Но речь шла о трех вещах. Во-первых, он и она никогда не встречались. Во-вторых, она никогда больше ничего не скажет об Элизабет, а если ее все-таки спросят, то ей нужно только хвалить соседку и особенно превозносить ее любовь к животным, рассказывать, как хорошо она заботится о них. В-третьих, он сейчас уйдет. А она должна сидеть на диване еще четверть часа после того, как дверь закроется за ним, и никому ни звука не скажет о том, что сейчас происходит.
– Элизабет? Он назвал госпожу Линдерот Элизабет? Она абсолютно уверена в этом?
– На сто процентов.
Инспектор Анника Карлссон кивнула в подтверждение своих слов.
– Он сказал еще что-нибудь?
«Дрянное дельце!» – подумал Бекстрём.
– Да, к сожалению. Покончив со вступительной частью, которую я сейчас описала, он достал выкидной нож или стилет. Потерпевшей показалось, словно нож неожиданно появился у него в руке. Мужчина просто тряхнул правой рукой, и вот он уже стоит с ним. И, на мой взгляд, речь идет о выкидном ноже или стилете. По ее словам, он был в черных перчатках. Вообще она только тогда и заметила перчатки у него на руках и, если верить ей, уже не сомневалась в его намерениях убить или изнасиловать ее.
– Но он не сделал этого.
– Нет, просто улыбнулся ей. Посмотрел на нее и сказал, что, если она не последует его добрым советам, ей мало не покажется. Он по-прежнему сжимал нож в руке, так что смысл его послания был вполне понятен. Потом он ушел. Забрал цветы по пути. Захлопнул дверь и исчез, словно его и не было. Никаких свидетелей. Никто ничего не видел и не слышал.
– А она сама не могла все придумать?
– Ты бы видел или слышал ее. Этого хватило за глаза, чтобы убедить меня.
– А что было потом?
– Она сидела на диване и дрожала, пока не смогла хоть как-то взять себя в руки. Тогда сразу бросилась звонить подруге, той самой, с которой разговаривала около семи часов. Когда она набирала номер, было, согласно ее мобильному, двадцать одна минута девятого вечера. Подруга пришла, забрала ее, и они вместе приехали к нам и написали заявление. Его приняли в четверть десятого.
– А что подруга? Ты разговаривала с ней?
– Нет, потерпевшая отказывается сообщить ее имя. Та сидела на допросе в качестве свидетеля для моральной поддержки, и тогда она назвалась Лизбет Юханссон и даже дала номера своих телефонов. Домашнего и мобильного. Но, к сожалению, все оказалось вымыслом. Именно она, подруга, якобы была замужем за полицейским, который избивал и насиловал ее. Я, естественно, спросила нашу потерпевшую, почему она или они обе поступают таким образом. По ее словам, ни одна из них не доверяет полиции.
– Есть описание внешности того типа? Она смогла составить нечто подобное?
«Отказывается говорить, как ее зовут и где они живут, но защищать-то мы их должны, – подумал Бекстрём. – Вот лесбиянки чертовы!»
– Да, и по-настоящему хорошее. К сожалению, оно подходит слишком многим, кто трудится на данном поприще. Преступник был одет в темные брюки и короткую синюю куртку с капюшоном из напоминающего нейлон материала. Никаких наклеек или надписей на ней не было, и по данному пункту у нее нет сомнений. Черные перчатки. Однако относительно обуви она не столь уверена. Как ей кажется, речь идет об обычных спортивных туфлях, кроссовках. Белые тенниски, как она говорит. Ростом он примерно метр девяносто. Крепко сложенный, хорошо тренированный, выглядит сильным. Худое, овальной формы лицо с четко выраженными чертами, коротко подстриженные черные волосы, темные, глубоко посаженные глаза, характерный слегка согнутый нос, выступающий подбородок, на щеках трехдневная щетина. Говорит на идеальном шведском без акцента, никакого запаха табака, пота или парфюма. Ему между тридцатью и сорока.
Ему между тридцатью и сорока.
Анника Карлссон делала пометки в своих записях, пока говорила.
– Вот в принципе и все. Я собиралась приготовить подборку фотографий и предложить потерпевшей взглянуть на них. Если она согласится на новый допрос. Как только мы закончим совещание, вы получите и само заявление, и распечатку нашей с ней переписки по электронной почте.
– Замечательно, – сказал Бекстрём и на всякий случай поднял руку с целью предупредить возможные вопросы и пустую болтовню. – Если ты позаботишься о ней, я возьму на себя то, что наши коллеги из Сити нам навязали. Остается второе, – продолжал он. – По твоим словам, у тебя было два дела. И о чем там речь?
«Лучше сразу разобраться и с ним», – решил он.
– Конечно, – сказала Анника Карлссон и отчего-то поджала губы. – Хотя, по-моему, пусть лучше Йенни представит его нам. Она занималась им.
Йенни, подумал Бекстрём. Йенни Рогерссон, его последнее приобретение и самая молодая сотрудница, которую он лично завербовал в свой отдел. Блондинка с длинными волосами, белоснежной улыбкой и шикарным декольте. Единственная отдушина в том дурдоме, где ему приходилось проводить свои серые будни. Услада его глаз и бальзам души, будоражившая его фантазию и дарившая надежду на другой и гораздо лучший мир даже в такой понедельник, как этот.
– Спасибо, Анника. – Йенни Рогерссон склонилась над стопкой бумаг, лежавшей перед ней на столе.
– Я слушаю, – бросил Бекстрём коротко.
«Здесь ведь я отдаю приказы, если кто-то забыл».
– Спасибо, шеф, – сказала Рогерссон. – Да, если начинать с заявления о преступлении, то оно поступило в прошлый понедельник, 20 мая, во второй половине дня. Его оставили у дежурного, но, кто именно, неясно, поскольку там тогда хватало народа. Кому-то требовалась помощь с паспортом, другим с чем-то иным. Заявление анонимное. Письмо адресовано нашему участку, и в самом верху на нем указан адресат. Я цитирую: «В криминальный отдел полицейских властей Сольны». Ниже в качестве заголовка, я также цитирую: «Заявление об избиении на парковочной площадке около дворца Дроттнингхольм в воскресенье 19 мая сразу после одиннадцати часов вечера». Конец цитаты. Само событие, следовательно, произошло предыдущим вечером. Вот и все, что пока можно сказать об этом.
И.о. инспектора Йенни Рогерссон кивнула в качестве подтверждения своих слов.
– И о чем там речь? – проявил нетерпение Бекстрём.
– Это длинный рассказ, почти на двух страницах, где заявительница описывает случившееся. Он напечатан на компьютере, хорошо сформулирован, никаких грамматических ошибок, хотя, пожалуй, немного путанный. И в конце заявительница говорит, что хотела бы остаться анонимной, но уверяет в правдивости всей истории.
– Она? С чего ты взяла, что речь идет о женщине? – спросил Бекстрём.
«Боже, какие у Йенни буфера, – подумал он и положил ногу на ногу на случай, если его суперсалями сейчас зашевелится. – Плюс еще маленький черный топик, удерживающий их вместе. С ума сойти!»
– Я так подумала. На мой взгляд, это явно читается между строк. Помимо всего прочего, она мимоходом упоминает своего умершего мужа. Пожилая образованная женщина, вдова, которая вдобавок живет очень близко к дворцу. Я почти на сто процентов уверена в этом, и, если шеф хочет, могу привести несколько примеров, – сказала Йенни Рогерссон и улыбнулась Бекстрёму, обнажив белые зубы.
– Расскажи, что произошло, – попросил Бекстрём.
«О господи», – взмолился он, поскольку его суперсалями определенно обнаружила, куда устремлены все мысли комиссара, и явно пыталась превратить хорошо отутюженные брюки черт знает во что.