– Ты считаешь меня полной дурой? – обиженно спросила она. – Думаешь, у меня в голове полторы извилины, и я потащу домой первую попавшуюся приятельницу, чтобы похвастаться новым мужиком?
– Что ты, нет, конечно, – миролюбиво сказал Платонов, усаживаясь за стол и доставая сигареты. – Просто я слишком хорошо знаю, из-за каких пустяковых случайностей может сорваться тщательно обдуманный замысел. Соседка, например, может оказаться жутко навязчивой и притащиться к тебе в квартиру, несмотря на твое сопротивление. Да мало ли… Ну, рассказывай.
Кира коротко доложила ему о двух телефонных звонках.
– Вечером тебе придется поехать в центр еще раз. Отвезешь на вокзал документы, положишь в сто двадцать седьмую ячейку…
– В двадцать седьмую, – поправила его Кира.
– Я сказал, в сто двадцать седьмую. Завтра утром позвонишь Русанову, извинишься и скажешь, что ошиблась.
– Но почему, Дима? Ты же говорил, что Русанов – твой друг. Ты ему не доверяешь?
– Дорогая моя, когда на тебе повиснет обвинение во взятке и двух убийствах, ты сама себе доверять перестанешь. Будешь сидеть и думать: я же точно помню, что денег не брала и людей не убивала, но ведь в милиции тоже не дураки сидят, и, если они меня так серьезно подозревают, значит, у них есть веские доказательства. Так, может, я и правда все это сделала, только не помню? Короче, вечером надо положить документы в камеру хранения, потом позвонить Казанцеву. Он будет называть тебе имена и телефоны, записывать ничего нельзя, надо все запомнить. Сумеешь?
– Постараюсь, – усмехнулась Кира.
– Да уж постарайся, пожалуйста. После разговора с Казанцевым сразу же перезвони сюда, два сигнала, потом три, потом четыре, потом я сниму трубку, буду точно знать, что это ты. Перескажешь мне, что сумел узнать Казанцев, и тогда я, может быть, попрошу тебя позвонить еще раз.
– А завтра я тебе буду нужна?
– Возможно. У тебя какие-то планы?
– Я же говорила тебе, мои родители живут постоянно на даче, и я каждые выходные должна привозить им продукты. Но это, во-первых, не на целый день, я могу не оставаться там, а просто отвезти сумки и сразу же вернуться, а во-вторых, если я тебе действительно нужна целый день, то я могу уехать сегодня поздно вечером, с последней электричкой, а завтра рано утром вернуться. Ведь ночью я тебе не нужна, верно?
– Кира, ты делай, как тебе удобно, – смутился Платонов.
Конечно, он предпочел бы, чтобы она уехала вечером и вернулась утром. По крайней мере, он смог бы спокойно выспаться, не прислушиваясь к шорохам, доносящимся из комнаты, и не вздрагивая каждый раз, когда ему покажется, что Кира собирается встать с постели и пойти к нему на кухню. Платонов мысленно еще раз удивился тому, что эта красивая и явно неглупая женщина не пробуждает у него влечения. Неужели он настолько выбит из колеи, что может думать о молодой привлекательной женщине только как о помощнице, опоре в беде, хозяйке временного пристанища?
– Ладно, посмотрим, как вечером ситуация будет складываться, – решила она. – Может, вообще все закончится благополучно, и ты сможешь уйти домой.
– Об этом и не мечтай, – усмехнулся Платонов. – В таких делах быстрого результата не бывает, эта морока надолго.
– Как – надолго?
Платонову вдруг показалось, что Кира напряглась. В ее темных глазах он снова увидел разгорающееся пламя и снова не смог понять, что же это за пожар полыхает в ней.
В ее темных глазах он снова увидел разгорающееся пламя и снова не смог понять, что же это за пожар полыхает в ней. Вчера она, как деликатная и гостеприимная хозяйка, не спросила его, сколько времени он предполагает жить в ее квартире. Человек попал в беду и нуждается в помощи, и, уж коль ты добровольно предлагаешь ему эту помощь, как-то неприлично спрашивать, надолго ли. Сегодня, остыв и поразмыслив, она, конечно, хочет более определенно понимать перспективу. Возможно, ее свобода – временная, а через какое-то время должен приехать ее постоянный мужчина, и присутствие в квартире Дмитрия Платонова окажется совсем некстати.
– Не меньше недели, – твердо ответил он. – И давай договоримся с тобой сразу, Кира. Я счастлив, что встретил вчера тебя и что ты выразила готовность мне помочь, но я отношусь к этому как к неожиданному и незаслуженному подарку судьбы, который судьба же имеет право отнять у меня в любой момент. Я хочу сказать, что, как только мое присутствие в твоем доме станет тебя хоть чуть-чуть обременять, причинит тебе хотя бы малейшее неудобство, я немедленно уйду и оставлю тебя в покое. При этом я не буду думать, что ты, злая и жестокая, выгнала меня, несчастного и попавшего в беду, на улицу. Я буду благодарить тебя за все, что ты для меня сделала, и считать себя твоим должником до конца моей жизни.
Огонь в ее шоколадных глазах потух, они снова стали спокойными и матовыми. Она молча стала разогревать обед, то и дело улыбаясь Дмитрию. Он почувствовал себя удивительно спокойно и уверенно рядом с этой улыбающейся уравновешенной женщиной.
Внезапно она прервала молчание:
– А почему ты уверен, что сто двадцать седьмая ячейка будет свободна?
– Потому что вчера утром я занял две камеры: двадцать седьмую и сто двадцать седьмую. Код у них одинаковый.
– А ты предусмотрительный, – одобрительно кивнула Кира. – Я бы не догадалась.
Похвала его почему-то обрадовала. «Неужели я хочу ей понравиться? Чудеса какие-то со мной творятся», – удивленно подумал Платонов. Он продолжал внимательно наблюдать за ней, отмечая грацию и одновременно экономность движений. Она не была суетливой, не делала лишних жестов, не размахивала руками и не металась бестолково по кухне. Даже когда она стояла неподвижно у плиты, помешивая что-то вкусно пахнущее в кастрюльке, спина и плечи ее были ровными, немного сутуловатыми, правда, но зато не перекошенными, как обычно бывает с людьми, которые «оседают» на правую или левую ногу, перенося на них центр тяжести.
– Кира, ты была замужем? – вдруг ни с того ни с сего спросил он.
Она обернулась и тепло улыбнулась Диме.
– Была, правда, совсем недолго. И давно. Я уже успела забыть…
3
Свекрови хватило трех месяцев, чтобы развести Киру со своим сыном. Женитьба была скоропалительной, и предотвратить свадьбу она не сумела, зато после бракосочетания развернула активную деятельность.
– На тебя ни одна шляпа не налезет, – высокомерно обещала она сыну.
– При чем тут шляпа?
– При том, что рога у тебя вырастут – опомниться не успеешь. Твоя жена слишком красива, чтобы ты мог надеяться на ее верность.
– Мама, как ты можешь, – возмущался Саша. – У Киры до меня никого не было, она не шлюха.
– Правильно, сынок, она не шлюха, – согласно кивала мать. – Но она ничего не умеет и ничего в жизни не сможет достичь сама.