— Судя по тому состоянию, в котором Робби привезли в больницу, он проглотил очень большую дозу.
— Значит, злой умысел? — тихо спрашиваю я.
— Существует вероятность, что человек, который это сделал, ошибся в дозировке, но… — (Видно, что ему очень не хочется договаривать.) — Лично я склонен думать, что мы имеем дело именно со злым умыслом.
— Но кто мог совершить такое? И зачем?
Меня снова охватывает тревога. Фил сидит рядом на диване, и я ловлю себя на мысли, что мне хочется взять его за руку; пальцы сами тянутся, но я вовремя спохватываюсь, хватаюсь за подушку и крепко прижимаю ее к груди.
— Бессмыслица какая-то.
— Никто из моих друзей этого сделать не мог, — заявляет Робби.
— Ты же не знаешь, на что способны эти твои друзья, — говорит Фил.
— Это ты не знаешь, на что способны мои друзья! — огрызается Робби, сверкая на отца глазами. — А я знаю.
— Факт остается фактом: если ты не принимал оксибутират сам, то…
— Я уже сто раз повторял, — чуть не кричит Робби, всем телом подавшись к отцу, — я ничего такого не принимал!
— Значит, у кого-то из твоих приятелей на тебя зуб, — гнет свое Фил. — Может, ты кого-то обидел?
Лицо Робби каменеет. Он что-то бормочет вполголоса и откидывается на спинку дивана, раздраженно отбивая какой-то ритм ногой по ковру. Фил переводит взгляд на Марка:
— Марк, ты, случайно, не знаешь, кого Робби мог обидеть?
— Да ради бога! — вскидывается Робби, так что Марк не успевает раскрыть рот. — Они не такие, как вы думаете! Никто из них вообще ни разу не пробовал бутират, не то что подсовывать его мне!
— Надо учитывать любую возможность, — говорит Фил. — Иначе так и не узнаем, как наркотик попал в твой организм.
— Да зачем узнавать? — с вызовом кричит Робби. — Это уже случилось, и все позади, а теперь я просто хочу жить прежней жизнью.
— Сейчас нам надо поговорить отдельно с каждым мальчиком, — прерывает наконец О’Рейли откровенно враждебную перебранку Робби с отцом. Он смотрит на Марка, потом на Робби и поворачивается ко мне. — У вас есть еще одна комната, где констебль Буллуоркс мог бы побеседовать с Марком?
— Да, — вскакиваю я. — Здесь рядом небольшой кабинет.
— А нам с мужем можно присутствовать? — спрашивает Лейла.
— Как скажет ваш сын. Ему уже семнадцать лет, и по закону мы имеем право допрашивать его без согласия родителей.
Мы все смотрим на Марка, он быстро переглядывается с Робби и только потом открывает рот:
— Я справлюсь сам.
— Ты уверен? А вот я не очень… — Лейла хватается за рукав Арчи. — Как думаешь, один из нас должен присутствовать при допросе? Или, может, адвокат? — Арчи не успевает ответить, Лейла добавляет: — Мальчиков ни в чем не обвиняют, но они имеют полное право на юридическое представительство.
— Все в порядке, мама, — говорит Марк, и на его напряженном лице появляется раздражение. — Хватит делать из мухи слона.
Он идет к двери, и Буллуоркс следует за ним. Арчи берет Лейлу за руку и что-то шепчет ей на ухо. Я жду, что она станет настаивать на своем, но она этого не делает. Арчи встает, выходит на кухню, и она молча идет следом.
— Выпейте чаю… В холодильнике полно еды, угощайтесь, — кричу я им в спину. — А вы хотите чаю, инспектор?
— Нет, спасибо.
Он улыбается в ответ, потом поворачивается к окну, у которого стоит Робби, разглядывая заброшенный дворик.
Я вижу ветку вьющейся розы, которая тянется к свету, и вспоминаю, что давно надо заняться садиком, пока с зарослями еще можно справиться.
— Робби, ты не против, если я сначала потолкую с твоими родителями?
— Пожалуйста. — Настроение Робби сразу меняется, лицо светлеет, и он прямиком направляется к двери. — Я буду в своей комнате.
— Рад, что от него отстали, — говорит О’Рейли, когда Робби хлопает за собой дверью.
Спешу занять место: народу поубавилось, и сидеть рядом с Филом теперь не обязательно. Он слишком хорошо меня изучил, ему известны такие интимные подробности, о каких не подозревает ни один мужчина в мире, и не обязательно связанные с сексом. Многое значит не меньше, если не больше: например, он знает, о чем я мечтаю, чего добиваюсь в жизни, чего боюсь и о чем сожалею, знает мои ежедневные проблемы и заботы. Я всегда верила ему всем своим существом, всегда остро чувствовала нашу близость, порожденную взаимным доверием. Более двадцати лет он был хранилищем всех моих дум, всех моих чувств, и вот теперь это не имеет значения и в счет не идет. Между нами пропасть, хотя мы делаем вид, что никакой пропасти нет, будто мы, как все культурные люди, просто держимся на приличном расстоянии, чтобы не прикасаться друг к другу, не ощущать тепло друг друга. Мне все еще отчаянно грустно оттого, что наши отношения, которые с самого начала были столь чисты и полны глубокого смысла, вот так бездарно закончились.
— Я хочу спросить, — начинаю я, — могло это произойти по ошибке? Допустим, наркотик подмешали не тому, кому хотели. — Я усаживаюсь в кресло в нескольких футах от обоих. — То есть преступление произошло случайно. Я знаю друзей Робби и смею утверждать, что он прав: они давно дружат и весьма крепко.
— А что ты скажешь про драку в школе? С кем он там подрался? — вставляет Фил, и я чувствую, что О’Рейли сразу навостряет уши.
— В прошлом полугодии в школе у него были проблемы с одним мальчиком, они с Робби одногодки, — обращаюсь я к О’Рейли. — Все закончилось дракой в комнате отдыха, и обоих на пару дней отстранили от занятий.
— Мы так и не выяснили, в чем там было дело, — говорит Фил. — И директор школы тоже. Но похоже, оба виноваты.
— Сейчас они снова дружат, — возражаю я.
— Откуда ты знаешь?
— Марк сказал.
— Марк всегда будет защищать Робби. Откуда мне знать, действительно ли у них с этим парнем кончилась вражда. Вдруг мальчишка захотел отомстить.
Фил излагает версию, которая вертелась у меня в голове, когда я расспрашивала Марка в такси. Теперь, слушая, как бывший муж озвучивает ее в присутствии О’Рейли, я думаю, что по отношению к Робби это похоже на предательство, злоупотребление его доверием. Изо всех сил пытаюсь скрыть неудовольствие, явно отраженное на моем лице. Я словно силюсь не чихнуть, когда очень хочется, и понимаю, что мне не удается.
— А как зовут этого мальчика? — спрашивает О’Рейли.
— Дэвид Ренуик. — (Он записывает имя в блокнот.) — Но я не очень-то верю, что он тут замешан, — добавляю я. — Мальчики обязательно указали бы на него как на главного подозреваемого.
— Это решать полиции, — произносит Фил.
Я начинаю не на шутку злиться, но пытаюсь успокоить себя. Однажды я курировала курсы под названием «Управление гневом» и теперь использую один прием: представляю нечто умиротворяющее, например солнечный день на Средиземноморье, песчаный пляж, удобное кресло где-нибудь в тени, интересную книгу, холодный напиток под рукой, детей, радостно плещущихся в лазурной воде. Словом, мир без забот и проблем.