В квартире стояла тишина. Катя дежурила в больнице, Сережка задерживался, а Юлечка поехала к сокурснице готовиться к экзамену. Лишь несчастный Кирюшка маялся над уроками. Изредка он выбегал на кухню, делал бутерброд и ныл:
- Повезло же Маше Галкиной, у нее мама учительница математики, а тетя преподает русский, никаких проблем. А у нас в семье кругом бесполезные люди, врачи да журналисты! Вот и мучайся теперь с уравнениями...
Около десяти вечера он, устав, засобирался спать. Влез под одеяло, схватил книгу "Смерть на чердаке" и вдруг заорал:
- Лампуша! Катастрофа!
Испугавшись, что мальчишка поранился, я влетела в детскую. Кирюшка судорожно рылся на полках.
- Что случилось?
- Катастрофа, - убивался Кирка, - совсем забыл, русичка велела завтра принести на урок литературы "На дне" Горького...
- Ну и что?
- А я забыл сходить в библиотеку...
- Подумаешь, завтра возьмешь! Кирюшка уставился на меня круглыми глазами.
- Лампудель, ты не поняла, завтра на первом уроке книга должна лежать на парте. Иначе вломит два балла.
- Да уж, - вздохнула я, - не повезло. Впрочем, тебе наука.
- Ну забыл, забыл, - стонал Кирюшка, - скоро четверть заканчивается, а у меня по литре и так драма.
- Какая?
- Четыре тройки и две двойки.
- Да, в такой ситуации не рекомендуется игнорировать требования учителя.
- Ну придумай что-нибудь, Лампушечка! - взмолился Кирюша. - ты у нас умная, сообразительная, талантливая...
Я усмехнулась, ну, хитрец.
- Ладно, так и быть, загляну к соседям, может, у них есть.
На нашей лестничной клетке пять квартир. В двух живут молодые бездетные пары, зато в 47-й квартире есть школьники, и я позвонила в дверь. Высунулась растрепанная голова. Соседка Анна Сергеевна, довольно милая дама, всегда вежливо здоровается, гладит наших собак и никогда не торопится уехать в лифте, а ждет, пока вы подойдете к кабине. Впрочем, она иногда заглядывает вечером к нам померить давление, а когда ее сын, тринадцатилетний Антон, сломал руку, Катя поехала с парнишкой в травматологию. Словом, совесть меня не мучила, когда палец жал на звонок.
- Добрый вечер, Анна Сергеевна.
- Здравствуйте, Евлампия Андреевна, - пропела дама и уставилась на меня.
- Понимаете, тут у нас такое дело вышло, - забормотала я, - нет ли у вас случайно "На дне", просто позарез нужно!
Анна Сергеевна секунду помолчала, потом улыбнулась:
- Конечно, есть, заходите, сейчас дам, идите, идите прямо на кухню, холодильник там.
Не понимая, при чем тут холодильник, я вошла в небольшую кухоньку и села на табуретку. Анна Сергеевна открыла новехонький "Аристон", достала бутылку "Гжелки" и протянула мне:
- Вот.
Окончательно растерявшись, я проблеяла:
- Мне "На дне".
- А здесь как раз на дне и осталось, граммов пятьдесят, не больше, - мило улыбнулась соседка, - впрочем, если не хватит, могу дать непочатую, но вы вроде на дне просили...
С трудом сдерживая смех, я пояснила:
- Пьеса М. Горького "На дне", Кирюшке завтра в школу надо!
Анна Сергеевна всплеснула руками и захохотала, я следом за ней. Но, к счастью, у соседки дома была не только бутылка, но и хорошая библиотека. Получив вожделенный томик, я отнесла его Кирюшке и улеглась на диван перед телевизором, намереваясь приятно провести время. И тут затрезвонил телефон:
- Немедленно приезжайте, - велел Олег Яковлевич.
- Куда?
- Ко мне домой, - отрывисто сообщил мужик и бросил трубку.
Недоумевая, я взглянула на часы - без пятнадцати одиннадцать. Интересно, что у него случилось. И потом - зовет в квартиру, ведь договаривались, что я с его женой пока знакомиться не буду!
Писемский распахнул дверь сразу. Я шагнула в просторный холл. Сразу было видно, что человек не так давно получил богатство и теперь хочет его продемонстрировать. Или это убранство на Ксюшин вкус?
С потолка свисала чудовищная люстра - бронза с хрусталем. Нечто подобное находится в Колонном зале и вполне уместно там, в квартире же подобный светильник просто подавляет. На полу, прямо от дверей шел белый мохнатый ковер. Я с сомнением покосилась на свои сапоги.
- Где у вас тапочки?
Но хозяину, очевидно, было плевать на полы, потому что он буквально вытряхнул меня из куртки и велел:
- Идите в кабинет.
Уж не знаю, как он ухитрялся работать в подобной комнате! Все стены сплошь завешаны картинами, причем не было ни одного по-настоящему ценного полотна. Скорей всего их покупали для души, по принципу "мне это нравится". Штук пять отвратительных пейзажей, сильно смахивающих на увеличенные почтовые открытки, два натюрморта и тройка полотен с изображением щенков и котят. Здесь опять на полу лежал белый ковер, по стенам выстроились книжные шкафы с собраниями сочинений А. Дюма, В. Пикуля, Л. Толстого и Майн Рида. Очевидно, художественные вкусы Писемского оформились в коммунистические времена. На письменном столе, чудовищно огромном и вульгарно-дорогом, высился новехонький компьютер, и везде, куда ни взгляни, стояли безделушки - бронзовые зажигалки, всевозможные пепельницы, глобусы, писающие мальчики, фарфоровые балерины и позолоченные фигурки собак...
- Вот, - сунул мне Олег в руки листки.
Я развернула первый.
"Дорогой, верь, я полюбила тебя всей душой и не смогла сделать подлость. Не ищи меня, это бесполезно. Оформи развод и живи счастливо. Хочу предостеречь - будь осторожен с красивыми молодыми девушками, которые станут с тобой знакомиться, скорей всего ими будет руководить корысть. Прощай, очень люблю, Ксюша". Следующая бумага - заявление в суд о разводе.
- Что это? - удивилась я.
- Как видите, - пожал плечами Олег.
- Где вы это нашли?
Писемский нервно закурил и сообщил:
- В театре.
- Где?
- Мы пошли сегодня во МХАТ, - начал объяснять бензинщик, - там была премьера. Хороший спектакль, но очень тягостный.
В антракте они сходили в буфет, съели несколько бутербродов, выпили шампанское... Потом прозвенел звонок, и Ксюша внезапно сказала:
- Прихвати мою сумочку и иди в зал, я загляну в туалет.
Олег Яковлевич взял расшитый бисером мешочек и сел на место. Тут же потух свет и началось действие. Шли минуты, но жена не появлялась. Писемский подумал, что она опоздала к началу и тетки, стоящие на входе, не пустили супругу в зал во время действия. Мхатовские билетерши крайне ревностно относятся к своим обязанностям. Скорей всего, думал Олег, Ксюша сидит в буфете. Он даже хотел встать и уйти, но места у них были во втором ряду, в самом центре, пришлось бы на глазах у старательно изображающих трагедию артистов поднимать из кресел десять человек, и Олег Яковлевич постеснялся.
Лишь только упал занавес, Писемский вышел в холл, но Ксюши нигде не оказалось - ни в буфете, ни в фойе, ни у гардероба. Муж даже заглянул в дамскую комнату, но жена словно испарилась. Самое странное было то, что она ушла без верхней одежды. Красивая шубка из светлой норки преспокойненько осталась висеть на вешалке, да и номерок лежал в кармане у Олега Яковлевича.