Все это она сообщила инспектору Джону Ребусу, усевшись возле его изголовья в лечебнице. Кисти рук Ребуса были забинтованы по самые запястья. Налив ему тепловатой воды, она глядела, как, поднеся пластмассовый поильник к самому рту, он осторожно пил.
– Видишь? – укорил он ее. – Не пролил ни капельки.
Однако потом он испортил впечатление, уронив поильник, когда попытался поставить его на тумбочку. Поильник стукнулся об пол кромкой основания, но Шивон успела подхватить его.
– Ловко! – похвалил ее Ребус.
– Ничего не произошло. И вообще он был пустой.
После этого она занялась, как оба они понимали, болтовней ни о чем, обходя вопросы, которые ей мучительно хотелось задать, а вместо этого рассказывая ему о смертоубийстве в Саут‑Квинсферри.
Трое погибших, один раненый. Тихий приморский городок к северу от Эдинбурга. Частная школа мальчиков и девочек с пяти до восемнадцати лет. Шестьсот учащихся, из числа которых теперь выбыли двое. Третий труп принадлежал стрелявшему, который в заключение обратил свое оружие на себя. Ничего загадочного, как выразилась Шивон.
Непонятно было только одно: причина.
– Он был как ты, – продолжала она. – То есть вернулся из армии. Говорят, что все дело в этом: обида на общество.
Ребус заметил, что руки теперь она держала в карманах пиджака. Ему показалось, что они сжаты в кулаки, хоть сама она и не подозревает об этом.
– Газеты пишут, что у него свой бизнес, – сказал он.
– У него имелся катерок, на котором он возил любителей водных лыж.
– И он был обижен на общество?
Она пожала плечами. Ребус знал, что и она готова была отправиться куда угодно, лишь бы отвлечься от другого расследования, на этот раз внутреннего, – расследования, центром которого была она сама.
Она уперлась глазами в стену, куда‑то поверх его головы, словно там находилось нечто иное, помимо картины и вентиляционного отверстия.
– Ты не спросила меня, как я себя чувствую. Она перевела взгляд на него:
– Как ты себя чувствуешь?
– Начинаю ощущать охоту к перемене мест. Спасибо, что осведомилась.
– Но ты здесь только одну ночь.
– А кажется, что больше.
– А что говорят доктора?
– Никто еще ко мне не являлся. По крайней мере, сегодня. Но что бы они ни сказали, я отсюда удеру.
– И что потом?
– Ты о чем?
– К работе же ты вернуться не можешь. – Она перевела взгляд на его руки. – Ты не способен сейчас ни вести машину, ни напечатать рапорт. Трубку‑то телефонную поднять сможешь?
– Исхитрюсь как‑нибудь. – Он огляделся, на этот раз сам избегая встретиться с ней глазами. Вокруг были мужчины примерно его возраста, соперничающие с ним в землистой бледности. Было ясно, что шотландские гастрономические пристрастия дают тут свои плоды. Один из парней, кашляя, вымаливал сигаретку. Другой, казалось, с трудом дышал. Перекормленная, одышливая, страдающая гипертрофией печени мужская масса.
Ребус поднял руку, чтобы дотянуться до левой щеки и коснуться ее тыльной стороной кисти; он ощутил колкую небритость. Щетина, как он понимал, будет того же серебристого оттенка, что и стены палаты.
– Исхитрюсь как‑нибудь, – повторил он, опуская руку и искренне сожалея, что вздумал поднять ее. Пальцы, когда к ним вновь прихлынула кровь, зашлись искрами боли. – С тобой говорили?
– О чем?
– Брось, Шивон!
Она, не моргнув, выдержала его взгляд. Ее руки покинули свое убежище, когда она подалась вперед на стуле.
– Сегодня у меня очередная встреча.
– С кем?
– С боссом.
– Имелась в виду старший суперинтендант Джилл Темплер. Ребус кивнул, довольный, что пока не задействованы чины более высокие.
– И что ты ей скажешь? – осведомился он.
– Мне нечего ей сказать. К смерти Ферстоуна я не имею никакого отношения. – Она сделала паузу, дав еще одному невысказанному вопросу повиснуть между ними: А ты имеешь? Казалось, она ждет, что Ребус скажет ей что‑то, но он молчал. – Она станет расспрашивать о тебе, – вновь заговорила Шивон, – о том, как ты очутился здесь.
– Я ошпарился, – сказал Ребус. – Глупо, но так именно и было.
– Я знаю, что так ты объясняешь произошедшее.
– Нет, Шивон, не объясняю, а на самом деле так и было. Спроси у докторов, если мне не доверяешь. – Он опять огляделся. – Полагаю, что когда‑нибудь это все‑таки станет возможно.
– Небось все еще кружат вокруг лечебницы, ища, где бы припарковаться.
Шутка была натянутой, но, так или иначе, Ребус улыбнулся: Шивон давала ему понять, что не станет долее его мучить. В его улыбке сквозила благодарность.
– Кому поручено Саут‑Квинсферри? – спросил он, показывая, что тему он переменил.
– Кажется, инспектор Хоган там.
– Бобби – толковый парень. Если все можно выяснить быстро, он это сделает.
– Газетчики уже принялись за дело. Для связи с ними откомандировали Гранта Худа.
– Тем самым оголив наш отдел, – задумчиво проговорил Ребус. – Тем более мне надо поторопиться.
– Особенно если меня отстранят от работы.
– Не отстранят. Ведь ты же сама сказала, Шивон, что к Ферстоуну не имеешь ни малейшего отношения. Как мне это представляется, произошел несчастный случай. Ну а если всплывет нечто более серьезное, может быть, все само собой и утихнет, так сказать, умрет естественной смертью.
– Несчастный случай, – повторила она за ним.
Он медленно кивнул:
– Так что не беспокойся. Если только, конечно, ты и впрямь не пришила того подонка.
– Джон… – В голосе ее прозвучала настороженность. Ребус опять улыбнулся и постарался лукаво подмигнуть ей.
– Я просто шучу, – сказал он. – Я слишком хорошо знаю, черт возьми, кого Джилл не терпится привязать к делу Ферстоуна.
– Он сгорел во время пожара, Джон.
– То есть это я его убил? – Ребус поднял обе руки и повертел ими так и эдак. – Я ошпарился, Шивон. Ошпарился, и дело с концом. Просто ошпарился.
Она поднялась со стула.
– Ну будь по‑твоему, если ты так говоришь.
Она стояла перед ним, когда он опустил руки, сдерживая крик от внезапно нахлынувшей острой боли. К койке направлялась сестра, говорившая что‑то о перевязке.
– Я ухожу, – заверила ее Шивон и повернулась к Ребусу: – Ужасно думать, что ты мог сделать подобную глупость, а вдобавок подозревать, что это было ради меня.
Он лишь медленно покачал головой. Она повернулась и пошла к двери.
– Не теряй веры, Шивон, – бросил он ей вслед.
– Ваша дочка? – спросила сестра, занимая его разговором.
– Просто приятельница, коллега.
– Ваша работа как‑то связана с церковью?
Ребус поморщился, когда она стала снимать один из бинтов.
– Почему вы так подумали?
– Вы что‑то сказали о вере.
– В такой работе, как у меня, без веры не обойтись. Как, наверное, и в вашей, не правда ли?
– В моей? – Она улыбнулась, не отрывая взгляда от бинтов, – некрасивая деловитая коротышка.