У мужа и жены был одинаковый акцент, они вполне могли родиться на одной улице.
– На сегодня, значит, все? – спросила она, сложив на груди руки.
– Не совсем, курочка, – ответил он, чмокнув ее в щеку.
– Еще поедешь.
– Сначала перышки почищу.
– Есть будете?
– Неплохо бы чаю.
– Кто это с тобой?
– Новенький. Детектив Вулф.
– Привет, цыпленок. – Она широко улыбнулась. – Входите.
Миссис Мэллори принесла чай. В желудок попали сахар и кофеин, и я почувствовал себя намного лучше. Мэллори быстро допил свою чашку, сунул в рот имбирное печенье и вышел.
– Пять минут, – сказал он.
Терьер последовал за хозяином, довольно пыхтя.
Мэллори жили в чистой двухэтажной квартирке. На камине и книжных полках стояли рамки с поблекшими фотографиями – свидетельство прошедших дней, проведенных под солнцем какой-то тропической страны. Все это было пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет тому назад. Вот молодые люди поднимают бокалы, сидя за столиком, и застенчиво улыбаются. Вот смеется тридцатилетний Мэллори – облысел он уже тогда – в черной фуражке, шортах и рубашке с коротким рукавом, а слева и справа от него стоят два веселых азиата, одетые в такую же форму. Снова муж и жена, и снова улыбки, а далеко внизу – гавань и прибрежный город.
– Это Гонконг, – сказала миссис Мэллори. – Мой муж пятнадцать лет работал там в Королевской полиции. Наверное, он вам рассказывал.
– Нет, мэм.
Она засмеялась:
– Зовите меня Маргарет.
– Инспектор Мэллори ничего не говорил, мэм. Маргарет.
– Мы вернулись в девяносто седьмом. После того как Гонконг перешел к Китаю и полицию перестали называть Королевской. Британцы отправились домой. И мы тоже. Непростое было время. Хочется назад, хотя, конечно, того Гонконга больше нет.
На фотографиях запечатлелись две жизни, но я не видел детей.
– У вас есть семья? – спросила миссис Мэллори.
– Дочка. Родители давно умерли, сестер и братьев нет. – Пауза. – Жену я потерял.
Она ждала, что я продолжу, но я молчал.
– Понимаю, – сказала женщина.
– Мою дочь зовут Скаут, ей пять лет. – Я помешал чай. – Так и живем одни.
Миссис Мэллори кивнула.
– Значит, семья у вас есть, – сказала она и завоевала меня навеки.
Мы пересекли реку, когда солнце уже начало садиться. Туристы, стоявшие на Вестминстерском мосту, фотографировали великолепные виды – дворец, Биг-Бен и аббатство в закатных лучах, – а лондонцы спешили по домам, даже не замечая всей этой красоты.
– Вот вы и познакомились с моей женой, – сказал старший инспектор. – Сверните на Ламбет-роуд.
– Хорошо, сэр.
Мы ехали на юг, пока в сумерках не прогремели выстрелы двух огромных пушек, стоявших перед зданием с британским флагом на куполе.
– Мы в Имперский военный музей? – спросил я.
– А вы слышали, что там когда-то располагалась Вифлеемская королевская больница? Бедлам. Приют для умалишенных. Можете припарковаться с другой стороны, на Сент-Джордж-роуд. Парадный вход нам не нужен.
Когда мы шли через сад, в дверях появился охранник. Он подозрительно смотрел на нас до тех пор, пока его не окликнул женский голос:
– Все в порядке, Чарли. Это ко мне.
Охранник отступил, и я увидел молодую женщину в инвалидном кресле. Та широко улыбнулась инспектору и отдала честь.
Та широко улыбнулась инспектору и отдала честь.
– Добрый вечер, сэр.
– Здравствуйте, Кэрол. – Мэллори наклонился и поцеловал ее в обе щеки.
Он представил меня и подождал, пока женщина не развернет кресло в узком коридоре. Я хотел помочь, но она лишь коротко бросила:
– Уже все.
Кэрол привела нас в главный зал. Свет погасили, в сумраке под потолком висели истребители времен Второй мировой – «спитфайры», «мессершмитты», «харрикейны» – и баллистические ракеты «Фау-2», застывшие в воздухе и времени.
– Чем я могу помочь вам, сэр? – спросила Кэрол.
Мэллори открыл кейс и вручил ей папку:
– Мы ищем орудие убийства.
Женщина не спеша пролистала фотографии.
– Мы думаем, оружие сделали специально, чтобы резать глотки, – сказал старший инспектор.
– И правильно думаете, сэр. – Она снова улыбнулась. – У нас в хранилище есть именно такая штука. Идите за мной.
Кинжал был почти двенадцать дюймов в длину, и большую часть его составляло лезвие – длинное, узкое, обоюдоострое. Такой войдет в плоть, как в масло. Я с удивлением обнаружил, что он почти ничего не весит.
Круглая рукоять хорошо ложилась в руку. Оружие таило в себе ужасающую силу.
– Кинжал Ферберна – Сайкса, – сказала Кэрол. – Разработан Уильямом Эвартом Ферберном и Эриком Энтони Сайксом накануне войны, когда они служили в шанхайской полиции.
– Кинжал коммандос, – произнес Мэллори. – Ну конечно!
Я все не мог привыкнуть, что он такой легкий. Отлично заточен, удобно держать. Клинок поблескивал в приглушенном свете.
– Его создали два полицейских? – переспросил я.
Женщина кивнула:
– Ферберн был специалистом по ближнему бою. Кинжал создали для рукопашной схватки, это обычное оружие времен Второй мировой, которым пользовались бойцы диверсионно-десантных отрядов. Если ты попадался немцам с таким кинжалом, в тебя тут же стреляли, как в шпиона. Большинство ножей не создавались специально для убийства, однако «Ферберн-Сайкс» – другое дело. Кажется, что пользоваться им просто, но это не так. Нужно знать, какие артерии проходят ближе к поверхности и не защищены одеждой.
И молодая женщина в инвалидном кресле показала нам, как пользоваться кинжалом. Растопырив пальцы левой руки, она изобразила, что берет человека за голову и наклоняет ее в сторону, а потом вонзила лезвие и быстро повела его вперед.
– Ударить и потянуть. Лезвие входит в шею сбоку, а извлекаете вы его спереди. Для такой раны мало пары стежков и таблетки обезболивающего. Большинство тех, кто хочет перерезать горло, начинают снаружи. Они рубят и пилят.
Кэрол показала – как.
– Если вы хотите кого-то расстроить, – сказала она, – или испортить ему день, таких действий вполне достаточно. Однако их мало, если человека нужно убить.
– Удар и толчок, – повторил Мэллори. – Лезвие перережет трахею, а потом, с большой вероятностью, сонные артерии.
– Не с вероятностью, а наверняка, – поправила Кэрол. – Цель такого удара как раз в том, чтобы их перерезать. Жертва погибает если не сразу, то очень быстро, потому что от сердца к мозгу не поступает кровь.
– Как быстро наступает смерть?
– Мозг умирает мгновенно. Пять секунд жертва без сознания, а через двенадцать – все, летальный исход.
– Когда перестали выпускать эти кинжалы? – спросил я.
– Их выпускают до сих пор. Производство развивается почти сотню лет.