно долго.
Пустое птичье гнездо лежало на тумбочке. Муми‑мама продолжала свистеть, складывая дощечки в кучу у плиты. Ветер утих, и солнце светило в западное окно, бросая теплые лучи на пол и белую стенку.
Когда затеплился огонь, Малышка Мю пробралась сквозь дверь и, как кошка, прыгнула на подоконник. Она прижалась носом к раме и стала корчить воробьям страшные рожи.
Вдруг люк с шумом отворился, и Муми‑папа зашагал вниз по лестнице.
– Хорошо горит? – спросила Муми‑мама. – Ты сделал нам прекрасные кровати. А в бочке можно солить рыбу. Жалко было бы использовать ее только для дождевой воды...
Муми‑папа подошел к южному окну. Муми‑мама быстро взглянула на него и заметила, что его хвост напряжен и кончик его подергивается от раздражения. Она подбросила дров в огонь и открыла банку селедки. Муми‑папа выпил чай, не сказав ни слова. Муми‑мама убрала со стола, поставила на него штормовую лампу на стол и сказала:
– Помню, я слыхала однажды, что некоторые маяки работают на газе. Когда газ заканчивается, их почти невозможно зажечь.
Муми‑папа вскочил из‑за стола, крича:
– Ты не понимаешь, сейчас я смотритель маяка! Лампа должна светить! В этом весь смысл. Неужели ты думаешь, что можно жить в маяке и не поддерживать огонь? Что будет с лодками там, в темноте? Они могут оказаться здесь и затонуть прямо перед нашими глазами в любой момент...
– Он прав, – согласилась Малышка Мю. – И утром на берегу будет полно утонувших Филифьонок, Мюмл и Хомс, позеленевших от водорослей и с белыми лицами...
– Не говори глупостей, – сказала Муми‑мама. Она повернулась к Муми‑папе: – Если ты не зажжешь лампу сегодня, то зажжешь завтра или в другой раз. А если она совсем не будет работать, в плохую погоду мы вывесим за окно штормовой фонарь. Кто‑нибудь должен увидеть его и понять, что если плыть в этом направлении, то попадешь на берег. Кстати, было бы неплохо занести кровати до темноты. Я не доверяю этим шатким ступеням.
– Я сам занесу их, – сказал Муми‑папа, снимая шляпу с гвоздя.
На скалах почти стемнело. Муми‑папа стоял, глядя в море. «Сейчас она зажигает штормовой фонарь. Она увеличивает пламя и стоит, глядя на него, как всегда. У нас полно керосина...»
Все птицы уснули. Скалы на восточной оконечности острова чернели на фоне неба там, где только что зашло солнце. На одной из них возвышался буй, а может, просто каменная пирамида. Муми‑папа поднял первую кровать, а затем остановился и прислушался.
Вдали послышался неясный вой, одинокий вопль, не похожий ни на что, слышанное им раньше. На мгновение Муми‑папе показалось, что скала под ним задрожала, но потом все стихло.
«Это, должно быть, птица, – подумал он. – Иногда у них такие странные голоса». Он поднял кровать на плечи. Это была добротная крепкая кровать, с ней все было в порядке. Но кровать смотрителя маяка там, в башне, принадлежала Муми‑папе и никому другому.
Муми‑папе снилось, что он бежит вверх по бесконечной лестнице. Темнота вокруг наполнена хлопаньем птичьих крыльев. Птицы молча уворачивались от него. Ступени громко скрипели и стонали при каждом шаге. Муми‑папа страшно спешил. Ему надо было добраться до верха и, пока не поздно, зажечь лампу, это казалось очень важным. Ступеньки становились все уже и уже. Он осознал, что слышит звук железа под лапами – он был наверху, там, где лампа ждала его в своем круглом стеклянном домике. Сон все замедлялся и замедлялся. Муми‑папа ощупывал стены в поисках спичек. Большие куски изогнутого цветного стекла, отражавшие море, попадали под руки. Красное стекло делало волны красными, как огонь, сквозь зеленое стекло море внезапно обернулось изумрудно‑зеленым, холодным и отдаленным, находящимся где‑то на луне, а может, вообще нигде. Нельзя было терять время, но чем больше он спешил, тем медленней все происходило. Он споткнулся о газовые баллоны, которые покатились по полу, как волны, их становилось все больше и больше. А потом птицы вернулись и стали бить крыльями по стеклу. Все сговорилось помешать ему зажечь лампу. В ужасе Муми‑папа громко закричал. Стекло разбилось и разлетелось на тысячи сверкающих осколков, море поднялось высоко над крышей маяка, и Муми‑папа начал падать, глубже и глубже, – и проснулся посередине комнаты с одеялом на голове.