Путь к пыльной смерти - Алистер Маклин 8 стр.


Медлить было нельзя, и Харлоу осмотрел их за минимальное время. Тем более что он, очевидно, знал о что ищет. В некоторые ящики и коробки он просто заглянул, на другие тратил не больше минуты, и через полчаса он уже закрывал все проверенные ящики и коробки, стараясь не оставлять при этом каких‑либо следов. Потом он сложил в сумку молоток и другие инструменты, сунул туда же фонарик и, словно растворившись во тьме, покинул станцию обслуживания «Гальяри». Харлоу редко проявлял эмоции, поэтому и сейчас невозможно было понять, удовлетворен ли он результатами своих поисков.

Четырнадцать дней спустя Николо Траккиа получил, как и предполагал Мак‑Элпайн, свой большой приз – предмет вожделений всей его жизни. Он выиграл Гран При в Австрии. Харлоу, на которого, впрочем, никто и не надеялся, не выиграл ничего. Более того, он даже и не добрался до финиша, он, можно сказать, лишь начал гонку, сделав на четыре круга больше, чем в Англии, где вообще сошел с первого же круга.

Но начал ее хорошо. По любым стандартам, даже по его собственным, он блестяще провел старт, вырвался далеко вперед и сошел на пятом круге. Уже через несколько минут после этого его «коронадо» оказался на станции обслуживания. Когда Харлоу вылез из машины, то выглядел вполне нормально: ничего тревожного, никаких отклонений от нормы. Но руки у него были глубоко засунуты в карманы комбинезона и крепко сжаты в кулаки – в таком положении не определишь, дрожат они или нет. Он вытащил руку с раскрытой ладонью всего лишь на миг – чтобы отмахнуться от обслуживающего машину персонала, проявлявшего излишнее участие, отмахнулся от всех, кроме сидящей в кресле Мэри.

– Не надо паниковать. – Он тряхнул головой. – И не спешите. Выбило четвертую скорость. – Он стоял, мрачно поглядывая на трек.

Мак‑Элпайн внимательно посмотрел на него, потом на Даннета, который кивнул, будто не замечая этого взгляда Мак‑Элпайна и не сводя глаз с рук Харлоу, спрятанных в карманах комбинезона.

– Мы попробуем снять Никки. Вы можете взять его машину, – предложил Мак‑Элпайн.

Харлоу медлил с ответом. Услышав рев приближающейся гоночной машины, кивнул в сторону трека. Другие тоже увидели машину на прямой. Светло‑зеленый «коронадо» в стиле Харлоу промчался мимо и устремился дальше по трассе. Только через пятнадцать секунд появилась наконец голубая королевская машина Нойбауэра, принадлежащая клубу «Гальяри». Харлоу повернулся и посмотрел на Мак‑Элпайна. На обычно спокойном лице его было подобие удивления.

– Снять его? Боже мой, Мак, о чем вы говорите? Пятнадцать убедительных секунд, выигранных Никки, когда я сошел с круга. Вы подумайте, чего он лишается. Наш синьор Траккиа никогда не простит ни мне, ни вам, если вы его отстраните от гонок именно сейчас. Ведь это будет его первый Гран При, о каком он так мечтал.

Харлоу повернулся и пошел прочь с таким видом, словно это обстоятельство вполне примирило его с собственным проигрышем. Мэри и Рори смотрели, как он уходит: она – со скрытым состраданием, а он – со злорадством и нескрываемым презрением. Мак‑Элпайн замешкался с ответом, но вдруг тоже повернулся и зашагал прочь, только в другом направлении. Даннет сопровождал его. Оба остановились возле станции обслуживания.

– Итак? – сказал Мак‑Элпайн.

– Что «итак», Джеймс? – переспросил Даннет.

– Пожалуйста, не надо. От вас я подобного не заслуживаю.

– Вы интересуетесь, заметил ли я то же самое, что и вы? Его руки?

– Они дрожали. – Мак‑Элпайн покачал сокрушенно головой и надолго умолк. – Я утверждаю: они к этому приходят все. Независимо от хладнокровия, отваги или блеска славы. Я утверждаю: они все к этому приходят! А когда человек обладает хладнокровием и железной выдержкой нашего Джонни, то крушение особенно быстрое.

– И когда же наступит окончательное падение?

– Довольно скоро, думаю. И все‑таки я постараюсь дать ему еще один, последний шанс на гонку за Гран При.

– А знаете ли вы, что он сейчас сделает, а затем ближе к ночи, попозже, – он стал очень хитрым.

– Думаю, что этого я знать не хочу.

– Он пойдет к своей любимой бутылке.

Голос с сильным акцентом выходца из Глазго неожиданно прервал их разговор:

– Ходят слухи, что она и в самом деле стала его любимой подружкой.

Мак‑Элпайн и Даннет обернулись. Перед ними будто из ниоткуда появился маленький человечек с очень морщинистым лицом и пышными седыми усами, которые так особенно выделялись из‑за контраста с монашеской тонзурой на его голове. Еще более странной казалась длинная и тонкая сигара, торчащая в уголке добродушного беззубого рта. Человечка звали Генри, он был старейшим водителем транспортера. Сигара была его отличительной чертой. О нем говорили, что он и ест с сигарой во рту, и спит.

– Подслушивал, что ли? – спросил, не повышая голоса, Мак‑Элпайн.

– Подслушивал! – Трудно было определить по тону Генри, удивлен он или возмущен таким предположением. – Вы знаете отлично, что я никогда не подслушиваю, мистер Мак‑Элпайн. Я просто случайно все слышал. А это совсем другое.

– И что же вы хотите нам сказать?

– А я уже все сказал. – Генри был все так же олимпийски спокоен. – Я думаю, что он гоняет машину как ненормальный и все другие гонщики как черта боятся его. Факт, боятся. Нельзя его выпускать на трассу. Он человек пришибленный, вы это видите. И в Глазго о таких пришибленных людях говорят...

– Мы знаем, что там говорят, – возразил Даннет. – Я думал, вы его друг, Генри?

– Ага, я им и остаюсь. Самый замечательный джентльмен из всех, кого я знал, прошу прощения у обоих джентльменов. Я потому и не хочу ему смерти или судебного дела.

– Вы лучше занимайтесь своей работой, следите за транспортером, Генри, а я примусь за свои обязанности и буду заниматься командой «Коронадо», – дружески посоветовал Мак‑Элпайн.

Генри кивнул и повернул обратно, походкой и каждым жестом выражая неодобрение. Мак‑Элпайн с таким же мрачным лицом потер щеку и произнес:

– Он, скорее всего, прав. Я действительно имею все основания думать так о гонщике.

– Что такое, Джеймс?

– Сломался. Кончился. Как сказал Генри, пришиблен.

– Пришибло кем? Или чем?

– Его пришиб парень по имени Бахус, Алексис. Парень, действующий не битьем, а выпивкой.

– И у нас есть доказательства?

– Не доказательства того, что он пьет, а отсутствие доказательств его трезвости. Мне хочется просто выругаться.

– Простите, не понимаю. Сдается мне, что вы слишком мудрствуете, Джеймс.

Мак‑Элпайн кивнул и коротко рассказал об ошибке в линии своего поведения. Уже в день гибели Джету, когда Харлоу потерял выдержку до того, что даже не мог ни налить из бутылки, ни выпить стакан коньяку, Мак‑Элпайн впервые догадался, что он начал прикладываться к бутылке. Само собой, не было никаких откровенных попоек, потому что тогда гонщик автоматически исключается из состава соревнующихся на треках мира, не было шумных компаний, все было скрытно и хитро. Харлоу предпочитал пить в одиночестве, выбирая для этого места укромные, где его никто не мог застать. Про это Мак‑Элпайн узнал со временем, наняв для слежки за Харлоу специального человека, ходившего за ним по пятам. Однако, обнаружив слежку по своей проницательности или от везения, он ловко избавлялся от наблюдения, всякий раз исчезая из виду, поэтому следившему удалось только раза три пройти за ним до маленького винного погребка, затерянного в окружающих треки Хоккенхайма и Нюрбергринга лесах.

Назад Дальше