Волшебные два слова «Манчестер Юнайтед», которые понимают люди повсюду, от Сантьяго до Стокгольма, произвели свое действие, послужив ключиком к Джетту. Он кинулся защищать манчестерцев со страстью, с какой пылкий итальянец, вероятно, защищает свою матушку, когда задета ее честь. Из этого следует, что мне лучше всего надеть майку с надписью «Манчестер Юнайтед».
– Нет, Ричард, я его не знаю, – терпеливо ответила я. – Ты можешь объяснить, что это за вечеринка и кто там будет?
– В основном Фионы, может, парочка Трейси, – сказал он на нашем с ним языке. «Трейси» мы называем девиц, в обязательном порядке сопровождающих повсюду любого музыканта, – блондинок с большим бюстом, модно одетых, которые могли бы быть опасны, имей они хоть каплю мозгов. Фионы – примерно такие же, только они еще мечтают сами стать певицами, хотя считают, что на сцене сейчас делать нечего, – все равно на тебя будут смотреть одни голубые. Фионы любят рок‑звезд, любят, чтобы им дарили подарки и вообще баловали, и очень рады, если удается шокировать родителей своим образом жизни. Так, значит, Джетту нравятся Фионы? Придется, стало быть, одеться как‑нибудь пооригинальнее. Что бы такое выбрать…
В конце концов я остановилась на длинной хлопковой блузе с крупными оливковыми, зелеными, терракотовыми и кремовыми пятнами, которую я в прошлом году купила на Канарских островах, и к ней терракотовые леггинсы. К счастью, блуза длинная, так что не видно, как я раздалась за время последнего расследования на бесконечных бутербродах. Я надела коричневый пояс и коричневые босоножки на высоком каблуке. Попробуй обойдись без каблуков, если в тебе всего пять футов и три дюйма. Я вдела в уши крупные клипсы, надела пару золотых браслетов и оглядела себя в зеркале. Конечно, ничего сверхвыдающегося, но для Ричарда сойдет.
Ричард не замедлил выступить с оценкой:
– Потрясающе выглядишь. Побьешь их всех одним ударом!
Вот этого мне как раз не хотелось. Не люблю смешивать отдых с работой.
К счастью, нам не нужно было искать место для парковки – «Аполлон» находится от нас в пяти минутах ходьбы. Мой дом расположен в удивительно удачном месте: на велосипеде отсюда можно за пять минут добраться до университета и до библиотеки, за десять – до центра, а на машине до центральной магистрали доезжаешь минуты за две.
Я переехала сюда, когда была еще на первом курсе юридического факультета. Эти дома тогда только что построили и продавали по баснословно низким ценам, возможно потому, что район считался не самым лучшим в городе с точки зрения экологии. Я подсчитала, что если попрошу отца взять ипотечный кредит на свое имя, куплю бунгало, а свободную комнату сдам какой‑нибудь студентке, то и выйдет примерно столько же, сколько я плачу за мою убогую комнатушку в общежитии. На Пасху я переехала и ни разу об этом не пожалела. Это замечательное место – если только не забываешь включать сигнализацию.
Мы пришли в «Аполлон», когда на сцене разогревающая группа заканчивала первый номер. У мы бы не опоздали, если бы на входе со списком приглашенных не стоял какой‑то неграмотный дурачок, который никак не мог найти наши фамилии. Я‑то не стала бы слушать малоизвестных музыкантов, всего лишь создающих фон для главного исполнителя; пока они выступают, лучше чего‑нибудь выпить. Но Ричард как музыкальный журналист не мог их пропустить: журналисты всегда слушают эти группы, чтобы потом иметь возможность честно заявить: «Да, я помню «Дайр Стрэйтс» еще с тех пор, как они играли в клубе в Нью‑Касле. Они выступали на разогреве, а те, кого тогда считали звездами, уже давно сошли со сцены!» Я высидела еще две песни, после чего не вытерпела и, оставив Ричарда, пошла к бару.
Слабонервным в бар «Аполлона» лучше не ходить.
Представьте себе маленькое, тесное помещение, где стены отделаны красной блестящей мозаикой, воздух прокурен, дышать нечем и сильно пахнет спиртным. Тем не менее я протолкалась к стойке и стала терпеливо ждать, пока кто‑нибудь из барменов обратит на меня внимание. В «Аполлоне» специализируются на легких напитках в пластиковых стаканах. Причем совершенно не важно, что именно ты заказываешь, все равно напитки ничем, кроме цвета, не различаются. Я заказала светлое пиво и получила стакан с желтовато‑зеленой теплой жидкостью, напоминающей мочу. Я отпила глоток и, подумав, решила, что раз это называется пиво, значит предназначено для питья.
На обратном пути из бара я внезапно увидела знакомое лицо. Я так резко остановилась, что на меня кто‑то налетел сзади, и половина пива из моего стакана выплеснулась на брюки стоящего рядом мужчины.
Я суматошно извинилась, достала из сумочки носовой платок и отдала его мужчине. Наконец тот успокоился и отошел, а я обвела глазами помещение и поняла, что мой знакомый уже исчез. Это был Гэри Смарт, брат и сообщник Билли Смарта. В углу, где он стоял, сейчас топтались трое посторонних ребят.
Смарт словно испарился, и понять, в каком направлении он ушел, было невозможно. Когда я его увидела, он разговаривал с высоким худым мужчиной, который стоял ко мне спиной. Я не слышала ни слова из их разговора, но, судя по жестикуляции, они заключали какую‑то сделку. Смарт явно в чем‑то убеждал собеседника, а тот не соглашался. Вряд ли они спорили о последнем альбоме Джетта. Я выругалась про себя: упустила такой случай разжиться информацией!
Но сокрушаться было поздно. Я допила остатки так называемого пива и направилась в зал. По дороге я еще пыталась осмотреться и понять, не прячет ли кто‑нибудь из посетителей под майкой или рубашкой фальшивые часы, но ничего не заметила. Я вернулась в полупустой зал и села рядом с Ричардом. На сцене группа допевала последнюю песню. Наконец выступление закончилось, и музыканты ушли под жидкие хлопки. Зажегся свет.
– Куча дерьма, – констатировал Ричард.
– Это их название или твое суждение?
Он засмеялся.
– Да нет, у них на это честности не хватает. Слушай, пока есть свободное время, расскажи, как день прошел.
Он закурил, и я тоже достала сигарету. Я давно заметила, что разговоры с Ричардом помогают мне решать многие проблемы: ему свойственно интуитивное понимание людских характеров и поступков, позволяющее найти самый неожиданный выход из сложной ситуации. А у меня аналитический склад ума, так что мы отлично дополняем друг друга.
Но как только я начала рассказывать про бра тьев Смарт, погас свет, и зал, к этому моменту уже набитый битком, буквально взорвался криками: «Джетт! Джетт! Джетт!» Люди вопили, размахивали горящими зажигалками, приветствуя Джетта и его группу. Наконец музыканты взошли на сцену. Синий луч, упавший сверху, выхватил ударника в глубине сцены, и тот стукнул по тарелке. Затем прожектор высветил пурпурным светом басиста, затем – клавишника за синтезатором – оба отозвались выразительными аккордами. Тут же в мелодию влился бархатистый звук саксофона.
Неожиданно на сцене вспыхнуло ослепительно яркое белое пятно, и Джетт влетел в него словно на крыльях. Его черная кожа блестела в свете прожекторов, а сам он выглядел одновременно и хрупким, и удивительно сильным, и страстным. На шее у него висела на ремне акустическая гитара. Публика снова взорвалась; люди орали, подпрыгивали, всячески неистовствовали. Но едва Джетт запел, все стихло.
Сегодня он пел еще лучше, чем обычно.
Я стала поклонницей Джетта, когда вышел его первый альбом. Тогда, как и сейчас, я не могла определить, к какому жанру отнести его музыку. В первом альбоме было двенадцать песен, исполняемых в сопровождении акустической гитары, саксофона и струнных. Все вещи были разные: и совсем простенькие, с текстами про любовь, и более оригинальные.