– Самого главного, оказывается, мы тебе так и не сказали. – Он указал Виктору на меня. – Помнишь, я заставлял
тебя изучать языки? Ты видишь перед собой воплощенную беспомощность. Мы в самом начале раскрыли секрет, а он спрашивает, в чем дело! – Пронин
ласково потрепал меня по руке. – Прости, пожалуйста, я совсем упустил из виду, что ты не знаешь английского языка. Я даже не представляю, как ты
следил за рассказом Виктора, не зная самой существенной детали… – Он повел рукой, прося Виктора еще раз подойти к патефону. – Будь другом,
заведи эту пластинку еще, хотя бы с середины…
– Э эх! – только вздохнул Виктор.
Он завел патефон, и оркестр вновь заиграл уже знакомый мне блюз, и вкрадчивый баритон запел свою песенку, и я по прежнему с недоумением
поглядывал на своих друзей.
– Вот вот! – воскликнул Пронин. – Слушай!
Саксофон жалобно всхлипнул, и слегка шепелявый и совсем не актерский голос произнес в заключение несколько слов, – как я думал раньше, пожелал
слушателям легкой ночи или веселой жизни.
– Do you hear me, mister Denn? That’s me. I am glad to greet you. All the orders of the possessor of this record must be fulfilled, – повторил
Пронин только что услышанные слова и тут же их перевел: – “Вы слышите меня, господин Денн? Это говорю я. Рад вас приветствовать. Все приказания
владельца этой пластинки должны быть исполнены”.
Я по прежнему с любопытством смотрел на Пронина.
– Понятно? – спросил он меня. – Или нужны комментарии? Леви был обычным резидентом, собирающим шпионские сведения и устанавливающим связи. Но у
разведок бывают особо секретные сотрудники, предназначенные для выполнения заданий исключительной важности. Они ассимилируются среди местного
населения, так что их нельзя отличить от обычных граждан. Леви знал, что в случае крайней необходимости он может вызвать некоего господина
Денна. Оба они знали условный пароль – патефон, пластинки, может быть, даже знали название “The Blue Angel”. Но это – для первого знакомства.
Для господина Денна требовались более существенные доказательства, чтобы выполнить приказания неизвестного ему господина Леви. И вот общий их
начальник не мог отказать себе в удовольствии лично дать распоряжение своему сотруднику. Конечно, господин Денн отлично знал этот голос…
– Но ведь пластинку можно разбить? – возразил я. – Ее могли услышать другие?
– Записку тоже можно потерять или сжечь, а словам какого то Леви просто не поверить, – сказал Пронин. – В мире нет ничего вечного. Посторонние
тысячу раз могли слышать эти слова и посчитать их причудой актера или обрывком другой записи. А разбить? Это было даже предусмотрено. Леви
обязан был разбить пластинку в случае провала. Он не рискнул прямо написать об этом в записке, но, будучи проданной, пластинка завертелась бы в
чужих руках, и неосведомленные люди так никогда бы ни в чем и не разобрались…
Пронин помолчал.
– Нет, это было очень изящно придумано, – сказал он. – Даже чересчур изящно. У начальника этих господ неплохой вкус и тонкая выдумка. Но – где
тонко, там и рвется. Это самый страшный порок: быть слишком уверенным в своем превосходстве над другими.
Солнце лилось в окно. Пестрели корешки книг на полках, ослепительно белело постельное белье, на желтом навощенном паркете играли солнечные
зайчики.
Виктор перегнулся через подоконник и заглянул вниз.
– Вставайте скорей, Иван Николаевич, – сказал он, лениво потягиваясь.
– Поедем в Нескучный сад, возьмем байдарку…
– А если обо всем этом написать, – спросил я, – не скажут, что это не нужно?
– Почему? – удивился Пронин.
– Ну, скажут, что я раскрываю методы расследования, – придумал я возражение. – Привлекаю, так сказать, внимание…
– Ну и нерешительны же вы, братья писатели… – Пронин поднял меня на смех. – Кто это может сказать? Во всех государствах существуют
разведывательные учреждения, и наше правительство не раз предупреждало о том, что разведки засылают и будут засылать к нам своих агентов. Так
почему же вредно об этом напомнить? А методы? Как нет ни одного преступления, абсолютно похожего на другое, так нет и одинаковых методов для
раскрытия этих преступлений.
Он переглянулся с Виктором, и оба они снисходительно друг другу улыбнулись.
Солнечный зайчик метнулся с пола на потолок, перескочил на стену и задрожал на пунцовом ковре.
– А вы расскажете мне историю этого ковра? – спросил я, припоминая какие то давние и смутные намеки Пронина.
– Ну, брат, это уже называется жадностью, – сказал он, потягиваясь, и снова пригубил рюмку с коньяком. – Когда нибудь в другой раз, зимним
вечером, когда опять придется вот так лежать…
Рюмка слегка дрожала в его руке.
Коньяк светился на солнце, золотистая тень падала на лицо Пронина.
Виктор сидел на подоконнике и напевал знакомую грустную песенку.
Мне не хотелось отсюда уходить.
Виктор лукаво посмотрел на меня, наклонился вперед и наставительно спел мне такие простые и безобидные слова:
Так не спите ночью и помните, что среди ночной тишины
Плавает в нашей комнате свет голубой луны.
ЗОЛОТЫЕ ДНИ МАЙОРА ПРОНИНА
1
Предвоенные годы – это, несомненно, лучшие времена майора Пронина. Во первых, он был майором. Во вторых, еще не был генералом. Великая война еще
не разметала старых друзей и врагов, а раздоры Гражданской уже сменились прочным социалистическим строительством. Если бы не печальные
обстоятельства, “Голубой ангел” стал бы по настоящему культовой книгой – не менее известной, чем ее герой.
Овалов работал над книгой в самое счастливое время его писательской биографии. На волне успеха рассказов о майоре Пронине он задумал повесть,
которая бы вобрала оваловские представления о приключенческом жанре. И сюжетные параллели с рассказами Конан Дойла, и имя домработницы Пронина –
Агаша – все указывает на контекст испытанной мировой приключенческой литературы. В начале повести автор дает свою оценку детективному жанру:
“Сыщик в гороховом пальто стал анекдотической фигурой”.И впрямь, они пришли на смену солдатам и мушкетерам, сказочным царевичам и богатырям;
майор Пронин был не последним в их рядах.
В двадцатом веке роль национального героя в английской, французской, американской культуре получили слуги правосудия, те самые рыцари в
гороховых пальто, предприимчивые защитники обиженных, вооруженные достижениями современной техники. Так, англичане относятся к Холмсу как к
олицетворению викторианской доблести, которая является примером и для современной Британии. Да и для любого туриста, посещающего Лондон, одним
из главных “львов королевы” является сыщик с Бейкер стрит. Характерный американский герой, основополагающий для всей массовой культуры, – это
тоже человек действия, супермен, как правило, являющийся шерифом, следователем, агентом секретных служб и т.п. Такова массовая культура с ее
своеобразной и влиятельной мифологией.
Мы знаем Пронина по следующим произведениям Овалова: “Рассказы майора Пронина” (“Синие мечи”, “Зимние каникулы”, “Сказка о трусливом черте”),
“Рассказы о майоре Пронине” (“Куры Дуси Царевой”, “Agave mexicana”, “Стакан воды”), повесть “Голубой ангел”.