Сволочь ненаглядная - Дарья Донцова 8 стр.


Одна беленькая, румяная, голубоглазая, словно недавно выпеченная булочка, пухлая и аппетитная. Другая - смуглая, черноволосая, с ярким ртом и глазами-маслинами, скорей ржаной сухарик, если продолжать кулинарные сравнения.

- Что надо? - окрысилась "булочка". - На секунду отошли.

- Обезболивающие только по распоряжению врача, - быстро добавила "сухарик".

- Нет, нет, - поспешила я их успокоить, - ничего не надо. Скажите только, в какой палате Звягинцева...

- Ты помнишь? - спросила беленькая. Черненькая пожала плечами.

- Сейчас докурим и посмотрим.

Процесс курения растянулся на полчаса, я маялась в коридоре, лихорадочно соображая, какой табак может куриться так долго. Гаванская сигара толщиной в ногу? Кальян? Наконец девчонки выпорхнули, и беленькая смилостивилась:

- Пошли.

Следующие минут десять она разглядывала какие-то списки и наконец произнесла:

- Звягинцева Анастасия Валентиновна, 1975 года рождения?

Я не знала отчества Насти, но все остальное совпадало.

- Да.

- Она умерла, - равнодушно обронила медсестра.

От изумления я чуть не упала.

- Как?

- Подробности у лечащего врача, - поскучнела девица.

- Что же случилось? - недоумевала я, - конечно, перелом шейки бедра дело неприятное, но ведь не смертельное...

- Ничего не знаю, - отрезала девчонка, - вот придет с конференции Роман Яковлевич и расскажет.

- Кто?

- Минаев Роман Яковлевич, ее лечащий врач, - пояснила собеседница.

- А когда...

- Все у Минаева.

- Когда она умерла?

- Позавчера.

- Господи, - подскочила я на месте, - почему же родственникам не сообщили?

- Вы чего, тетя? - вызверилась "булочка". - Очень даже сообщили. Нам трупы не нужны. Приезжали и свекровь, и муж, супруг даже в обморок упал.

Отказываясь что-либо понимать, я принялась мерить шагами коридор. Наконец вдали послышались голоса, и появилась группа людей в голубых, зеленых и белых костюмах.

- Роман Яковлевич, - позвала я. Молоденький парень в больших очках притормозил на бегу и спросил:

- Вы ко мне?

- Да.

- Слушаю.

- Я относительно Звягинцевой.

Крупные, оттопыренные уши очкарика вспыхнули огнем, и он пробормотал, опуская глаза:

- Пойдемте в ординаторскую В довольно большой комнате на письменном столе мирно лежали остатки завтрака. Несколько ломтиков колбасы, наломанный батон и пакетик "Липтон".

- Звягинцева скончалась, - со вздохом сообщил парень, опускаясь на стул.

Лицо доктора было совсем молодым, больше двадцати ни за что не дашь. Но раз работает в больнице, наверное, закончил институт.

- Мне уже сказали, - ответила я, - хотелось бы знать, отчего.

- Кто вы, собственно говоря, такая? - выпустил когти Минаев.

- Тетя Насти.

- Все объяснения даны мужу, - сухо пояснил врач, - у него и спрашивайте.

Я уставилась на "Гиппократа" в упор. Надо же, небось только начал практиковать, а уж освоил повадки стаи. Но откуда молодому нахалу знать, что моя лучшая и единственная подруга - хирург? Так вот Катюша не раз говорила:

- В больнице главное - не пускать дело на самотек. Уложили в палату и успокоились, дескать, врачи сами все необходимое сделают. Нет, не сделают; надо проявлять бдительность, не стесняться спрашивать названия лекарств, требовать консультаций профессора, следить, как выполняют назначения медсестры.

К сожалению, сейчас много недобросовестных работников. Если у больного скандальные родственники, побоятся связываться. Они с жалобами побегут, потом по комиссиям затаскают, еще в суд подадут...

Вздохнув поглубже, я процедила:

- Вот что, любезнейший, извольте дать исчерпывающий ответ на вопрос. Иначе, посмотрев на здешние порядки, я отправлюсь в Минздрав, а следом в суд. Пусть проведут служебное расследование, назначат комиссию да проверят, как вы, с позволения сказать, лечили мою несчастную племянницу, здоровую во всех смыслах, не считая сломанной ноги.

Уши врача превратились в факелы, и он забормотал:

- Ничьей вины тут нет, иногда случается подобное, в частности, у лежачих больных...

- Что это было?

- Тромбоэмболия легочной артерии.

- Что? - не удержалась я.

Но Минаев не знал о кончине Ирочки, поэтому решил, что слушательница просто не поняла мудреный термин, и пустился в объяснения:

- С каждым может приключиться, в особенности если варикоз наблюдается или свертываемость крови повышена. Правда, у молодых женщин это бывает реже, чаще после климакса. Сгусток крови оторвался и закупорил сосуд.

- И ничего нельзя было поделать? Минаев напрягся.

- В принципе можно - мгновенную операцию, дело решают минуты, но, как правило, такое удается, если казус произошел в присутствии доктора, ну, во время обхода или осмотра. А так человек просто перестает дышать, и соседи по палате думают, что он спит. Ваша племянница страдала тромбофлебитом, муж говорил, постоянно жаловалась на судороги в ногах... Печально, конечно, двадцать пять лет - не возраст для смерти, но, поверьте, никто не виноват, судьба!

- Ничего себе! - пришла я в полное негодование - Судьба! Да у вас просто отвратительные условия! В 213-й палате безумное количество больных!

Роман Яковлевич внимательно глянул на меня.

- Кто сказал, что Звягинцева лежала в 213-й палате?

- В справочной, - быстро нашлась я.

- Перепутали. Ее место было в 213-й "а", это платное отделение, и, поверьте, условия - лучше не найти. Для вашей племянницы сделали все.

- Так уж и все, - фыркнула я. - надо было в Склифе оставить или в ЦИТО перевести...

- Но Звягинцевой ведь требовалось психиатрическое наблюдение, а сделать подобное ни в Склифосовском, ни в НИИ травматологии нельзя, только у нас имеется специальное отделение, одно на всю Москву. Таких больных в психиатрическую клинику не кладут, там не умеют за травмой ухаживать!

- При чем тут психиатрия? - не поняла я. Минаев моментально захлопнул рот, потом процедил:

- Хороша же вы тетя. Разговор закончен!

- Но...

- Никаких "но", и вообще, предъявите паспорт!

Пришлось спешно отступать, бормоча под нос:

- Оставила дома.

Перед тем как покинуть больницу, я отловила медсестру и поинтересовалась:

- Где палата 213 "а"?

- В платном отделении, на пятом этаже. Да, там открылась иная картина. Ковровые дорожки, телевизоры, ласковый персонал, комнаты на одного, и никакого запаха мочи и щей... Но и медсестры, и нянечки, сверкая улыбками, категорически отказались рассказывать о Насте.

- Сведения о больных только у лечащего врача, - в голос твердили они.

Я медленно побрела от больницы к метро. Какие-то смутные, неприятные мысли копошились в голове. Кончина молодой и, в общем, достаточно здоровой женщины выглядела более чем странно. Я провела в палате возле Юли десять дней, приходила утром, уходила вечером и не помню, чтобы Настя жаловалась на судороги.

Назад Дальше