Они ничего не скрывали друг от друга, у них даже стрижки были одинаковые. Впрочем, в то время меня нисколько не занимало, кем они друг другу приходятся.
Последние два года средней школы я жила у вежливой супружеской пары в Абилине, моими то ли троюродными, то ли четвероюродными родственниками; их я терроризировала не слишком сильно. Диана звонила каждые несколько месяцев. В ухо неслись вечные помехи на линии и дыхание курильщицы Дианы. Я представляла ее полуоткрытый рот возле микрофона, пушок на подбородке и круглую светлую родинку у нижней губы, которая, если ее потереть, как однажды со смехом сказала Диана, исполняет желания. Я слышала неприятный скрип и знала, что Диана открывает дверцу среднего стола на кухне. Я знала ее трейлер лучше, чем наш дом на ферме. Мы обе производили много ненужного шума, делали вид, что чихаем или кашляем, после чего без всякого на то основания, поскольку обе до этого молчали, Диана произносила: «Погоди, Либби». Обычно рядом с ней всегда находилась Валери, и они тихо переговаривались, голос Валери мягкий, уговаривающий, Дианы — ворчливый; потом Диана еще с полминутки со мной говорила и, сославшись на дела, прощалась.
Она прекратила телефонное общение со мной после выхода в свет книги «советов Либби Дэй» «Начните новую жизнь!», сказав лишь: «Как такое могло произойти, что в тебя вселилось!» Для грубоватой Дианы это было чересчур мягким высказыванием, но ранило больнее площадной брани.
Я не сомневалась, что у нее тот же номер телефона и она продолжает жить в своем трейлере, который прирос к ней, как раковина к моллюску. Минут двадцать я копалась в стопках бумаг по всему дому в поисках тетрадки с адресами и телефонами, которую завела еще в начальной школе; с обложки смотрела похожая на меня рыжеволосая девчонка с двумя косичками, но в отличие от меня она улыбалась. Телефон Дианы был записан моим круглым, как воздушные шарики, почерком, а имя я когда-то подчеркнула фиолетовой ручкой.
Каким тоном с ней говорить? Как объяснить, почему я звоню? Отчасти хотелось услышать в трубке ее свистящее дыхание и голос футбольного тренера, которым она прогремит в ухо: «Ну-у, и почему же тебе понадобилось столько времени, чтобы перезвонить?» Отчасти — узнать, что она думает о Бене. За все время она ни разу не сказала о нем ни одного плохого слова, она вообще всегда аккуратно о нем высказывалась — за что я ей теперь тоже очень благодарна.
Я набрала номер, вжимая голову в плечи. В горле пересохло, дыхание перехватило, но я это поняла, только когда после третьего гудка включился автоответчик и я наконец выдохнула.
Голос Валери попросил оставить сообщение для нее или Дианы.
— Привет, мм… Это Либби. Вот звоню поздороваться и сказать, что у меня все нормально. — Повесила трубку. Снова набрала номер. — Считайте, что я еще ничего не сказала, хорошо? Это Либби. Я звоню, чтобы попросить прощения за… за… да много за что. И еще я хотела бы поговорить… — Не закончив фразу, я оставила свой номер телефона и отсоединилась, продолжая сидеть на краешке кровати, готовая в любую минуту подняться, но не зная зачем.
За этот день я сделала больше, чем за весь предыдущий год. Пока телефон оставался в руках, я заставила себя позвонить Лайлу, рассчитывая услышать автоответчик, но, как обычно, он ответил сам. Не дожидаясь, когда он меня разозлит, я сказала, что встреча с Беном прошла нормально и я готова услышать, кто, по его мнению, убийца. Я говорила с ним сухо, тщательно взвешивая каждое слово, словно выдавала информацию мерной ложкой.
— Я знал, что он тебе понравится и ты изменишь свое мнение о нем, — не без гордости произнес он, и я снова порадовалась за себя, потому что после этих слов не повесила трубку.
— Я этого не говорила, Лайл. Я сказала, что, если хочешь, я готова выполнить следующее задание.
— Я этого не говорила, Лайл. Я сказала, что, если хочешь, я готова выполнить следующее задание.
Мы снова встретились в «Гриль-баре Тима Кларка». Очередная престарелая официантка, а может быть, и прежняя, но уже в рыжем парике, теннисисткой-профи порхала между столами в спортивных тапочках на пористой подошве, и мини-юбка на ней разлеталась в разные стороны. За столиком, где в прошлый раз толстяк любовался приобретенной на барахолке вазой, сейчас сидели четверо длинноволосых мужиков и, рассматривая игральные карты семидесятых годов, потешались над волосатыми лобками изображенных на них голых теток. Лайл напряженно застыл за соседним столиком, неловко отодвинув свой стул подальше. Я подсела к нему и налила себе пива из его графина.
— Ты ожидала увидеть его таким? Что он говорил? — Лайл, как всегда, тряс под столом ногой.
Я рассказала, умолчав лишь о фарфоровом кролике.
— Ты поняла, что имела в виду Магда, когда говорила, что он потерял надежду?
Я понимала.
— Мне кажется, он смирился с тюремным заключением. — Я поделилась этим наблюдением только потому, что в прошлый раз парень выдал мне триста долларов, и я хотела, чтобы финансирование продолжалось. — Он считает его искуплением за то, что его не было рядом и он не смог нас защитить, — что-то в этом духе. Толком не поняла. Вообще-то я ожидала, что он обрадуется, когда услышит от меня, что мои показания… того… несколько преувеличены, но нет, он не прыгал от радости.
— Столько времени прошло, и сейчас с юридической точки зрения это не очень повлияет на ситуацию. Магда говорит, если ты хочешь помочь Бену, мы должны собрать больше доказательств, а потом после обращения в вышестоящую инстанцию ты можешь публично отказаться от прежних показаний — тогда это действительно наделает шуму. Ведь на этом деле очень многие сделали головокружительную карьеру.
— Магда, похоже, знает немало.
— Она возглавляет группу, которая борется за освобождение Бена из тюрьмы. Я иногда у них бываю, но там в основном женщины. Поклонницы.
— А ты, случайно, не слышал, что у Бена были с кем-нибудь серьезные отношения? Из этой группы фанаток. И чтобы ее звали или Молли, или Салли, или Полли. У него на руке татуировка с именем.
— Никаких Салли нет — это точно. Полли больше напоминает кличку — у моей двоюродной сестры так зовут собаку. Есть одна Молли, но ей под семьдесят.
На столе перед Лайлом появилась тарелка с жареной соленой смесью — официантка определенно отличалась от прежней своим дружелюбием, их роднил только возраст. Мне нравится, когда официантки, обращаясь ко мне, говорят «милок», «дорогуша», эта так и говорила.
Лайл некоторое время молча поглощал смесь, предварительно выдавив на тарелочку кетчуп, который он еще посолил и поперчил. В него он обмакивал каждую хрустяшку и с девчачьей аккуратностью клал в рот.
— Ну и кто, по-твоему, это сделал?
— Сделал что?
Я вытаращила глаза и обхватила голову руками, как будто для меня это было слишком. Впрочем, так оно и было.
— Ах да! Я считаю, что это сделал Лу Кейтс, отец Крисси Кейтс. — Он удовлетворенно откинулся на стуле, словно только что разгадал тайну убийства мистера Бодди в очередной партии настольной игры «Улика».
Крисси Кейтс — имя отозвалось во мне чем-то давно забытым.
— Ты ведь знаешь о Крисси Кейтс? — Когда я промолчала, он продолжил несколько покровительственным тоном: — Крисси Кейтс училась в вашей школе в пятом классе. Днем перед убийствами полиция хотела допросить Бена — Крисси обвинила его в сексуальных домогательствах.
— Что?!
— Да, именно так.
Я уставилась на него как на сумасшедшего.