– Да ну их, этих врачей, – сказал Мартин Бек. – Я, конечно, уважаю твоих ученых коллег, но они так и не научились лечить обычную простуду.
Он вытащил платок и с трубным звуком высморкался.
– Ну ладно, давай займемся делом, – сказал он. – В первую очередь меня интересует Мальм.
Профессор снял очки и положил их перед собой на письменный стол.
– Хочешь на него взглянуть? – спросил он.
– Нет, – ответил Мартин Бек. – С меня вполне достаточно того, что ты можешь мне рассказать.
– Должен признать, выглядит он не лучшим образом, – сказал эксперт. – Так же, как и двое других. Что ты хочешь узнать?
– Как он умер?
Профессор вынул носовой платок и начал протирать очки.
– Боюсь, я не смогу тебе этого сказать, – ответил он. – Главное я ведь уже вам сообщил. Мне удалось установить, что он был мертв, когда начался пожар. Когда все вокруг загорелось, он лежал в своей постели, очевидно, полностью одетый.
– Могла ли смерть быть насильственной? – спросил Мартин Бек.
Патологоанатом покачал головой.
– Маловероятно.
– У него были какие‑нибудь раны или повреждения на теле?
– Да, естественно. Множество. Жар был очень сильный, и он лежал в характерной позе фехтовальщика. На голове у него было множество трещин, но образовались они после смерти. Кроме того, на теле были ссадины и сдавленности, вероятнее всего, от падающих балок и других предметов, а череп раскололся от жары.
Мартин Бек кивнул. Он уже достаточно насмотрелся на обгоревшие трупы и знал, как легко дилетанту предположить, что повреждения образовались перед смертью.
– А как ты пришел к заключению, что он умер до того, как начался пожар?
– Во‑первых, когда тело соприкоснулось с огнем, система кровообращения у него уже не работала. Во‑вторых, в его легких н бронхах отсутствовали следы сажи или дыма. У двух других имеются хлопья сажи в дыхательных органах и четкие сгустки крови в сосудах. Что касается их, то несомненно, что они умерли во время пожара.
Мартин Бек встал и подошел к окну. Он посмотрел вниз на шоссе, где желтые машины дорожной службы разбрасывали соль по почти полностью растаявшему серому снегу. Он вздохнул, закурил сигарету и повернулся спиной к окну.
– У тебя есть достаточные основания полагать, что его убили? – спросил профессор.
Мартин Бек пожал плечами.
– Трудно поверить, что он умер естественной смертью как раз перед тем, как загорелся дом.
– Его внутренние органы были вполне здоровыми, – сказал патологоанатом. – Единственная не совсем обычная вещь заключается в том, что содержание окиси углерода у него в крови было слишком высоким, если учесть, что дым он не вдыхал.
Мартин Бек просидел еще полчаса у эксперта перед тем, как вернуться в центр города. Выйдя из автобуса на Норра‑Банторгет и вдохнув грязный воздух на автовокзале, он подумал, что в городе наверняка нет ни одного жителя, который не страдал бы от хронического отравления окисью углерода.
Он немного поразмышлял над важностью того, что сказал патолог о содержании окиси углерода в крови покойного, но вскоре переключился на другое. Спускаясь в метро, он думал о том, что здесь воздух еще более ядовит, чем наверху.
IX
В среду, тринадцатого марта, Гюнвальду Ларссону впервые разрешили встать с постели. Он с трудом натянул на себя больничный халат и хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Халат был на несколько размеров меньше и выцвел так, что установить его цвет было совершенно невозможно. Потом он взглянул на свои ноги. На них были черные шлепанцы на деревянной подошве, рассчитанные явно на Голиафа и могущие служить эмблемой сапожной мастерской.
Его деньги лежали в тумбочке у кровати. Он взял несколько монеток и направился к ближайшему телефону‑автомату для пациентов. Набрал номер управления полиции, машинально одергивая рукав своего неудобного облачения. Рукав не поддался ни на сантиметр.
– Да, – сказал Рённ. – О, это ты? Ну, как дела?
– Прекрасно. Послушай, как я здесь оказался?
– Это я привез тебя в больницу. Ты был немного не в себе.
– Последнее, что я помню, так это то, что я сижу и смотрю на фотографию Цакриссона в газете.
– Ну, это было пять дней назад. Как твои руки?
Гюнвальд Ларссон посмотрел на свою правую руку и осторожно пошевелил пальцами. Рука была могучая, покрытая длинными светлыми волосами.
– Вроде бы нормально, – сказал он. – Осталось только несколько маленьких повязок.
– Ну, это хорошо.
– Ты мог бы не начинать каждую фразу с «ну», – раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон.
Рённ на это ничего не ответил.
– Ну, Эйнар?
– Ну, что? – сказал Рённ и рассмеялся.
– Почему ты смеешься?
– Просто так. Тебе что‑нибудь нужно?
– Сзади и слева в среднем ящике моего письменного стола лежит черный кожаный кошелек. В нем мой ключ зажигания. Поезжай в Булмору и возьми мой белый халат и белые шлепанцы. Халат висит в платяном шкафу, а шлепанцы стоят в прихожей, у двери.
– Ну, думаю, это мне по силам.
– В спальне, в комоде есть кулек с эмблемой универмага «НК», в нем лежит несколько пижам. Возьми его тоже, слышишь?
– Все эти вещи нужны тебе немедленно?
– Да. Эти дураки выпишут меня не раньше, чем послезавтра. Они мне дали серо‑сине‑коричневый халат, который на десять размеров меньше, и пару клумпов, похожих на гробы. Как там у вас дела?
– Ну, не так уже и плохо. Нормально.
– Чем занимаются Бек и Колльберг?
– Их здесь нет. Они в Вестберге.
– Прекрасно. Как идет расследование?
– Какое расследование?
– Пожара, чего же еще?
– Это дело закрыто.
– Что? – заорал Гюнвальд Ларссон. – Что ты сказал? Закрыто?
– Да, это был несчастный случай.
– Несчастный случай?
– Ну, примерно так… понимаешь, расследование на месте пожара закончилось сегодня утром и…
– Какого черта, что ты болтаешь? Ты что, пьян?
Гюнвальд Ларссон разговаривал так громко, что палатная сестра вышла в коридор.
– Понимаешь, этот Мальм…
– Больной Ларссон, – строго сказала сестра. – Так нельзя себя вести.
– Заткнись, – гаркнул вышедший из себя Гюнвальд Ларссон.
Сестра была полной дамой лет пятидесяти с решительным подбородком. Она окинула пациента ледяным взглядом и приказала:
– Немедленно повесьте трубку. Судя по всему, вам слишком рано разрешили встать, больной Ларссон. Я должна немедленно сообщить о случившемся врачу.
– Ну, ладно, я приеду как можно скорее, – заверил его Рённ. – Я привезу тебе документы, так что ты сам сможешь во всем разобраться.
– Больной Ларссон, немедленно отправляйтесь в постель, – раздался голос медсестры.
Гюнвальд Ларссон открыл рот, чтобы что‑то сказать, но передумал.
– Ну, пока, – сказал Рённ.
– Пока, – нежно попрощался Гюнвальд Ларссон.
– Я сказала, немедленно в постель, – приказала медсестра. – Вы разве не слышали, больной Ларссон?
Она не сводила с него глаз до тех пор, пока он не закрыл за собой дверь палаты.