– Ну и зачем вы здесь?
– Здесь – это где? – поинтересовался Ребус.
– Что значит – где? – Глаза женщины за стеклами очков стали хмурыми.
– Вы имеете в виду, – пояснил он, – в этой аудитории? На этих занятиях? Или на этой планете?
Женщина улыбнулась. Звали ее Андреа Томсон. Она не была врачом – и дала понять это при первой же встрече. Ни психиатром, ни терапевтом. «Анализ профессиональной пригодности» – так назывался ее предмет в расписании, выданном Ребусу.
– Вы считаете, инспектор, что вам необходимо именно это?
Он погрозил ей пальцем:
– Если будете меня так называть, я буду обращаться к вам «доктор».
– Но я‑то не доктор, – напомнила она. – Не психиатр, не терапевт, не медицинский работник в принципе – в общем, не врач, хотя меня почему‑то считают врачом.
– А кто же вы?
– Я занимаюсь вопросами профпригодности.
Ребус фыркнул:
– Тогда не забывайте пристегивать ремни безопасности.
Она посмотрела на него с изумлением.
– Мне что, предстоит езда по ухабистой дороге?
– Именно это вы и почувствуете, когда будете анализировать, как мой профессионализм, вы ведь так это назвали, вышел из‑под контроля.
Но это было вчера.
А сейчас она стремилась разобраться в его чувствах. Что он чувствует, работая детективом?
– Мне нравится эта работа.
– Какого рода удовольствие она вам доставляет?
– Какое только возможно.
Он по‑доброму улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
– А я думала…
– Я знаю, что вы думали.
Ребус обвел взглядом аудиторию. Это была обычная комнатка для занятий. Два стула из хромированного металла по сторонам письменного стола, фанерованного тиковым шпоном. Стулья обтянуты материей какого‑то неопределенно тусклого цвета. На столе ничего, кроме блокнота формата А4 в линейку и ее ручки. В углу большая набитая сумка. «Уж не там ли мое личное дело?» – подумал Ребус. На стене висели часы, а под ними календарь. Календарь прислала местная пожарная часть. Занавеской служил кусок тюля, закрывающий окно.
Это был не ее кабинет. Она бывала здесь лишь в тех случаях, когда возникала необходимость в ее услугах. Поэтому все тут и выглядело так.
– Мне нравится моя работа, – помолчав, продолжал он, сцепив пальцы. И почти сразу, испугавшись, что она может придать этому жесту какой‑то смысл – например, готовность отстаивать сказанное, – расцепил их.
Он просто не знал, куда деть руки, а поэтому, сжав кулаки, сунул руки в карманы пиджака. – Мне все нравится в моей службе, даже неразбериха, когда приходится заниматься писаниной, а в степлере вдруг не оказывается скрепок.
– Тогда почему у вас возник конфликт со старшим инспектором Темплер?
– Не знаю.
– Она считает, что причиной могла послужить профессиональная ревность.
Он громко расхохотался:
– Она так и сказала?
– А вы с этим не согласны?
– Конечно нет.
– Насколько мне известно, вы знакомы уже несколько лет?
– Даже больше, чем несколько.
– И она всегда была старше вас по чину?
– Если вы полагаете, что причина в этом, знайте, меня это никогда не волновало.
– Но вы совсем недавно стали ее подчиненным.
– И что?
– Вы довольно долго работаете в должности инспектора. И что, не думаете о продвижении? – Их взгляды встретились. – Может, «продвижение» не совсем подходящее слово. Вы что, не хотите, чтобы вас повысили в чине?
– Нет.
– Почему?
– Возможно, не хочу лишней ответственности. Она пристально посмотрела на него.
– Смахивает на заранее подготовленный ответ.
– Так оно и есть, это мой девиз.
– А вы… были бойскаутом?
– Нет, – ответил он.
Она помолчала, потом взяла ручку и принялась внимательно ее рассматривать. Это была обычная дешевая желтая ручка фирмы «Бикс».
– Послушайте, – прервал он затянувшуюся паузу. – Я ведь не ссорился с Джилл Темплер. Прекрасно, что ее назначили старшим инспектором. Но эта работа не для меня. Меня устраивает мое нынешнее место. – Он поднял глаза. – Я не имею в виду этот кабинет. Мне нравится разбираться в делах, раскрывать преступления. А причина, по которой меня отстранили… мне вообще не нравится, как проводилось это расследование.
– Должно быть, вам казалось так на начальном этапе?
Она сняла очки и потерла покрасневшую переносицу.
– Не только, я и потом не раз бывал недоволен, – признался он.
Она надела очки.
– Но кружку‑то вы первым швырнули?
– Я же не хотел в нее попасть.
– Ей пришлось увернуться. Полная кружка – это ведь не пустяк.
– А вы пробовали чай в полицейском участке? Она улыбнулась.
– Значит, у вас все в порядке?
– Да.
Он постарался сложить руки так, чтобы его поза излучала непоколебимую уверенность.
– Тогда зачем вы здесь?
Несколько минут спустя, пройдя по коридору, Ребус завернул в мужской туалет и, оплеснув лицо холодной водой, обтер его бумажным полотенцем. Глядя в висевшее над умывальником зеркало, он вытащил из кармана сигарету и, закурив, пустил струю дыма в потолок.
В одной из кабинок спустили воду; послышался лязг щеколды, дверь распахнулась, и появился Джаз Маккалоу.
– Так и знал, что это ты, – сказал он, открывая кран.
– Это почему?
– Долгий вздох, а потом щелчок зажигалки. Так всегда бывает после встречи с психиатром.
– Да она не психиатр.
– Я сужу по габаритам: от своей работы она осела книзу и раздалась вширь.
Маккалоу потянулся за полотенцем и, вытерев руки, бросил его в урну. Поправил галстук. Вообще‑то его звали Джеймс, но никто никогда не называл его настоящим именем. Для всех он был Джемеси, но чаще всего Джаз. Ему было хорошо за сорок, он был высокий и сухощавый, с густой черной шевелюрой, но на висках уже поблескивали редкие серебряные нити.