Брунетти пристально вгляделся в ее лицо: нежные очертания, две едва заметные морщинки, бегущие от внешних уголков глаз, – результат частых улыбок – и склонился к тому, что эта особа вряд ли владеет криминальными навыками, а тем более имеет криминальные намерения.
И не подумав вспомнить о служебной присяге, он спросил:
– Но если бы завещатели жили здесь, вы сумели бы получить эту информацию?
Комиссар подметил, что она старалась говорить нейтральным голосом, но нотки гордости в нем все же прорывались.
– Бюро записей актов гражданского состояния, комиссар?
Его позабавил снисходительный тон, которым бывшая служащая Банка Италии произнесла название правительственной конторы, но он только кивнул в ответ.
– Имена главных наследников будут у вас после обеда, комиссар. Поиск копий завещаний займет день‑два.
Что ж, только молодые и привлекательные могут позволить себе так рисоваться.
– После обеда – это замечательно, синьорина. – Комиссар положил ей на стол листок с именами и датами смерти и ушел к себе в кабинет.
Усевшись за свой стол, взглянул на два записанных имени: «Д‑р Фабио Мессини, падре Пио Кавалетти». Ни то, ни другое ему не знакомы, но в таком богатом всякого рода связями обществе, как в Венеции, для желающего получить сведения это ничего не значит.
Комиссар позвонил в отдел, где сидели полицейские:
– Вьянелло, можете подойти сюда на минутку? И прихватите с собой Мьотти, ладно?
Ожидая прибытия этих двоих, Брунетти машинально чертил что‑то под именами и, только когда Вьянелло и Мьотти появились в дверях, понял, что получились крестики. Он отложил ручку и жестом показал полицейским на стулья перед своим столом.
Вьянелло сел, форма его распахнулась, и Брунетти заметил – здорово похудел с зимы.
– Вы на диете, Вьянелло?
– Нет, синьор, – Сержант не ожидал, что Брунетти заметит. – Тренировки.
– Что‑что? – Брунетти, стеснявшийся даже помыслить о подобном, не пытался скрыть, что поражен.
– Тренировки, – повторил Вьянелло. – Хожу после работы в зал и провожу там полчаса или около того.
– И чем занимаетесь?
– Тренируюсь, синьор.
– Часто?
– Так часто, как могу, – с неожиданной уклончивостью ответил Вьянелло.
– И как часто вы можете?
– Ну, три‑четыре раза в неделю.
Мьотти сидел молча, только вертел головой от одного к другому: ну и чудной разговор. И это борьба с преступностью?
– И что же именно вы делаете?
– Тренируюсь, синьор.
Ударение на глаголе возымело свое действие. Брунетти заинтересовался – явно не ко времени, – наклонился вперед, поставил локти на стол и оперся ладонью на подбородок.
– Но как? Бегаете на месте? Подтягиваетесь?
– Нет, синьор, тренируюсь на аппаратах, – объяснил Вьянелло без улыбки.
– Каких аппаратах?
– Тренажерных.
Брунетти перевел взгляд на Мьотти: парень молодой, он‑то понимает, о чем речь. Да нет, тот явно ни о чем таком не заботится – за него пока юность, знай себе головой крутит туда‑сюда.
– Ну ладно, – заключил Брунетти, когда стало ясно, что Вьянелло больше ничего не собирается выкладывать, – вы очень хорошо выглядите.
– Спасибо, синьор. Вы, может быть, тоже хотите попробовать?
Но Брунетти только втянул живот, сел попрямее в кресле и перешел к делу.
– Мьотти, – начал он, – ваш брат священник, так ведь?
– Да, синьор, – подтвердил Мьотти, явно удивленный, что начальству это известно.
– Какого ордена?
– Доминиканец, синьор.
– Он здесь, в Венеции?
– Нет, синьор. Был здесь четыре года, но потом, три года назад, его отправили в Новару – преподавать в школе для мальчиков.
– Вы с ним поддерживаете отношения?
– Да, синьор. Каждую неделю разговариваю с ним, три‑четыре раза в год вижусь.
– Так. Когда в следующий раз будете с ним разговаривать, хотел бы, чтобы вы кое о чем его расспросили.
– О чем, синьор? – Мьотти достал из кармана тужурки блокнот и ручку.
Не полюбопытствовал зачем – комиссару это понравилось.
– А вот о чем: не знает ли он чего‑нибудь о падре Пио Кавалетти. Этот падре – член здешнего ордена Святого Креста.
Сержант Вьянелло только брови вздернул.
– Есть ли что‑нибудь особенное, о чем мне надо спросить, синьор?
– Нет, ничего такого, – все, что думает, помнит.
Мьотти открыл было рот, поколебался, но все‑таки уточнил:
– Не сочтете ли возможным что‑нибудь еще о нем сообщить, синьор? Что я мог бы рассказать брату?
– Он капеллан в доме престарелых, что за больницей Джустиниани, – это все, что я о нем знаю.
Мьотти, опустив голову, записывал.
– Нет ли у вас насчет него каких‑либо мыслей, Мьотти?
Молодой полицейский поднял глаза:
– Нет, синьор. Я никогда не имел близких контактов с церковными друзьями брата.
Брунетти отреагировал больше на его интонацию, чем на слова:
– Для этого есть какая‑то причина?
Вместо ответа Мьотти деловито помотал головой, глядя на страницы своего блокнота и добавляя что‑то к написанному. Брунетти поверх его склоненной головы глянул на Вьянелло, но сержант лишь чуть‑чуть пожал плечами, и тогда начальник, бросив на него молниеносный взгляд, неприметно кивнул в сторону Мьотти. Вьянелло понял – это сигнал вызнать о причинах такой сдержанности молодого коллеги, пока они будут спускаться к себе, и кивнул в ответ.
– Что‑нибудь еще, синьор? – вслух произнес Вьянелло.
– После обеда, – ответил Брунетти, размышляя о копиях завещаний, которые обещала ему синьорина Элеттра. – Я должен получить несколько имен – с этими людьми мне надо пойти и побеседовать.
– Мне тоже с вами, синьор?
Брунетти кивнул.
– В четыре, – решил он: как раз достаточно времени, чтобы вернуться с обеда. – Пока это всё. Спасибо вам обоим.
– Я за вами зайду, – сказал Вьянелло.
Когда его младший товарищ двинулся к двери, Вьянелло повернулся, указал на исчезающего Мьотти и кивнул начальнику. Пусть он будет уверен: если есть что выяснить относительно нежелания Мьотти проводить время с церковными друзьями брата – Вьянелло вытащит это наружу в течение дня.
Оставшись один, Брунетти открыл ящик и вынул «Желтые страницы». Просмотрел перечень докторов: в Венеции ни одного Мессини. Проверил «белые страницы» – нашел троих, один из них доктор Фабио, адрес в Дорсодуро. Отметил его телефон и адрес, потом взял трубку и набрал другой номер, который знал на память. Трубку взяли после третьего гудка, откликнулся мужской голос:
– Алло!
– Чао, Леле. – Брунетти узнал хриплый басок художника. – Я звоню по поводу одного из твоих соседей, доктора Фабио Мессини.
Леле Бортолуцци, чьи предки осели в Венеции еще во время крестовых походов, знал всех, кто жил в Дорсодуро.
– Это у которого афганка?
– Собака или жена? – переспросил со смехом Брунетти.
– Если тот, о ком я думаю, жена – римлянка, а вот собака – афганка.