Большей похвалы сказать он не мог.
Пронин открыл окно, и весенний вечерний ветерок точно вымел следы только что находившихся здесь людей. Шум Москвы: и голоса тысяч прохожих, и
басистое ворчанье автомобильных сирен, и отдаленное дребезжанье трамваев, и звонкий смех девушек, и цоканье лошадиных копыт, и старческое
нуканье появившегося откуда то извозчика – поднимался вверх и сливался в стройную мелодию большого города.
Иван Николаевич выглянул в окно.
– Сколько огней, и внизу, и вверху, – задумчиво сказал он. – Почему это в городе мы никогда не смотрим на звезды?
Он повернулся спиной к окну и посмотрел на Виктора.
– Ты, конечно, без вопросов не обойдешься?
Виктор утвердительно кивнул.
– Собственно говоря, у меня есть всего лишь одно “почему”, – ответил он. – Кто был человек в зеленом пальто?
Пронин молчал.
– Или вы тоже еще… не знаете? – нерешительно добавил он.
Смеющиеся глаза Пронина смотрели куда то через плечо. Виктор обернулся. В глазах Зайцева светились тоже веселые искорки.
Виктор разгадал эти взгляды.
– Так это были вы? – разочарованно воскликнул он, поворачиваясь к Пронину. – Ну конечно! Ведь это ваше старое пальто! То то оно показалось мне
таким знакомым…
Виктор с укоризной взглянул на Зайцева.
– Вот почему вы смутились, увидев сегодня Ивана Николаевича!
Виктор беспомощно опустился на тахту.
– Но я – то, я – то каков! – воскликнул он с досадой. – Иван Николаевич! Как же это я мог вас не узнать?
– От большой любви, – шутливо сказал Пронин. – Ты ведь принял меня за преступника. – Пронин улыбнулся Виктору. – Тебе доводилось слышать
выражение: не верю собственным глазам? Вот ты и не поверил. Хороший сын или муж, увидев мать или жену в предосудительном месте, не поверит
этому, настолько его представление о них далеко от действительности. По человечески это понятно, но для разведчика… – Пронин укоризненно покачал
головой.
Виктор смахнул с тахты какие то пылинки и насупился.
– Но вы, следовательно, мне не поверили, – обиженно сказал он. – Поручили расследование, а сами одновременно…
– Это, брат, похоже на семейную сцену! – воскликнул Пронин. – Надеюсь, вы не столь обидчивы? – обратился он к Зайцеву. – Что вы скажете, если
профессор поручит вам решить какую нибудь техническую проблему и в то же время сам попытается найти решение?
Зайцев смущенно пожал плечами:
– Видите ли…
– Ну что, не смущайтесь, договаривайте, – ободрил его Пронин. – Сочтете это актом недоверия или поблагодарите за помощь?
Зайцев виновато взглянул на Виктора:
– Конечно…
– Вот видишь! – воскликнул Пронин. – Не в бровь, а в глаз. В данном случае, брат, самолюбие у тебя взыграло не к месту. Что тебе важнее: работа
или личный успех? Мы охраняем нашу Родину, очищаем нашу страну от врагов, истребляем хищников, – это почетная и полезная работа, но
малозаметная, непоказная. Если ты хочешь личного успеха, иди в актеры или музыканты, а на этой работе не оставайся. Когда люди приходят в
цветник, они еще интересуются садовником, вырастившим прекрасные розы. Но никогда не спрашивают о тех, кто вскопал землю или вымел дорожки. На
иных участках человеческой деятельности труд надо любить больше, чем славу. В нашей работе это особенно важно. Успех обеспечивается
взаимодействием, помощью друг другу, коллективным опытом…
– Но ведь вы были больны, – сказал Виктор, поправляясь и переходя в отступление.
– Я только в этом смысле. Вам надо было лежать, вы могли
довериться кому нибудь другому, асами…
– Отказываться от работы, да еще такой интересной? – с усмешкой возразил Пронин. – Не превращай меня в хлюпика, который позволит побороть себя
болезни.
Он подошел к тахте и сел рядом с Виктором.
– Но ты не огорчайся, – утешил он Виктора, кладя руку ему на плечо. – Главную работу сделал ты. Но ведь ты отлично понимаешь, что такое Захаров.
Опасный и расчетливый хищник, охотиться на которого спокойнее вдвоем, и даже втроем. Да и самого себя я, таким образом, держал под контролем.
Захаров вызвал Денна и, поручив ему похитить чертежи, несомненно наблюдал со стороны за его действиями, – самые косвенные намеки и
незначительные признаки позволяют посвященному человеку догадываться о течении событий. Враги хотели лишить нас возможности восстановить
чертежи. Они пытались воспользоваться каждым удобным случаем, каждой минутой твоего отсутствия, – Захаров не успел бы вызвать Денна и решил сам
убить Зайцева. О том, что Зайцева попытаются убить, я подумал, как только услышал об убийстве Сливинского. Поэтому ты уж не обижайся, что я взял
на себя охрану этого молодого человека…
Пронин прошелся вдоль комнаты, остановился возле Зайцева, потрепал его по плечу и зашагал снова.
– Я поселился в гостинице и стал соседом нашего инженера, – продолжал он. – Первый сомнительный посетитель заставил меня бесцеремонно
вторгнуться в номер, а причина его появления заставила меня поискать другую, более вескую причину. Наблюдая из автомобиля, куда направился этот
парикмахер, я легко заметил, что за мной тоже следует машина. Трудно было предположить, что Захаров явился не под своей личиной. Он мог
предположить, что за ним будут наблюдать, и поэтому действия его должны были быть совершенно естественными. Поэтому я даже не старался особенно
от него прятаться, как, впрочем, не очень прятался и от тебя, встав между дверями, когда ты влетел в парикмахерскую. Никогда не следует
торопиться. Установив место работы парикмахера, я поинтересовался образом его жизни и, разумеется, не мог не обратить внимания на его объявления
в “Вечерней Москве” о продаже патефона. Затем ты принял остроумное решение переселить Зайцева, и охранять его стало легче. В театре я тоже,
конечно, был, и вмешался бы как нибудь в события, если бы заметил, что Захаров передает чертежи. Но этого не случилось. Вообще, времяпровождение
Захарова меня тоже очень интересовало, и когда он очутился во флигеле, я последовал за ним…
– Но позвольте, – перебил его Виктор, – что вы туда попали, я могу допустить, но как вы оттуда вышли? Вот что меня интересует.
– Не по подземному ходу, – сказал Пронин. – О том, что Захаров облюбовал площадку на втором этаже, можно было догадаться. Я по черному ходу
поднялся на второй этаж, вошел в квартиру, объяснил обыкновенным советским людям, кто я такой, и попросил мне помочь. А когда предусмотрительный
Захаров решил еще раз обойти дом, я открыл дверь и дождался его возвращения. У нас произошел небезынтересный разговор, и я предложил вывести его
из дома, если он отдаст мне чертежи.
Виктор с удивлением взглянул на Пронина.
– Но ведь чертежей у него не могло быть?
– Только вывести, на остальное я гарантий не давал, – сказал Пронин, точно не слышал вопроса. – Но Захаров счел цену слишком высокой и сделал
вид, будто не понимает, о чем идет речь. Он принял меня отнюдь не за чекиста, а за агента какой то другой разведки, охотящейся за этими же
чертежами.