Да, вот еще, держи.
Кристя повертела в руках бумажку с непонятными значками.
- Это зачем?
- Тут написано, что ты немая, - пояснила спасительница, - вдруг на чеченцев наткнешься, - покажешь. Мы убогих почитаем, никто и пальцем не тронет, только платка не разматывай, это не принято, прикрывайся и глаза опускай, поняла?
Кристя кивнула.
- Ну иди, - велела добрая самаритянка.
- Тебе попадет, - прошептала Кристина.
- А, - махнула рукой девчонка, - я ихнюю семью ненавижу, живу в женах у старшего сына, никто мне ничего не сделает, твою комнату свекровь запирает, вот ей точно секир-башка будет, давай двигай.
- Возьми браслетик на память, правда, там мое имя, а как тебя зовут? - спросила Кристя.
- Хафиза, - ответила девушка и вытолкала ее из сарая.
Стоял страшный холод. Кристина побрела по дороге, ноги, ослабевшие за несколько месяцев плена, плохо слушались, к тому же добрая Хафиза, дав одежду, забыла про обувь, и Кристина шла в тоненьких туфельках. Наконец на тропинке попался стог. Девочка, как сумела, обернула ноги сеном. Стало теплее. Тропинка петляла туда-сюда, потом впереди показалась большая дорога. Кристина, боявшаяся теперь всех, легла в глубокую придорожную канаву и принялась разглядывать тех, кто брел по бетонке. Никаких людей в военной форме она не заметила. Сначала протащилась довольно плотная группа горланящих чеченок, потом проехала машина, следом появилось несколько женщин с клетчатыми сумками. Одна, задыхаясь, села на обочину, как раз возле того места, где пряталась Кристина. Женщина была явно русская, с простым славянским лицом, усталым, но добрым. Так она встретила Зою. Выслушав Кристю, женщина вытащила из сумки старые, но целые кроссовки, теплые шерстяные носки и полбуханки хлеба. Они пошли вместе в сторону границы.
- Не надо тебе к военным, - поучала Зоя, - раз отец погиб, а родственников нет, значит, сдадут тебя в детский дом. Держись за меня, вместе до Москвы доберемся.
Зоя собственноручно вписала в свой паспорт Кристину в графу "Дети".
- Скажем, что твое свидетельство о рождении потерялось, - объяснила она, - а мой паспорт цел, к тому же подтвержу, что ты - моя дочь, все и поверят.
Она оказалась права. Ни у кого женщина с девочкой не вызвали ненужных подозрений.
- Нам бы только до Москвы добраться, - твердила Зоя, - там Раиса поможет, родная кровь, сестра.
- Надо же, - тихо произнесла Тамара, - какая Зоя добрая женщина... была. Кристя улыбнулась:
- Она хорошая, только очень вспыльчивая, если чего не так сделаешь, запросто может по шее надавать, но потом быстро отходит и даже извиняется.
Я вздохнула. Наверное, у них с Раисой это было семейное, хорошо хоть Зоя не пила.
- Она меня спасла, - прошептала Кристина, - называла дочкой...
Голос девочки прервался, и она молча уставилась в окно.
У меня защемило сердце. Это сколько же должен пережить ребенок, чтобы разучиться плакать!
- И куда мне теперь? - пересилила себя Кристя.
- В детдом?
Томуся хлопнула ладонью по столу:
- Никаких приютов. Если Зоя звала тебя дочерью, то мы тебе тетки. Тетя Виола и тетя Тамара. Впрочем, можешь звать нас просто по именам, все-таки родственники.
Кристя заморгала:
- Вы не поняли. Я не настоящая дочь Зои. У нее, правда, когда-то была девочка, но умерла в пять лет, она рассказывала, что всегда мечтала о дочери, но бог ребеночка отнял, а я вроде как на замену.
- Тебе сколько лет? - спросила я.
- Двенадцать, нет, тринадцать, - поправилась Кристя.
- Ладно, - велела Томуся, - теперь следует решить разные формальности. Надо по-человечески проводить Зою, когда отдадут тело. Далее следует выправить Кристине хоть какие-нибудь документы, устроить ее в школу, прописать... Голова идет кругом. Значит, так, - резюмировала Томуся, - мы сейчас поедем на "Речной вокзал", в наш любимый магазин, и купим Кристе все самое необходимое.
Только не подумайте, что там расположен бутик Версаче. Нет, на улице Смольной открыт отличный магазин секонд-хэнд, торгующий практически новыми, но вышедшими у них, на Западе, из моды вещами. Там можно найти все, причем приличного качества. Ну какая нам, в конце концов, разница - узкие джинсы или широкие... Вот только обуви нет, за ботиночками приходится ездить на рынок "Динамо", что пробивает гигантскую брешь в бюджете.
Внезапно из гостиной раздалось покашливание.
- Ой, - пробормотала Томуся, - совсем забыла про Веру, с ней тоже проблемы...
Да, и немаленькие. Но Тамару не так легко сбить с толку.
- Хорошо, поступим так, - заявила подруга, - я занимаюсь Кристиной, а ты Верой, разделим заботы пополам. Сначала едем в секонд, а потом ко мне на службу.
Томочка работает в расположенной у нас во дворе школе воспитательницей группы продленного дня. Очень подходящее для нее занятие, ничего, кроме доброты к младшеклассникам, там не требуется. Служба начинается в три часа дня и заканчивается, как правило, около шести вечера, когда за детишками прибегают взмыленные мамы.
- Давай, Кристя, - поторопила Томуся, - едем за обновками.
Они мигом собрались и убежали.
Я в задумчивости села у телефона. С чего начать?
Пальцы сами быстро набрали номер телефона Гены Новикова. Он журналист, ведет в крупной газете криминальную хронику...
- Новиков, готов записать ваше сообщение, - пробубнил Генка.
- Генасик, ты хвастался, что имеешь кучу связей в МВД.
- Ага, - радостно подтвердил друг, - в Главное управление исполнения наказаний дверь ногой открываю. Выкладывай сразу проблему. Кого-нибудь осудили, и надо, чтобы попал в Крюковскую колонию, в Зеленоград?
- Нет, Геночка, слава богу, пока все на свободе. Можешь ты узнать по своим каналам, не объявлен ли по Москве розыск молодой психически больной женщины, потерявшей память. Она ушла вчера из дому в одной ночной рубашке и тапочках...
- Легко, - весело ответил Генка. - А тебе зачем?
- Надо.