Зрачки у нее расширились, так что зеленой радужной оболочки со светлыми пятнышками стало почти не видно.
На несколько секунд суровая женщина–прокурор в темном костюме и с идеальным маникюром исчезла, и ее место заняла давняя знакомая, жизнерадостная юная студентка, на которую Джо поглядывал во время лекций. В те времена Ким носила джинсы, висящие на бедрах, и мешковатые свитера. Джо старался не думать о том, каким утехам они предавались, но образы так и мелькали один за другим — глаза у Ким закрыты, одежда раскидана по полу… Эти воспоминания заволакивал алкогольный туман — иногда, выпив, они покидали заведение вместе. Бывало, Джо просто провожал Ким до общежития, поддерживая подругу, если ее сильно шатало. А иногда Ким приглашала разделить с ней матрас на полу комнаты, пропахшей марихуаной.
— А ты совсем не изменилась, — заметил Джо. — Только в суде сама на себя не похожа.
— В смысле?
Джо отпил еще глоток, избегая ответа, но, когда Ким вопросительно вскинула брови, пояснил:
— Там ты себя ведешь намного жестче. Суровая, будто в бой идешь. Помню, какой ты была раньше. Наверное, это и есть настоящая ты, ведь тогда тебе не надо было играть роль.
— А вдруг наоборот? Просто на работе у меня есть повод проявить свою внутреннюю суровость.
— Нет, мы оба стали кем хотели, но в душе остались прежними. Неужели ты и дома такая же злющая, как на работе?
Ким отвела взгляд, и Джо понял, что его замечание ее расстроило.
— Иногда трудно бывает переключиться, — ответила Ким. — Я принимаю решения, которые могут разрушить чью–то жизнь. Никогда нельзя заранее угадать последствия. Это большая ответственность, но Шон, похоже, думает, что, переступив порог, я должна волшебным образом превращаться в ласковую хранительницу домашнего очага. А на меня к вечеру такая усталость накатывает… — Ким глубоко вздохнула и подняла бокал. — Знаю, я полный трудоголик, но как представлю, что начнется, когда домой вернусь… — Отпив глоток из своего стакана, Ким произнесла: — А ты изменился.
— В какую сторону?
— Наверное, стал более зрелым. Более серьезным. И смеешься меньше.
— Просто жизнь невеселая пошла, — произнес Джо, снимая пиджак и повесив его на спинку соседнего стула.
— Ну давай, выкладывай, зачем звал, — произнесла Ким. — Не затем же, чтобы на тяжелую жизнь поплакаться. Знаешь, как говорят — кончил дело, гуляй смело? Вот и давай сначала разберемся с делом. Итак, Ронни Бэгли.
— Не понимаю, о чем ты.
— Раньше ты меня в пабы не приглашал. Спрашивается, с чего вдруг такая любезность?
Джо хотел было все отрицать, но потом решил, что это бесполезно — его хитрости шиты белыми нитками.
— Ладно. Поговорим о Ронни Бэгли, — кивнул он.
— Это официальная встреча? Записи делать нужно?
— Нет, просто поболтаем по–дружески, — ответил Джо.
— Если хоть что–то из того, что я сейчас скажу, будет использовано на суде, больше я с тобой по–дружески болтать не стану.
— Сама знаешь, я всегда бьюсь до последнего, но запрещенными приемами не пользуюсь.
Ким задумчиво помолчала и наконец произнесла:
— Хорошо. Ну и что ты хотел узнать?
— Насчет сегодняшнего утра… — начала Джо.
— Ты про слушание?
— Естественно.
— Продолжай.
— Вообще–то, я даже не про само слушание, а про тебя… Карьеру мы с тобой начинали вместе. Уж мне ли не знать, какой ты прокурор! Отступать — не твой принцип.
Несколько секунд Ким вертела в руках стакан, внимательно следя за подрагивающей пеной.
— Иногда приходится. Не всегда удается отстоять позиции.
— Нет, тут что–то другое.
Ронни Бэгли предъявлено обвинение в убийстве. Я ведь молол всякую чушь, работал на публику, пытался произвести впечатление на клиента. Не ожидал, что ты так легко сдашься.
— Я не сдавалась.
— А вот и сдалась. Почуяла, что судья не на твоей стороне, и вместо того, чтобы отстаивать собственную правоту, просто сложила оружие. И вообще, ты бы ни за что не позволила выйти на свободу человеку, который убил женщину и ребенка. И ради чего — ради того, чтобы уберечь себя от нескольких минут позора! На тебя это не похоже, Ким. Ты запросто могла бы повернуть ситуацию в свою пользу. Произнесла бы пламенную речь о виновности Бэгли, и мне бы осталось только локти кусать!
— Это что за намеки?
— Чувствую, есть в этом деле какие–то подводные течения. Мне эта мысль весь день покоя не дает.
— Какие еще течения?
— Есть два варианта. Первый — ты считаешь, что Ронни невиновен, и позволила совести одержать победу над профессионализмом. Однако, судя по материалам дела, весомые доказательства невиновности отсутствуют.
— А второй вариант?
— Ты уверена в виновности Ронни, но хотела, чтобы он вышел на свободу.
— Ну, и какая нам, по–твоему, от этого польза?
— Н
— Хватит нести чушь.
— У меня сложилось впечатление, что сегодня утром решение принимала не прокурор Ким, — произнес Джо, — а Ким — пособница полиции. Во всяком случае, с юридической точки зрения твой поступок совершенно не оправдан. Ты поддалась, чтобы помочь расследованию. Тебе кажется, что обвинение Ронни предъявили слишком рано — не хватает улик. Ситуация выглядит вполне благовидно — освобождения под залог я добивался по собственной инициативе, никто не помогал мне уговаривать судью. Но ты хочешь, чтобы нашли тела, потому что тогда Ронни будет проще отправить в тюрьму. Ты рассудила — если Бэгли будет разгуливать на свободе, полиция установит за ним слежку и попытается напасть на след.
Ким осушила стакан до дна. Теперь глаза ее больше не сияли, взгляд стал холодным.
— Не имею права обсуждать такие темы, — бросила она.
— Этими отговорками ты только подтверждаешь, что я прав.
— А может, ты просто ловко выкрутился, Джо. В свои силы надо верить, хотя бы иногда. — Ким встала и потянулась за сумкой. — Мне пора.
— Уже? Так скоро? Может, останешься?
Джо протянул к ней руку. Ким печально улыбнулась.
— Если бы ты просто хотел встретиться и поболтать о прежних временах, я бы еще подумала. Но вот так… Нет, не могу. — Ким поцеловала его в щеку холодными от пива губами. — До встречи, Джо.
Он проводил ее взглядом. Постепенно холодный след от ее поцелуя таял. Джо откинулся на спинку сиденья, ощущая внутри пустоту. Ким была не первой женщиной, которая его покинула, Джо уже успел к этому привыкнуть. Единственное, о чем жалел, — у него не хватало духу, чтобы бороться за них, убедить, что стоит остаться. Джо вскинул стакан и произнес:
— Да–да, до встречи.
Но алкоголь утратил свою притягательность.
Он закрыл глаза и, закинув голову, вытянулся в полный рост. Сделал долгий, глубокий вдох, втянув в себя прохладный ночной воздух. Уже стемнело, небо стало темно–синим, каким оно бывает только по вечерам в начале лета. После дня, наполненного шумом, он постарался как следует насладиться тишиной.
Он вернулся. Это его территория, его владения. Невдалеке раздавались звуки города — машины, трамваи, иногда — звон разбитой бутылки или крики пьяного. Но все это было за пределами высоких, надежных стен. Тем, что происходило за ними, он управлять не мог. А здесь — совсем другое дело. Здесь все было ему знакомо, он знал, что прячется в каждой тени, заглядывал во все темные углы, нарушал мирную тишину эхом своих шагов.