– Заходи, Гэвин, – пригласил Бэнкс. – Как там с полицейской поддержкой местных жителей? Есть трудности?
– Весь в делах. Сами знаете, как бывает на новой работе, сэр. Но вообще она для меня в самый раз. Мне нравится.
Рикерд поправил очки. Он по‑прежнему носил старомодную оправу от службы здравоохранения, скрепленную пластырем. Наверняка это тоже некая позиция в области моды, подумал Бэнкс: даже при грошовом констебльском заработке Рикерд может себе позволить новые очки. Впрочем, словосочетания «позиция в области моды» и «Гэвин Рикерд» вряд ли могли иметь отношение друг к другу на том или этом свете, так что, видимо, скорее это была «позиция в области антимоды». На нем был вельветовый пиджак цвета бутылочного стекла с кожаными заплатами на локтях и коричневые вельветовые брюки, уже мало пригодные для того, чтобы появляться в них в общественных местах. Галстук был завязан неуклюже, а воротник рубашки сбился на левую сторону. Из верхнего кармана пиджака торчал целый набор ручек и карандашей. Лицо у него было бледное и одутловатое, как у человека, который нечасто выходит на улицу. Бэнкс вспомнил, как Кев Темплтон всегда безжалостно потешался над Рикердом. Есть в нем что‑то жестокое, в этом Темплтоне.
– Скучаешь по службе на переднем крае, по всем этим схваткам с жестокими врагами общественного спокойствия? – поинтересовался Бэнкс.
– Да не очень, сэр. Мне вполне хорошо там, где я сейчас.
– Ну ладно.
Бэнкс никогда толком не умел общаться с Гэвином. Поговаривали, что тот – страстный любитель наблюдать за поездами, что он, бывало, долго выстаивал на краю холодных платформ в Дарлингтоне, Лидсе или Йорке в дождь и жару, обшаривая глазами горизонт в ожидании «Ройал Скотсмена», или «Малларда», или как там они сейчас называются. На самом деле никто его за этим занятием не заставал, но слухи упорно циркулировали. Кроме того, у него была степень бакалавра математики и он имел репутацию настоящего гения по части всевозможных головоломок и компьютерных игр. Бэнксу подумалось, что, возможно, в Иствейле Рикерд только зря теряет время: его давно следовало завербовать в МИ‑5, но в данный момент эта ошибка британской разведки была ему, Бэнксу, на руку.
Одно Бэнкс знал твердо: Гэвин Рикерд был горячим фанатом крикета, так что сначала он кратко обсудил с ним недавнюю победу Англии на турнире «Эшиз», после чего сообщил:
– У меня для тебя есть работенка, Гэвин.
– Но, сэр, я сейчас в местной полиции, а не в уголовном розыске или в отделе по особо важным преступлениям…
– Знаю, – отозвался Бэнкс. – Но название – не главное.
– Тут не только название, сэр, это серьезная работа.
– Уверен, что это так. Даже не обсуждается.
– Суперинтенданту это не понравится, сэр. – Рикерд явно занервничал, стал оглядываться через плечо на дверь.
– Тебя предупредили, чтобы ты держался отсюда подальше, да?
Рикерд снова поправил свои стеклышки.
– Ладно, – сказал Бэнкс. – Я понимаю. Не хочу, чтобы из‑за меня у тебя были неприятности. Можешь идти. У меня тут просто появилась одна головоломка, вот я и подумал, что тебе может быть интересно. То есть это мне кажется, что головоломка. Но чем бы она ни была, нам надо ее разгадать.
– Головоломка? – Рикерд облизнул губы. – Какая?
– Знаешь, я подумал, что тебе, может быть, удастся на нее взглянуть в свободное от работы время. Тогда наша суперша не станет жаловаться, верно?
– Не знаю, сэр.
– Одним глазком, а?
– Ну, может, я и смогу просто глянуть.
– Вот и молодчина.
– Вот и молодчина.
Бэнкс передал ему полученную из криминалистического отдела фотокопию страницы из экземпляра «Искупления», принадлежавшего Нику Барберу.
Рикерд скосил на нее глаза, повертел так и сяк, потом положил на стол.
– Интересно, – протянул он.
– Я тут подумал, что ты любишь математические загадки, всякие такие штуки, и кое‑что про них знаешь. Может, возьмешь с собой и развлечешься?
– Мне можно ее взять с собой?
– Конечно. Это всего‑навсего копия.
– Тогда ладно, – отозвался Рикерд, преисполняясь важности. Он осторожно сложил листок квадратиком и спрятал во внутренний карман вельветового пиджака.
– Сообщишь о достижениях? – спросил Бэнкс.
– Как только у меня что‑то появится. Но обещать не могу, имейте в виду. Вдруг это просто случайный набор цифр.
– Понимаю, – ответил Бэнкс. – Ты уж постарайся.
Рикерд вышел из кабинета, остановился в коридоре, поглядел по сторонам и кинулся в отдел работы с местным населением. Бэнкс посмотрел на часы и состроил гримасу. Пора было отправляться на вскрытие.
Чедвик надеялся удрать пораньше: у них с Джеффом Брумом были билеты на выездной матч «Лидс Юнайтед» с «Шеффилд Уэнсди». Однако около десяти позвонила женщина, сообщившая, что она живет в муниципальных домах в Рэйнвилле и, как ей кажется, узнала жертву. Она не хотела давать опрометчивых обещаний и заявила, что картинка в газете не больно‑то похожа, но она думает, что знает, кто это. Из уважения к жертве газеты опубликовали не реальную фотографию мертвой девушки, а рисунок художника, но у Чедвика имелся в портфеле и снимок.
Беседа была не из тех, которые он мог бы поручить какой‑нибудь мелкой сошке вроде необстрелянного Саймона Брэдли, не говоря уж о лохматом Кийте Эндерби, так что перед уходом он позвонил Джеффу Бруму, чтобы принести ему извинения. Джефф ответил, что в Бразертон‑хаусе можно без проблем сбыть с рук лишний билетик. Затем Чедвик спустился, сел в свой стареющий «воксхолл‑виктор» и отправился в Армли, район на западе Лидса; струйки дождя стекали по ветровому стеклу.
В Рэйнвилле были не лучшие из муниципальных домов, недавно выстроенных в Лидсе и окрестностях, и под дождем они выглядели еще непригляднее. Соорудили их всего несколько лет назад, они быстро обветшали, и все, кто мог себе это позволить, избегали в них поселяться. Чедвик с Джанет когда‑то жили неподалеку, в районе Астон‑стрит, пока четыре года назад, когда Чедвик дослужился до инспектора, они не сумели подкопить денег и купить «половинку» – одноквартирный дом, имеющий общую стену с соседним – рядом с Чёрч‑роуд, в Армли, под сенью собора Святого Варфоломея.
Звонившая, которая представилась как Кэрол Уилкинсон, жила в двухэтажной квартирке на Рэйнвилл‑уок. На лестнице воняло мочой, стены были изрисованы похабными граффити – этой мерзости становится все больше в подобных местах. По мнению Чедвика, это был просто еще один признак разложения, царящего среди современной молодежи: никакого уважения к собственности. Он постучал в выцветшую зеленую дверь. Молодая женщина, державшая на одной руке младенца, открыла ему, не снимая цепочки, и спросила:
– Вы и есть тот полицейский?
– Инспектор Чедвик. – Он показал удостоверение.
Она посмотрела на документ, смерила Чедвика взглядом и только после этого сняла цепочку.
– Входите. Уж извините за беспорядок.
Пришлось извинить. Она прошла в гостиную, заваленную игрушками, грязной одеждой и журналами, и опустила ребенка в деревянный манеж. Чадо (он не мог определить, девочка это или мальчик) какое‑то время стояло и пялилось на него, а затем стало трясти деревянные прутья и реветь.